Строгие юноши

30 июня в Летнем кинотеатре музея современного искусства «Гараж» состоится российская премьера фильма Жан-Поля Сивейрака «Мои провинциалы». Фильма о том, что в Париже хайпбистам не место.

Трое молодых людей завороженно сидят перед экраном ноутбука. На экране — сцена из «Заставы Ильича», та самая, в которой главной герой просыпается утром в постели у случайной знакомой, возможно, первый one-night stand в советском кино. «Вот это настоящее», — говорит один из молодых людей, ранее проявивший себя жестоким и бескомпромиссным в своих суждениях. Помимо Хуциева упоминаются Борис Барнет и Тарковский, компания молодежи спорит о Толоконниковой, главный герой ведет девушку на «Цвет граната», а преподаватель ставит записи Баха в исполнении Марии Юдиной. Однако учатся и работают все эти люди не во ВГИКе, а в Университете Париж-8.

Фильм Хуциева действительно послужил для Жан-Поля Сивейрака толчком к созданию «Моих провинциалов»: он сам преподает в киношколе Femis, и на фильм его навел русский студент. Сивейраку захотелось снять кино о дружбе троих молодых людей в специфическом окружении — не о синефилии как таковой, а о студентах киношколы. Трое героев разговаривают в жизни манифестами из «Кайе дю синема», и фильм представляет собой инсценировку синефильских дебатов. Впервые Сивейрак опробовал этот жанр разговоров о кино в коротком метре «Час с Алисой», сделанном для проекта Blow Up канала Arte: только что познакомившиеся друг с другом юноша с философского и девушка-синефилка, собирающаяся на «Любовные похождения блондинки», обсуждают Формана и собственные киновкусы. Он скептически относится к классике, она пытается его переубедить.

© Moby Dick Films

Молодые люди из «Моих провинциалов» до сих пор верят в то, что тревеллинг — вопрос морали. Что искусство должно вносить в мир смысл и что его политическая функция — менять восприятие. Они воюют даже не против коммерческого кино, а против всеядности культурных мод — лекций о величии итальянского giallo, коллоквиумов о комиксах, любви к трэшу и «фильмам категории Z», как их называют во Франции. Они меряют все Фордом, Брессоном и Виго, и тогда переоцененными оказываются даже Финчер и Верхувен. Только классика, только хардкор. «Невероятно, как это просто!» — восхищенно заявляет один из них о фильме Хуциева, достоинством которого может считаться все что угодно, кроме простоты. Нелегко приходится французской культурной молодежи, вынужденной получать свое собственное наследство — «новую волну» — через посредничество играющего в нее советского оттепельного фильма. Но таковы законы культурного наследования, в котором приходится идти в обход через чужие, почти экзотические культуры.

Заводила в компании — Матиас Валанс (Корантен Фила), самый непримиримый, но харизматичный. В киношколе он — легенда и объект ненависти многих. Второй — Этьен Тино (Андраник Мане), красивый, мягкий и меланхоличный. Третий — Жан-Ноэль Бомон (Гонзаг Ван Бервессель), общительный, подвижный, ироничный. Матиас не стесняется в выражениях и готов даже другу высказать в глаза, что думает о его фильме. Он точно знает, как надо. Жан-Ноэль — из тех, кто на подхвате, готов работать для других, даже оставаясь в тени. И к тому же гей, что на самом деле решает многие экзистенциальные проблемы. Хуже всех приходится Этьену. Типичный студент киношколы, приехавший из провинции и не уверенный в том, что у него хватит таланта и мотивации оправдать небольшие, но все-таки жертвы — в Лионе остались простые, но милые и любящие родители, девушка, отношения с которой рано или поздно оборвутся. В нем нет упертости и самоуверенности Матиаса. Он просто слушает и смотрит, хотя чаще оказывается не субъектом, а объектом взгляда. Женщины, попадающиеся на его пути, быстрее Этьена. Его подхватывают, он ведется. Его выбирают. Когда он пытается выбрать сам, терпит неудачу.

