«У нас есть фильмы студии Сельянова. Но эти фильмы неинтересные!»

Вообще-то Юрий Норштейн не дает интервью. Но на фестивале «Зеркало», где у Норштейна была мини-ретроспектива, Сергею Сдобнову удалось поговорить с автором «Сказки сказок» и «Ежика в тумане» — и не только о сегодняшнем падении нравов и мастерства.

— В советское время было проще работать?

— Для меня да — сейчас пришла индустрия: аренда, деньги. В моей студии сейчас работали четыре человека, больше мы не можем себе позволить — надо платить зарплату и жить как-то. В советское время если руководитель понимал качество фильма, уровень вопросов, которые в нем поднимаются, их воплощение и там не было откровенной крамолы — то давали работать. Конечно, были исключения — «Комиссар» Аскольдова, картины Киры Муратовой, но она все равно могла в это время работать и сделала несколько шедевров, которые сегодня могут остаться незамеченными для зрителей, — «Короткие встречи», «Долгие проводы». Если поставить вопрос, у кого лучшая режиссура, я скажу: «У Муратовой» — она нигде не проседает, и речевые характеристики какие!

— У нее в картинах животные выступают наравне с людьми...

— Это говорит о ее широте восприятия мира, она никого не выделяет как главного. Помните один эпизод в фильме «Долгие проводы», когда поют мальчики «Белеет парус одинокий»? Там любовь настолько сопряжена с нелепостью, что связь держится за связь. У Муратовой стоит учиться, у Тарковского. Многих современников Тарковского сейчас мало знают, даже Отара Иоселиани — когда он уехал во Францию, он там столкнулся с рынком.

— То есть это рынок мешает авторской мультипликации пробиться к широкому зрителю?

— Это точно не вина мультипликаторов. Здесь нарушена вся цепочка от момента создания фильма до проката и встречи со зрителем. С одной стороны — режиссер и деньги, а с другой стороны — хозяева кинотеатров думают про сборы. Да, у нас есть фильмы студии Сельянова. Но эти фильмы неинтересные! Я очень резко выступаю против таких фильмов, они говорят на это: «А вот наша выручка!» Это очень плохие фильмы. Константин Бронзит, хороший режиссер, сделал фильм «Алеша Попович и Тугарин Змей». Я как-то подхожу к нему и говорю: «Ну что, прославился, отметился?!» А он в ответ: «И не говорите, больше никогда не подойду!» Я ему: «Вы такой — и вдруг вы делаете эту пошлятину».

— А кто из молодых режиссеров анимационного кино вам интересен?

— Ох, боюсь ошибиться или не назвать кого-то. Для меня интересна, например, Наталья Чернышева, фильм «Снежинка», там очень экономно и скромно все сделано, а она очень хорошо рисует. У нее 10 лет художественного образования. Если она рисует африканского мальчика, то его не спутаешь с другим. Он так отклячивает попу! Его узнать можно по силуэту, а не по цвету, — там ноги, которые могут быть только у африканского мальчика.

— Что самое слабое, уязвимое в современных мультфильмах? Техника рисунка? Режиссура?

— Музыка. Я смотрю кино игровое и мультипликационное, а там звук все чаще используют как подложку. Нет понятия высоты музыки в фильме. Я со своими студентами много занимаюсь звуком — я раскладываю фильмы по частям, говорю: «Сергей Михайлович уже за вас поработал, он предлагает вам схему, он предлагает вам решать эту проблему, а дальше — ваше дело». Музыка может быть «Муркой», но от которой слезы потекут. Можно выбрать самую простую мелодию, балалайку, но ножом в сердце, а если ты выбрал классику, то надо знать почему. У меня в «Сказке сказок» — 8-я прелюдия, это очень опасно. Все думают: ах, ну Бах — великий. А я-то знаю, почему она у меня там — из-за контрапункта; я дирижировал изображением — эпизодами покоя и счастья, а музыка печальная там в исполнении Рихтера. Если бы играл Гленн Гульд — вышло бы совершенно иначе, ничего бы не вышло.

— А насколько важны актеры озвучания, их тембр? Это вообще больной вопрос сегодня. В озвучивании «Ежика в тумане», например, принимал участие едва ли не лучший голос советского кино Алексей Баталов...

