«Я послушал Монеточку — и я в шоке»

Вчера на «Кинотавре» показали «Кислоту» — игровой дебют актера «Гоголь-центра» Александра Горчилина, за плечами которого — две документальные работы. «Кислота» — взгляд на поколение изнутри, небольшой экскурс в неорейв-культуру, быстро разрастающийся до «манифеста двадцатилетних», как это сформулировано в синопсисе. Саша (Филипп Авдеев), наблюдательный, но пассивный мальчик из квартиры на Тверской, и Петя (Александр Кузнецов), сын окраин, более склонный к молчаливому действию, не спасли друга от бэд-трипа — тот выбросился из окна. Это событие приводит к череде разнонаправленных поступков, запускает экзистенциальные путешествия обоих парней — они заново смотрят на своих родителей, подруг, незнакомцев и самих себя, протестуют против взрослого мира как умеют, и снят этот протест с немалой долей иронии.

Символично, что «Кинотавр» открылся музыкальной фантазией Кирилла Серебренникова о Ленинградском рок-клубе восьмидесятых («Лето»). Там Горчилин сыграл нежного, как ребенок, панка Свинью. Между «Летом» и «Кислотой» — пропасть в три десятилетия и кардинальная перестройка ментальности, однако оба фильма посвящены попыткам бунта и поиску свободы. В первом случае это наивная легкость, братство и смутное ощущение грядущих перемен. Во втором — томительная закрытость, невозможность что-то изменить и тяга хоть к какому-нибудь поступку (например, герой Филиппа Авдеева просто так делает обрезание). Ольга Касьянова поговорила с Горчилиным об этих разных молодостях.

— Как проходили съемки «Лета»? Вы все кайфовали в процессе так же, как это выглядит на экране?

— О да. Вообще любые съемки с Кириллом Семеновичем — это прекрасный пионерский лагерь. Не то что работа над спектаклем, где ритм все равно задает Москва. А тут мы все выезжаем, все время вместе находимся — и Кирилл Семенович расцветает как цветочек. На «Ученике» тоже всем было здорово, дело тут не в материале. Но да, в «Лете» еще и музыкальные номера, и это время… мы с огромным удовольствием все это проделывали.

— Филипп Авдеев так и сказал о начале подготовительного периода: «Мы поняли, что наше “Лето” началось». Это даже завидно слушать — настолько счастливее кажутся то время и созданная Серебренниковым атмосфера, чем то, что мы теперь имеем.

— Это очень нужный именно сейчас фильм. Мечта о свободе. Как у каждого большого художника, у Кирилла Семеновича всегда получается заранее предугадать, что скоро станет важным. Когда задумывался «Ученик» или «Кому на Руси жить хорошо», все совсем по-другому было в плане клерикальности и прочего — но к выходу эти вещи обретали остроту и актуальность.

— Ты говорил, что люди эпохи «Кино» были настоящие бунтари, а сейчас — так, балаболы. По твоему фильму это отношение, кстати, чувствуется. Почему?

— Потому что они принесли что-то новое, а мы, к сожалению, нет. У них была наивность, они в тетрадочках переводили песни, делали что-то при дефиците информации. А мы отягощены знаниями, у нас айфоны есть! Гораздо больше возможностей, и спрос поэтому больше. Поэтому постоянно спасаемся иронией. И сказать что-то новое нам не удалось. Я какое-то время думал, что Гнойный будет тем человеком, который сможет, следил за ним — но нет. У меня есть подозрение, что следующее поколение сможет. Те, кому 15 и меньше сейчас. Начал смотреть YouTube, погружаться в этот ад — они там такое выкидывают. Мы очень рефлексирующие, травмированные какие-то, а они рефлексировать не любят. Они жесткие. Авторитеты они е**ли.

— Мы — невротики, а они — психотики.

— Точно! В любом случае молодость обязана бунтовать. Это время, когда человек уже осознает, как плохо все устроено, ох**вает от этого и может всем об этом честно сообщить. Еще не оброс связями с миром, и терять ему пока нечего. А потом уже он обрастает корочкой. Вот Охлобыстин какой был в свое время — и какой он теперь. И наверняка сейчас думает, что мы со своим бунтом — дебилы просто. Это нормально.

— Как ты вообще пришел к этой теме и с чего начался фильм?

— Я сидел себе дома, мне позвонила продюсер Сабина Еремеева и спросила: «Хочешь снять кино?» Любое, просто кино. До минкультовского питчинга оставалось мало времени, и нужно было что-то придумать. Я согласился, сел с ней за стол, рассказал, что меня волнует, и мы поняли друг друга. Рассказывал разные истории — у меня тоже знакомые в окно выходили, — а Валерий Печейкин переложил их в сценарий, сделал нарративными, а то был бы просто набор эпизодов. Мы много переписывали, а в итоге вернулись к первым драфтам.

