«Нормальный человеческий хвост»

— Как вообще возникла идея хвоста?

— Идея возникла спонтанно. Мы с продюсерами сидели и обсуждали время, в котором живем. Спорили, ругались: что с нами происходит, как это показать в кино, через что тут можно пойти. И в какой-то момент кто-то сказал: «А что будет, если сегодня на улицу выйдет человек с хвостом?» Я считал, что этот хвост не будет привлекать внимание: ну хвост и хвост. А они спорили, что все сразу станут писать письма в Генпрокуратуру и прочее. Мы на этом как-то поссорились, но идея хвоста в меня запала — как анекдот. Мне казалось, что это очень смешно: у женщины вырастает хвост, забавно. Но когда стало ясно, что эту женщину должна играть Наталья Павленкова, тогда внутри все сразу взорвалось, и я понял, что это не анекдот, а кино. Сценарий я писал именно под нее; если помните, в «Классе коррекции» она делает значительную часть картины и работает на финал, он складывается именно благодаря ей. Так что после «Класса коррекции» мне очень хотелось с ней поработать еще и взять в какой-нибудь материал уже на главную роль.

— Вы писали «Зоологию» как драму или все-таки как комедию?

— Изначально я не закладывал туда никакого жанра. Я предполагал, что эта история может печально закончиться, и не думал, что это может быть комедией. Но и не прописывал ее как тяжелую драму. Все трансформировалось из легкого замысла в тяжелую нарастающую историю, поэтому какие-то гэги остались до конца съемок. Сейчас они меня раздражают, потому что я к фильму стал относиться серьезно. Когда я сам его смотрю, он влияет на меня достаточно резко, и те анекдоты, которые там возникают, мне как зрителю не нужны, конечно. Но в момент написания сценария мне хотелось не упустить этот момент забавной ситуации: если на улице где-нибудь у женщины выпадет хвост, как будут реагировать люди? В этом смысле кино, конечно, изначально делалось как мультижанровое.

— У хвоста было какое-то метафорическое измерение?

— Применительно к России хвост, безусловно, несет метафору, к финалу, мне кажется, это очень четко видно. Но в какой-то момент я подумал, что вся эта история могла произойти где угодно. Место действия достаточно условно, оно прижато к краю, к какой-то бездне. Эта бедная героиня, Наташа Медведева, постоянно упирается в море и в силу того, что ей некуда дальше бежать, вынуждена развернуться и идти решать свои проблемы. Медленно, потихоньку приступать к решению вопроса — а что с этим хвостом вообще делать? Но в какой-то момент она привыкает к тому, что у нее есть этот хвост. Начинает чувствовать его как свой орган, он перестает быть лишним — даже, наоборот, меняет ее жизнь в правильную сторону. Она прожила 55 лет с мамой, которая собирала ее в школу, на работу, и все это однажды бы закончилось — она бы похоронила маму и сама бы потом где-то рядом легла. А здесь в ней происходит какой-то рост через этот хвост, она становится не совсем человеком, хотя я беру за отправную точку то обстоятельство, что это обычная женщина.

— Да, там видно, что ее настоящее место не в человеческом обществе, а среди зверей, в зоопарке. А почему у нее хвост именно крысиный? И как вы его сделали — это CGI или что-то типа протеза?

— Он не крысиный! Нормальный человеческий хвост! Я фантазировал именно о том, как бы выглядел хвост, если бы он был нашим нормальным органом. Я не думаю, что это был бы какой-то милый и пушистый хвостик, как у зайца. В моем представлении он имел бы именно такой объем, такую длину. И в силу возраста героини, некоторой деформации ее тела он тоже приобретает, может быть, несколько неэстетичный вид. Но меня он совершенно не отпугивает.

У нас в сопродюсерах была крупная немецкая компания, которая занимается компьютерной графикой, но в фильме, на самом деле, очень мало CGI. Для меня и для актеров важно, чтобы были какие-то правила и законы, которые мы не можем нарушать. Как играть хвост, которого нет? Мне важно, чтобы актриса ощущала его. Хвост, конечно, можно как-то условно обозначить, но эта условность будет видна на экране. Поэтому мы сделали аниматроник — это такая силиконовая штука с механизмами внутри. Специальные люди сидели перед монитором с маленьким пультом, а я дирижировал, показывал, как этот хвост должен себя вести.