— Я очень люблю Баталова и его голос. Он может читать вслух даже лежа. А вы знаете, что свою интонацию он позаимствовал у Ахматовой? Она ведь жила у Баталова на Ордынке; там комната была 6 кв.м, а Ахматова была уже грузная женщина и едва помещалась на топчанчике. Так вот, если говорить об озвучании, то я смотрю на кино как на оркестровое симфоническое сочинение. Даже если сочинение камерное, все равно в нем огромное количество инструментов, как и в голосе Баталова. Инструменты — это не только звук, но и много слоев самого изображения — свет, тон, гармоничность, контрастность, скромная цветовая гамма, которая чем скромнее, тем возвышеннее. Сюда же входит много периферийных звуков, которых мы и не слышим. Это как случай со Славой Невинным. Он пришел озвучивать мишку, и я понял — вот большой актер, он всегда отвечает за свой труд. Он может сделать междометие так, что оно прочитывается, слышится как слово. Пока Невинный не пришел в состояние Медвежонка, он не записывал этот монолог. Так было и с Калягиным в монологе Волчка из «Сказки сказок».

— Сегодня многие родители показывают своим маленьким детям советские мультфильмы как эталон…

— Там есть что посмотреть! Надо вернуться к фильмам Хитрука, посмотреть на них с точки зрения сценария, анимационной пластики и звукостроения, изозвукостроения. Я советую посмотреть фильм «Бэмби», диснеевский мультфильм «Белоснежка и семь гномов». «Бэмби» — классика, ты можешь отвергнуть его, но ты должен его пройти. Вспомним Микеланджело: Вазари пишет, как Микеланджело прощупывал пальцами греческий обрубок и потом высказал свое восхищение. Надо пальцами все воспринимать, кино надо делать вручную!

— Как долго вы работаете над фильмом?

— Чтобы сделать 10 минут фильма, мне надо 7—8 месяцев — если написан сценарий, конечно. Сценарий можно и год писать — он живой, если он незыблем, то начинаешь прогорать. Расскажу один случай про время. 16 лет назад я сделал заставку для Первого канала, но от нее отказались. Мы потратили на нее огромное количество времени и сил, а заработали ровно прожиточный минимум. Когда мы задумывали эту заставку, то хотели совершить культурный акт, повлиять на зрителя. Хотели, чтобы каждую неделю в заставке звучала классическая фортепьянная музыка — Шуберт, Чайковский. Тогда, по теории вероятностей, какое-то количество детей впитает эту музыку и захочет слушать ее дальше. Мы делали все с обозначениями, подписывали — какой в этом фрагменте композитор, какое сочинение. Мы сделали заставку на минуту длиннее, на что нам сказали: «За это мы не заплатим». Мы ответили, что не для денег это сделали, а для культуры. Но у нас ничего не получилось, потому что мы отнимали время у рекламы, значит, канал терял деньги. Заставку в итоге перекинули на канал «Культура», потом на второй канал, а потом она исчезла. Я показываю ее на фестивалях, у меня есть разрешение от гендиректора Первого канала Константина Эрнста.

— Никому неинтересно развивать культуру? Ни каналу «Культура», ни власти?

— Понимаете, вопрос об отношениях мультипликации и власти не будет никогда решен. Культура не может быть в частных руках — это дело Отечества. Мы, наверно, еще не очень упали; вот когда мы достигнем дна и поймем, что остались одни острова фестивалей, тогда, может, власти и начнут соображать и думать. Все разговоры о культуре или, например, о Совете по культуре… странное дело, в этом совете больше говорят о спорте. Я становлюсь все более пессимистичным. Это происходит не потому, что я становлюсь ближе к смерти; нет, просто власти не понимают культуру. Не понимают, что культура разливается в пространстве: помните, про это писал Вернадский, про ноосферу, которая образуется из культурных деяний. Но в жизни зло продолжает побеждать добро. Например, что я вижу в Плёсе? Из местного музея были украдены картины Левитана! Получается, что на полицию у нас есть деньги, а на охрану культуры — нет.

Понравился материал? Помоги сайту!