24 октября 2018Кино
96

Джордан Шиле: «Как иностранец в Китае я привилегирован»

Режиссер дока «Шелк и пламя» рассказывает о нерушимости китайской нуклеарной семьи. Фильм покажут на фестивале «Бок о бок»

текст: Наталья Серебрякова
Detailed_picture© Juno Films Inc.

На ЛГБТ-кинофестивале «Бок о бок», который начнется 24 октября в Петербурге, покажут фильм «Шелк и пламя» Джордана Шиле, американца, долгое время живущего в Китае. Его документальная картина рассказывает о китайском гее, который должен скрывать от семьи собственную ориентацию. Фильм снимался во время китайского Нового года, когда герой знакомит семью по скайпу со своей предполагаемой (подставной) невестой. Наталья Серебрякова встретилась с режиссером во Владивостоке, где на «Меридианах Тихого» состоялась российская премьера фильма, и поговорила с ним об особенностях жизни и съемок в Китае, сложной семейной ситуации героя и Спайке Ли.

— Как и почему вы решили стать режиссером?

— Я смотрел много кино, каждый божий день. В профессии кинематографиста мне нравилось то, что не нужно ходить в офис, а можно встречаться со многими людьми по всему земному шару, можно путешествовать. В киношколе я понял, что мне нравится режиссура. Режиссер соединяет воедино кучу элементов и находит свое собственное видение. До этого я хотел быть оператором, потому что любил фотографировать. Это было многолетнее хобби, еще со школы. Мне всегда нравилось читать, я читал много, а потом стал и сам писать — сценарии, я думаю, поэтому я люблю писать.

— А в Китае вы как оказались?

— Я рос в Бруклине, среди моих одноклассников было много китайцев, да и русских тоже хватало. Кроме того, мой отец, которого я практически не знал (мои родители развелись, когда мне было три года), всегда был одержим Китаем. В университете я решил изучать китайский и русский языки. Потом уехал в маленький город в Китае и жил там все лето. Так я хотел стать ближе к своему отцу, понять его. Я настолько был поражен местным гостеприимством, что решил остаться. Можно сказать, что в Китае я повзрослел.

— Существует такой феномен «big in Japan» —типа иностранцу в Японии (и в Азии вообще) легко добиться всего. Можете ли вы сказать, что этот феномен помог вам?

— Я думаю, да, такой феномен в Китае существует. Не знаю, насколько он применим ко мне. Я достаточно давно уже живу в Китае, и как иностранец я в некоторой мере привилегирован. Но я не думаю, что это какие-то значимые привилегии. Что меня привлекает в Китае? Самое первое лето в Китае я просто был высоким белокожим иностранцем с большим размером ноги, который ничего не понимал. Но потом постепенно меня начали приглашать в семьи, я начал узнавать культуру и полюбил эту страну.

© Juno Films Inc.

— А как китайцы обычно ведут себя с иностранцами?

— Обычно китайцы начинают приводить всех своих бабушек и дедушек, чтобы показать им иностранца, и задают огромное количество вопросов — о том, какова жизнь в Америке, почему у нас президент Трамп, нравится ли мне острая еда, нравится ли мне Майкл Джордан.

— Как вы познакомились с вашим героем, Яо? Трудно ли было убедить его сниматься?

— Я встретил Яо, когда был занят другим проектом — снимал фильм про танцовщика и хореографа из Пекина. Довольно быстро выяснилось, что мы говорим с Яо как будто на одном языке, учитывая наши культурные бэкграунды. Он — отличный рассказчик и поведал мне сложную историю своей семьи. В его деревне живет несколько сотен человек, и все они не очень искушены в плане съемок и телевидения, но к присутствию камеры относились спокойно. К тому же я вначале пожил в деревне с этими людьми, много фотографировал, мы привыкали друг к другу. А когда заработала камера — они уже не боялись. Они вообще к ней относились без пиетета: могли выключить свет, который нам нужен для съемок, и делать свои дела. Или, например, они моют пол, камера им мешает, они просто камеру отодвигают и моют дальше.

— У каждого из семьи Яо есть какой-то недуг, но вы очень осторожно это показываете. Как вам удалось найти нужную интонацию?

— Я был впечатлен жизнелюбием этой семьи. Несмотря на все болезни, они не жалуются и не отдыхают. Все время работают, помогая друг другу. Это важно было показать. Это помогает нам понять, почему Яо с таким упорством хочет быть таким, какой он есть. Мы живем вместе с его борьбой, но можем также наблюдать ежедневную борьбу его родителей.

© Juno Films Inc.

— Получается, изъян Яо в том, что он — гей?

— Конечно, нет! Его изъян — это неспособность общаться. Она связывает трех персонажей фильма. Папа просто перестает говорить, потому что ему надоело жить. Мама при этом, несмотря на то что она немая, произносит какие-то звуки, кричит. А сыну очень сложно выразить себя, потому что китайское общество не приемлет открытого проявления гомосексуальной ориентации. Но эта борьба делает их сильнее.

— Семья в Китае как традиционный институт разрушается, медленно и малозаметно?