— Как вы работали с животными? Их как-то специально готовили к сценам, снятым в зоопарке?

— Нет, это почти документальный эпизод. Актриса с маленькой съемочной группой просто ходила по зоопарку и кормила животных, никто их не дрессировал, не гонял специально по кадру. Это, конечно, несложная техническая задача — вы же можете пойти с ребенком в зоопарк и снять, как он кормит животных, на мобильный.

— Насколько для вас принципиальна документальная, ультрареалистическая эстетика съемки? Все-таки эта ручная, подвижная, трясущаяся камера сейчас выглядит несколько анахронично — реалистическое кино сегодня, как мне кажется, стало поспокойнее, оно стремится к большей прозрачности, незаметности медиума. А у вас во многих эпизодах камера — полноправный герой фильма.

— Я вырос в семье документалиста, и документальное кино все время со мной. Та стилистика, о которой мы говорим, может быть, 10-летней давности или больше, но я формировался и учился в киношколе в то время, когда снимали так. Не то что я выбираю для этого фильма какую-то особенную пластику изображения и хочу этим что-то подчеркнуть. Просто у меня есть некие рабочие инструменты, определенные правила моей работы с оператором, которые формируют именно такое изображение.

— А есть ли в ваших фильмах вообще корреляция между стилем съемки и характером истории?

— У меня есть некоторые подходы к тому, как снимается история. Конечно, все диктует драматургия, но в плане изобразительного ряда это, скорее, некие тональные решения, выбор локации и т.д. Характер съемки и хореография камеры совершенно от этого не зависят, они продиктованы поведением артиста в кадре. Я не могу это заранее запрограммировать. Грубо говоря, я не могу делать раскадровки — так я зажимал бы себя в какие-то рамки, из которых потом мне было бы не вылезти. Я честно пробовал работать с другим подходом в плане стилистического решения, но... получаются какие-то кадры, что с ними потом делать, я не знаю... А когда я являюсь участником истории — в виде этой камеры, которая следит за героями, — мне легче, я начинаю разбираться и ориентироваться уже там, внутри кадра.

Я же не использую текст, диалогов в сценарии у меня нет вообще, поэтому новым актерам со мной поначалу трудно работать. У меня есть очень четкое содержание сцен, прописан очень строгий порядок того, о чем общаются персонажи, есть основные события, поворотные точки, которые они берут за основу как драматургический скелет. Но как актеры это скажут, мне совершенно все равно, я не придираюсь к порядку слов, мне интересен сам процесс рождения реплик из тех обстоятельств, которые прописаны в сценах.

— Так что для вас важнее — картинка или драматургия?

— Драматургия, конечно. Ну то есть как зрителю мне визуальная часть, разумеется, интересна больше, чем происходящая история. Но как режиссер в своих фильмах я немножко подзабиваю на визуал, он у меня минимальными средствами выражен.

— Модель отношений внутри коллектива зоопарка кажется искусственно перенесенной из жанра школьного фильма, как будто вы пересаживаете в новую картину все ту же диспозицию из «Класса коррекции». Это сделано намеренно, чтобы подчеркнуть инфантильность этих персонажей?

— Безусловно, да. Но такого рода отношения складываются в любом коллективе. Не обязательно в школе — и в зоопарке, где угодно. Я сам успел поработать в офисном пространстве, в разных продакшенах на телеканалах, и там все было примерно так же, атмосфера там было ровно такой же, как на этом совещании у директрисы, которая сидит как жаба, да и все остальные там тоже имеют такой зоологический вид. На экране, конечно, все это приобретает оттенок карикатурности — но, мне кажется, люди и в жизни так себя ведут.

— Вы как-то просчитывали зрительскую конъюнктуру, делали фильм под русский или международный рынок?

— Да я об этом как-то не могу думать. И в случае «Зоологии» на стадии замысла казалось совершенно невозможным, что она будет интересна зарубежной публике. А случилось так, что она имеет хорошую фестивальную судьбу, на европейском рынке и в Америке она идет лучше, чем на российском. Но я не могу это запрограммировать, не могу заложить на стадии написания сценария высокую вероятность попадания на фестиваль в Торонто, например.

Понравился материал? Помоги сайту!