Марианна Скрыбыкина: «Мы очень стремились быть реалистами»

О якутском кинобуме — как о диковинке — уже не раз писали в центральных СМИ. В последнее время в Республике Саха в прокат ежегодно выходит 10—18 собственных фильмов, снятых в основном на якутском языке и произведенных частными компаниями — часто без государственной поддержки. Собственные картины пользуются успехом у публики, доходы от проката позволяют продюсерам финансировать следующие работы. Растут бюджеты и качество фильмов. Республиканский Минкульт осуществляет информационную поддержку фильмов разных студий, продвигая их на фестивали за пределами Якутии и проводя собственный кинофестиваль. Так за десять лет в республике с населением меньше миллиона человек удалось создать то, что так и не получилось на федеральном уровне, — киноиндустрию, работающую по законам рынка и обращенную к зрителю. Эта индустрия не была «построена» усилием чьей-то воли. При ближайшем рассмотрении ее вообще трудно осмыслять в привычных нам терминах: она возникла как следствие живой национальной культуры, которая в XXI веке проявляет себя при помощи нового медиа — цифрового кино.

В воскресенье в российских программах Московского фестиваля был показан чемпион якутского проката этого года — детектив «Мой убийца». Это шестая работа студии ART Doydu и второй ее большой кассовый успех после «Посланника небес» («Айыы уола»), байопика популярного и рано умершего якутского певца. В сентябре «Мой убийца» выйдет в федеральный прокат — первый для якутского кино случай выхода за пределы локальной дистрибуции. Мария Кувшинова поговорила о картине и нюансах местного кинопроизводства с основателем ART Doydu, продюсером Марианной Скрыбыкиной, которую со всеми основаниями можно назвать «якутским Сельяновым».

— Вы сказали в одном интервью, что все якутские картины ориентированы на зрителя.

— Выбрав неправильную тему, можно отпугнуть зрителя. А якутский зритель… Его надо стараться как-то чувствовать. С каждым годом он становится все требовательнее. Мы постепенно приучаем его к качеству. Раньше мы, прочувствовав почву, просто снимали на своем родном языке то, что люди хотели видеть. Сейчас они обращают внимание на качество сценария, изображения, звука.

— Вам, наверное, несложно чувствовать свою аудиторию? В Якутии мало людей живет, меньше миллиона.

— В Якутске проживает триста с чем-то тысяч человек — из них в кино ходит не очень большая часть. Приходится больше общаться, чтобы чувствовать настроение людей. Знать, читать, быть в курсе новостей. В Якутске люди очень следят за тенденциями не только в мировом кино, но и в моде, в искусстве. Как бы далеко мы ни находились, мы следим за развитием всего мира.

Кинематограф не может стоять на месте, он должен расти вместе со зрителем. У меня лежит много сценариев, в том числе и московских авторов. Есть хорошие истории, но они ментально не подходят под настроения якутского зрителя. Они для больших городов. В принципе, такие сценарии можно предложить студиям в городах-миллионниках, а также в Казахстане или Бишкеке.

— Как происходит взаимодействие якутов с внешним миром? Вы же от всего далеко.

— Вот уже несколько лет как у нас появился быстрый интернет — это облегчает все процессы. Раньше интернет был лимитированный и очень медленный. Все новости — через ТВ. Сейчас быстро развиваются связи с другими странами. Есть постоянный чартер в Корею, в Японию летом открывается. Сейчас открыли рейс на Аляску. В Москву летает четыре рейса в день. Постоянно приезжают какие-то иностранцы. Наши ездят учиться: либо по гранту, либо сами оплачивают, либо республика какие-то целевые места выбивает.

— Какие фильмы смотрит якутский зритель? С чем он сравнивает ваше кино?

— Русские фильмы вообще не смотрят. Российские, точнее. «Жених», «Одноклассницы» — на такие фильмы не ходят вообще. Они больше смотрят голливудское кино. Но если будет выбор между якутским и голливудским, большинство пойдет на якутский. Сарафанное радио очень хорошо действует, обсуждают фильмы на местных форумах. Если фильм хорош, они будут ходить не по одному разу. Насколько я знаю, в России тоже не смотрят российское кино?

— Смотрят, но мало. Комедии, так же как и у вас. Или мультфильмы про богатырей.