© Moby Dick Films

Название фильма «Mes Provinciales» отсылает к «Письмам к провинциалу» Паскаля с их темой соответствия между словом и делом (Этьен, изучавший философию, — поклонник этого произведения). И одновременно оно могло бы переводиться как «Мои провинциалки»: все девушки, с которыми сталкивается Этьен, как и его друзья, приехали из провинции. (Тут вспоминается стихотворение Рембо «Mes Petites Amoureuses», послужившее названием фильма Эсташа.) Сначала это соседка по квартире, совершенно рубенсовская Валентина (Дженна Тиам), изучающая современное искусство: с ней он ведет разговоры в духе «Моей ночи у Мод» Ромера. Случайная знакомая по киношколе, ненавистница Матиаса. Аннабель (Софи Вербек), политическая активистка, занявшая место отбывшей в Берлин Валентины. Аннабель еще даже более ригористична и бескомпромиссна, чем Этьен и его друзья. Она бросила учебу, принципиально не работает, с утра до ночи занимается беженцами и бездомными. Искусство она презирает — в силу его бесполезности. Но тут Матиасу есть чем ей ответить. Он хорошо заучил матчасть от Годара до Рансьера: фильмы действуют в реальной жизни, достойная жизнь проходит через восприятие, нельзя снимать политический фильм и делать это так же, как снимают рекламу Total, в этом случае вы ничем не будете отличаться от гендиректора Total. Этьен же просто влюбляется в Аннабель, фамилия которой Ли — как в стихотворении Эдгара По. Помимо всевозможного киношного неймдроппинга в кадре все время появляются обложки книг. Этьен покупает те самые «Письма к провинциалу». Матиас дарит ему книгу текстов Пазолини и «Письма о критике» Флобера, уверяя, что именно через них можно научиться снимать кино. Все цитируют Новалиса и Нерваля — молодых романтиков, взыскующих абсолюта. Фильм делится на четыре главки, названия которых взяты из Нерваля.

Любовная неудача, неуловимый Матиас, ссора с наконец-то взбунтовавшимся Жан-Ноэлем — Этьен все глубже погружается в депрессию. В «Заставе Ильича» перед главным героем стоял вопрос «Зачем жить?» (и призрак отца, явившийся в знаменитой сцене, снимал этот вопрос простым императивом — надо жить, потому что поколение отцов погибло). В «Моих провинциалах» все прозаичнее. Зачем жить в Париже, а не оставаться в Лионе, Бордо или Клермоне? Этот вопрос не стоит перед Жан-Ноэлем в силу его сексуальной идентичности. Не стоит перед Матиасом — тот решает вопрос о том, жить или не жить вообще. А Этьен чувствует себя никчемным, не обязательным. Профессор (Николя Бушо) говорит ему о том, что все обустроится, что он будет снимать прекрасные фильмы, привыкнет жить в Париже, так что будет казаться, что он всегда тут жил. Но после язвительный сын профессора объясняет Этьену, что тот, как истинный левак старого образца, ведет политику «позитивной дискриминации» — всегда берется опекать самого слабого студента, слабого в силу его «пролетарского» социального происхождения.

© Moby Dick Films

Фильм о людях, снимающих фильмы и, главное, строго судящих о кино, так или иначе попадает в ловушку, поставленную самому себе. «А понравился бы ваш фильм Матиасу?» — спросили у режиссера на одном из показов. Ответ неочевиден. Черно-белое кино — клише для арт-кино (которое к тому же ведет к неизбежному сравнению с Гаррелем), но Сивейрак считает, что это позволяет убрать излишнюю документальность и подчеркнуть аспект вымысла, фикции. Музыка Баха, под которую здесь почти что любовью занимаются, присутствует во всех его фильмах и смикширована так, чтобы было не всегда понятно, звучит она в кадре или за кадром. Очевидно, что какое-то табу на классику вроде Баха на саундтреке сегодня уже снято. Стереотипные разговоры, как будто готовыми блоками взятые из статей о кино или о политике, идут в своеобразный пандан к речи в «Заставе Ильича», где, на самом деле, нет попыток дать свободную речь персонажей, которые никогда не говорят от себя, а прячутся за шуточками, лозунгами, готовыми идеологическими ответами на глупые вопросы окружающих. Наверное, персонаж Матиас Валанс мог бы упрекнуть автора Жан-Поля Сивейрака в литературности, как он упрекает Этьена. Но дело не в том, что слова не сходятся с делами, а в том, что слова существуют как бы отдельно от тел, с зазором. Люди, может быть, так и не говорят, но зато они так двигаются, смотрят или отводят взгляд, курят, морщат лоб, и с этим в фильме Сивейрака все хорошо. Самая главная его находка — Андраник Мане в роли Этьена, несмотря на другой темперамент, удивительным образом напоминающий порой Александра Абдулова. В эпилоге Этьен выбирается из собственной скорлупы и раскрывается миру — всем тем людям, которые говорят вокруг него в кафе (не о кино), — и Парижу. Финальный кадр — камера движется к распахнутому окну, выходящему на парижские крыши, одновременно и напоминая о судьбе Матиаса, и создавая ощущение полноты и приятия.

Понравился материал? Помоги сайту!