— То есть тема пришла из твоего личного опыта?

— Ну, скорее, из личных наблюдений. Я решил в какой-то момент перестать по театрам ходить и погрузиться в другой мир: «Газгольдер», рейвы, вещества. Мне нравились люди там, но потом я понял, что их дружелюбность — ненастоящая. На самом деле они мало что собой представляют и все очень закрытые. Сейчас, после фильма, я еще раз все передумал и стал относиться и к ним, и к теме взаимоотношений с родителями спокойнее. Тогда мне было искренне интересно, а теперь — настолько же искренне неинтересно.

— А почему девушки у тебя такие картонные по сравнению с парнями? Саша и Петя при всей закрытости ищут чего-то всю дорогу, стараются самовыразиться. А девочки интересуются только сексом, отношениями и браком.

— Они действительно немного функциональны, через них герой себя проявляет. Они — как сирены на пути Одиссея. Но это не значит, что они схематичные и ненастоящие. У меня самого была такая девушка. Почему Викуля такая? Потому что ей дома долбят мозг: давай замуж иди. Я верю, что мыслят мужчины и женщины одинаково, но пути у нас все же разные. Особенно у нас в стране.

— Мне нравится, как причудливо работают мотивации у твоих героев. Например, Саше плохо без отца, и он специально спит с несовершеннолетней, чтобы пришел ее отчим, хоть какой-то мужик, и отдубасил.

— Именно! У закрытых людей не хватает сил впрямую решать свои проблемы, и это вызывает странные последствия. Вот, например, мне сейчас скажут на пресс-конференции, что кино мое — говно, и я не найду, что ответить, а вместо этого пойду и брошу свою девушку, которая спит себе спокойно в номере. Такая вот драматургия.

— В общем, наше поколение — это закрытые люди, которые пришли на все готовое, не смогли сказать что-то новое и боятся серьезно относиться к себе. Ты и сам к себе не очень серьезно относишься, кажется. Когда ты в Омске показывал свой первый док, то говорил, что ты — просто мальчик из Текстильщиков, который вообще непонятно как тут оказался. Чистое лукавство.

— Ну, я теперь не из Текстильщиков, живу в трех минутах от Кремля, правда, в таких условиях, что лучше бы в Текстильщиках. И в «Кислоте» уже нет такого стеба откровенного, как в «Кому на Руси жить хорошо». Но да, у нас есть эта проблема с серьезностью. Боимся что-то показать или кого-то полюбить — потому что больно будет, когда наплюют.

— После всей истории с Серебренниковым ты бы согласился вновь взять деньги у Минкульта?

— Хотелось бы быть независимым, но я пока не Федорченко. А так-то не надо забывать, что эти деньги — не государства, а мои и твои. Брать их совершенно нормально, хотя нам все время пытаются доказать, что ничего нам не принадлежит.

— Вам пришлось, наверное, резко повзрослеть без мастера? Есть ощущение, что вы все теперь «за него» продолжаете и что вы — его продолжение.

— Не знаю, выглядит так или нет, отличаемся ли мы от других чем-то, — нам ничего не видно, потому что свое говно не пахнет. Но вынужден признать, что без присутствия Серебренникова, просто возможности видеть его или знать, что он рядом, в театре, — фитилек затухает. Спектакли все меньше заводят. Мы их работаем, стараемся, но тяжело. Не знаю, что дальше будет. Наверное, действительно мы сейчас лишились фигуры отца и пытаемся взрослеть. Сами что-то делать, играть, снимать, ставить. Вот Саша Кузнецов ставит «Одиссею», например.

— А ты планируешь продолжать делать кино?

— Не знаю, я не планирую быть режиссером — так-то снимать я умею, скилы у меня необходимые уже есть. Но я планирую понять, про что я. Про что Саша Горчилин. Это моя цель и мой интерес. Я знаю, кто я как актер. А в остальном пока непонятно. Вот Константинопольский — он режиссер, и про что он — ясно. Про что Серебренников — ясно. Мне нужно выяснить, про что я. Вообще Кирилл Семенович перед началом всей истории с «Кислотой», когда мне было страшно, сказал: «Ты сыграй в режиссера». И это меня очень успокоило, я брал что-то от него, от Германики — от того, что видел и имел в своем бэкграунде, и стал из этого что-то строить. И что со временем из этого выйдет — посмотрим. Сейчас мне вот предлагают снимать клип Монеточки.

— Соглашайся.

— Так еще, может, и не возьмут. Но я ее послушал — и я в шоке. Вот это и есть новые люди.

Понравился материал? Помоги сайту!