— А, Сельянов! Забыла про них: я всегда хожу на эти мультики… Пока зритель нас любит, мы пользуемся моментом. Зритель не будет любить — и не будет никакого кинобума. Надо не подкачать, постоянно искать, пробовать, находить интересные темы. Я мониторю форумы — что пишут люди, что их волнует? Интересно почитать размышления на тему «я бы хотел посмотреть такой фильм, такой...»

— А от республиканского Министерства культуры вы получаете пожелания по темам?

— (Пожимает плечами.) Нет. В этом году мне поступило три-четыре предложения. Но мне не нравится… Надо ведь страстно захотеть. По заказу работать — рисковать именем, которое я сама себе сделала. Может быть, попадется хороший проект, который я все-таки возьму, если тема окажется мне близка.

— Но в финансировании ваших фильмов местный Минкульт участвует?

— В бюджете денег нет. Есть двадцать студий. Четыре-пять миллионов рублей, которые выделяются из бюджета, делятся между ними — это очень маленькие деньги. На мой предыдущий фильм — «Посланник небес» — мы потратили больше трех миллионов. Финансирование из бюджета— 100—200 тысяч. И плюс студия «Саха-фильм» предоставила оборудование взаимозачетом. Все остальные деньги я собрала с рекламодателей, со спонсоров, со всяких инстанций, которые меня поддержали. Обегала очень большое количество предприятий. В общем, я собрала деньги и сняла фильм. Сборы были — 8 млн. Половина, естественно, кинотеатрам, половина нам. Из этой суммы мы купили оборудование, на создание следующего фильма удалось сберечь лишь небольшую долю — только на работу сценаристов. «Мой убийца» — наверное, самый дорогой фильм, который снимался в республике. Он стоил больше пяти миллионов рублей. А финансирование из бюджета… Два года снимала — в первый год дали 350 тысяч рублей, во второй — то же самое. Все остальные деньги я нашла через рекламодателей. В этом фильме много продакт-плейсмента. Например, мы снимали только дома, построенные застройщиком, который нас поддержал. Машина, на которой передвигается главный герой, — от местного дилера, «УАЗ-Патриот».

— Как вы это вписывали в сценарий?

— Приходилось на ходу переписывать сценарий. Самое главное, что это деньги невозвратные, их инвестировали как в рекламу.

— И как режиссер к этому относился?

— Он вообще с ума сходил: «Как, очередная реклама?! Нет!» Я ему говорила: «Костя, это твоя зарплата! Это наш фильм». Режиссер у нас молодец. Он понимает, как трудно находить деньги в республике. Сейчас уже снимают в среднем за полтора миллиона — наконец-то, значит, будет более-менее качественно. А кто-то и за 500 тысяч снимает, и за 300 тысяч. Режиссер понимает: чтобы снять качественный фильм, который за пределы республики может выйти, — без рекламы никак. Я попробовала подавать на гранты — туризм, предпринимательство, городские проекты. Это бесполезно. Надо НКО открывать, наверное. Самый главный пункт, насколько я поняла, — в компании должны работать беженцы или инвалиды. В кино какие инвалиды могут работать? Я могла бы взять беженца, но у нас команда сложившаяся, да и они не на постоянной основе работают, а по найму, как на всех студиях бывает… Или выделяют деньги под творческие мастерские. Мне говорят: «Если вы докажете, что кинопроизводство — это творческие мастерские, мы вам дадим деньги». Я стала искать законы, вроде что-то нашли, но все равно мы в итоге проиграли.

— А в федеральное Министерство культуры вы не подавали? Или в Фонд кино?

— Пробовали, но это, мне кажется, вообще бесполезно. Кстати, в этом году, когда фильм уже был снят, отчаявшись, я подала заявку в Трайбеку, в Фонд Роберта Де Ниро. Они открыты всему миру. У нас была довольно долгая и теплая переписка: они рассматривали наш фильм, потребовали поэпизодный план — в общем, два или три месяца общались, и они нам ответили, что, к сожалению, мы не прошли, но они будут очень рады нас видеть. Я считаю, что это уже кое-что. Была, кстати, идеологическая опасность — если бы американцы денег дали, то это как-то так…

— Да, у нас сейчас не приветствуется иностранное финансирование.

— Ну, «Моего убийцу» трудно было бы назвать заказным фильмом: мы обратились в Фонд Де Ниро уже после съемок. Главное преимущество этого гранта было в том, что фильмы потом участвуют в семи-восьми фестивалях, можно было автоматом попасть. Во всем мире существует очень много меценатов, которые поддерживают частные компании, снимающие кино. Очень много китайских грантов. Но есть вероятность проверок [если получить иностранные гранты].