— Поскольку меня воспитала мать-одиночка и я достаточно большую часть жизни посвятил тому, чтобы найти отца и узнать его, я думаю, что хорошо понимаю чувства Яо, который всю жизнь пытался найти понимание у своего отца. И поскольку Яо был рожден вторым во времена политики «Одна семья — один ребенок», его отцу пришлось заплатить огромный штраф; всю жизнь отец его ненавидел, и можно сказать, что внешние силы сопутствовали разрушению семьи. Но, несмотря на все, эта семья становится только крепче. И у Яо благодаря всем проблемам появляется сила, потому что у него есть цель в жизни. Очень многие, особенно молодые люди, живут без цели, не понимая, для чего они живут. А у Яо есть цель — содержать семью.

Хотя отец всю свою жизнь проявлял ненависть к сыну, он изобрел язык жестов, на котором все общались с матерью. Это показывает, что отец глубоко внутри способен по-настоящему любить.

В Китае семья является ядром общества, и несмотря на то, что семья Яо подвержена разрушительным силам, она дает ему силы жить дальше. И что меня восхищает в Китае — это выносливость китайцев перед всеми трудностями.

— Почему вы решили снимать во время китайского Нового года?

— Вообще мы снимали в разные времена года, но уже на монтаже решили, что сосредоточимся на праздновании китайского Нового года. Но в фильме периодически появляются кадры из других сезонов. Дело в том, что Новый год — самый важный праздник для всех семей в Китае, все съезжаются праздновать его к себе домой.

© Juno Films Inc.

— Жизнь Яо как-то изменилась после этого фильма?

— В этом году он снова ездил на китайский Новый год домой и рассказал, что все прошло точно так же. Когда он посмотрел последнюю версию этого фильма, он сказал: «Надо же! В моей жизни ничего не изменилось». А девушка, которая обещала приехать с ним в роли невесты, все же не приехала. Не смогла решиться на этот шаг. А он по-прежнему сам живет в Пекине.

— Видел ли этот фильм кто-нибудь из жителей деревни?

— Фильм не был выпущен в широкий прокат, но для некоторого круга зрителей он демонстрировался. И очень многие зрители находили что-то свое в этом фильме, даже если они не были геями. Все ездят на Новый год домой, у всех есть проблемы с родителями.

— Как вы нашли свой режиссерский метод? И в чем он?

— Есть три фильма, которые я постоянно смотрю и о которых думаю. Это не значит, что я их пытаюсь скопировать. Но тем не менее. Это «Женщина в песках» Хироси Тэсигахары, «Иваново детство» Андрея Тарковского, «Город скорби» Хоу Сяосяня.

Раньше я работал оператором на игровых фильмах, и там мы всегда составляли сценарный план, список оборудования, список света, список сцен. Здесь, в документальном кино, все совсем не так. Я не мог составить список сцен, тем не менее у меня было определенное понимание того, как все должно идти. Я знал эту деревню, знал эту семью. Перед съемками я всегда мог примерно предположить, что получится.

И еще хочу рассказать такую историю. Я ходил в Нью-Йоркскую академию киноискусства, и художественным руководителем у нас был Спайк Ли. И в первый же день учебы, когда у нас еще не начались занятия, Спайк Ли сказал нам: «Для тех, кто поступил в киношколу, это огромная бесполезная трата денег и времени. Если бы я был вашего возраста, я бы взял мобильный телефон и пошел снимать кино». Но тем не менее я все равно поступил в киношколу, и оно того стоило. Это позволило мне снять мой первый полнометражный фильм, и наша съемочная группа насчитывала 70 человек. Съемки заняли несколько лет, и я мог все контролировать. Когда я придумал этот фильм, я пошел к продюсерам, стал рассказывать им историю, они начали говорить, как это может быть сложно. И когда я на это пожаловался своей маме, она сказала: «Ты что, забыл, что сказал Спайк Ли?! Иди и снимай». И я так и поступил.


Понравился материал? Помоги сайту!

Ссылки по теме
Сегодня на сайте
Space is the place, space is the placeВ разлуке
Space is the place, space is the place 

Три дневника почти за три военных года. Все три автора несколько раз пересекали за это время границу РФ, погружаясь и снова выныривая в принципиально разных внутренних и внешних пространствах

14 октября 20247236
Разговор с невозвращенцем В разлуке
Разговор с невозвращенцем  

Мария Карпенко поговорила с экономическим журналистом Денисом Касянчуком, человеком, для которого возвращение в Россию из эмиграции больше не обсуждается

20 августа 202413888
Алексей Титков: «Не скатываться в партийный “критмыш”»В разлуке
Алексей Титков: «Не скатываться в партийный “критмыш”» 

Как возник конфликт между «уехавшими» и «оставшимися», на какой основе он стоит и как работают «бурлящие ритуалы» соцсетей. Разговор Дмитрия Безуглова с социологом, приглашенным исследователем Манчестерского университета Алексеем Титковым

6 июля 202418434
Антон Долин — Александр Родионов: разговор поверх границыВ разлуке
Антон Долин — Александр Родионов: разговор поверх границы 

Проект Кольты «В разлуке» проводит эксперимент и предлагает публично поговорить друг с другом «уехавшим» и «оставшимся». Первый диалог — кинокритика Антона Долина и сценариста, руководителя «Театра.doc» Александра Родионова

7 июня 202423621
Письмо человеку ИксВ разлуке
Письмо человеку Икс 

Иван Давыдов пишет письмо другу в эмиграции, с которым ждет встречи, хотя на нее не надеется. Начало нового проекта Кольты «В разлуке»

21 мая 202425223