— Как вы вообще стали продюсером?

— Я работала в государственной структуре, сидела в офисе, программы писала и так далее. Но с двадцати лет (мне сейчас тридцать пять) занималась параллельно организацией каких-нибудь мероприятий. Где только ни работала: в предвыборной кампании, организатором республиканских фестивалей, конкурсов, мероприятий... Потом ушла в театр, а после постановки мюзикла уже была готова к созданию фильма. В 2010 году мы начали съемки первой картины — «Покидая благоухающую гавань». Снимали в Гонконге, Шэньчжэне, Чарджоу и какую-то малую часть в Якутске. Мы были полными дилетантами. Режиссер Сюзанна Ооржак предложила снять фильм. Нужно было найти миллион рублей. Я пошла, посидела два часа, пообщалась с человеком, и мне дали деньги. Вот так я начала снимать фильмы. Сейчас бы так уже не смогла.

— У вас есть собственное объяснение якутского кинобума?

— Я разговаривала на эту тему со своими казахскими друзьями-кинематографистами. Они мне сказали: «Феномен якутского кино, возможно, в том, что вы очень далеко от центра. Мы практически не используем родной язык. А вам хочется говорить, общаться и думать на своем языке». Сказали: дух ваш силен. Отчего кинобум, понятно: народ хочет видеть что-то свое, родное. Некоторые у нас говорят, что раньше якуты жили далеко друг от друга — они же кочевники были, и когда приезжал какой-нибудь олонхосут — человек, который поет эпос, — люди собирались в доме, где он пел, а он мог петь семь дней не переставая. С тех времен, может быть, что-то осталось в генах.

— Когда из Москвы следишь за якутским феноменом, то используешь привычные схемы восприятия и описываешь его в терминах киноиндустрии. Когда приезжаешь на место, оказывается, что это не индустрия, а продукт живой культуры, как фольклор. Просто в XXI веке у народной культуры появилось новое средство выражения — цифровое кино. А индустрия уже под эту потребность потихоньку подстраивается.

— Возможно, так.

— Но якутский язык — это для вас принципиально?

— Вы заметили, что в нашем последнем фильме герои говорят и по-русски, и по-якутски?

— Да, я заметила. И мне это напомнило ситуацию в Украине, где в быту люди точно так же, часто бессознательно, переключаются между двумя языками. И как раз для кино это большая проблема: если снять фильм, скажем, о жизни в Киеве целиком на украинском языке, он будет заведомо неправдоподобным. Поэтому главной украинской картиной 2010-х годов стал фильм Мирослава Слабошпицкого «Племя», снятый на языке глухонемых — режиссер просто разрубил этот гордиев узел.

— Многие критиковали: почему два языка, почему не якутский? Мы очень стремились быть реалистами, а в нашем городе, как вы заметили, и в республике в целом люди тоже переходят с языка на язык. Это наше состояние, состояние сегодняшнего дня. Возможно, что-то изменится, но пока это так.

— Начальник героя, высокий чин в милиции, — он же русский? И говорит при этом по-якутски.

— У нас очень много таких: выглядит как русский, славянин, а говорит по-якутски и даже русский плохо знает. Особенно много таких в наших деревнях. Люди смешанной расы, сахалярами у нас их называют. Мы просто решили такого же показать полицейского. У него был реальный прототип — сахаляр, который так же выглядел. Мы даже у него фамилию позаимствовали.

— Якутские кинематографисты часто говорят о копродукции с соседними странами, с Казахстаном. Вы что-то подобное планируете?

— С казахскими и киргизскими кинематографистами мы планируем снять костюмный фильм, фэнтези, — «Кара Мерген». Небольшой бюджет по их меркам и очень большой по нашим. Уникальный проект, какого не было в истории тюрк-стран. Это сказка об одиноком охотнике. Мотивы этой истории присутствуют в фольклоре всех тюрк-стран, даже у турок. Сейчас выпущу «Моего убийцу» [в федеральный прокат], и будем работать. Я уверена, что фильм может иметь успех не только в тюрк-странах. Если в Китае пройдем цензуру, будет тоже замечательно. Найду какую-нибудь китайскую актрису хорошую... И для российского проката это тоже будет очень интересно, потому что это сказка, фэнтези: Верхний мир, Средний мир и так далее. Похоже на Толкина немного.

Понравился материал? Помоги сайту!