© «Радикальные грезы»Мария Дмитриева: Проблема с ресурсами — одна из основных. Либо мы работаем на случайные и редкие подачки президентских грантов (и за это многим стыдно), либо берем деньги от олигархических фондов/институций, автоматически вписываясь и калькируя неолиберальную логику товарных отношений, где ты должна предъявить труд как товар и доказать конкурентоспособность на рынке услуг современного искусства. Иногда эта логика приводит к проектам-ширмам на деньги бизнеса, легитимирующим и украшающим разрушительную деятельность капитала (здесь мы разлили нефть, а здесь — биеннале). Искусство размывается в сферах обслуживающего досуга и развлечений. Кураторство превращается в расчетливый и агрессивный менеджмент, самопродвижение, брендирование. Реакционность и конкуренция становятся привычными стратегиями, фокус смещается с процесса и эксперимента на результат и репрезентацию.
Независимо что-то делать можно на собственные средства, с помощью сообщества или на деньги иностранных фондов или грантодателей, но в этом случае есть очевидная опасность стать «иностранным агентом». Особенно сейчас. Не говоря уже о том, что этих шлюзов явно недостаточно для обеспечения деятельности всех активистских, волонтерских, экспериментальных художественных проектов, латающих дыры в буксующей работе Российского государства. Они потому и активистские и волонтерские, что приходится доказывать значимость культурных альтернатив и разнообразия опыта.
Мы живем в ситуации отсутствия структурно-прозрачного и рационального государственного финансирования культурных проектов, покрывающего потребности нестоличного ландшафта. Это вынуждает существовать в лакунах, серых экономических зонах и искать нерегулярные источники финансирования.
Ангелина Бурлюк: В так называемых регионах из-за недостатка ресурсов мы видим постоянный отток людей: неразвитость инфраструктуры в большинстве городов и централизация ресурсов в метрополии провоцируют миграцию, постоянное сокращение участников местного культурного процесса. Многие уезжают, так как в родных городах нет образовательных программ в сфере современного искусства, нет финансовых ресурсов на то, чтобы заниматься культурной деятельностью, отсутствуют рабочие места или их нужно создать самим, но даже в этом случае зарплаты будут на уровне чуть выше регионального МРОТ. Те, кто остается, как правило, занимаются самоэксплуатацией, если хотят запустить или хотя бы сохранить что-то в локальном художественном процессе. Но человеческих ресурсов и прекарного энтузиазма все равно оказывается недостаточно, чтобы закреплять и развивать эти инициативы на территориях. Какие существуют возможности, чтобы оставаться на своих местах, если вы занимаетесь культурным производством?
Про нехватку и асимметрию распределения ресурсов мы подробно писали в письме работников культуры из разных городов России, где мы говорили, что у нас нет бюджета на проекты и вообще ресурсов — финансовых и человеческих — на программную/профильную деятельность. Отсюда нет гонораров для художников, как и нормальных условий работы. И, конечно, это происходит не только в культуре. У регионов вообще по факту не так много политической и экономической самостоятельности.
Если думать о том, откуда брать ресурсы на различные общественные инициативы, то мне кажется важным не забывать о присутствующих в субъектах федерации бизнесах. В Новосибирске, например, один из главных рынков — это жилищное строительство. Со стороны крупного бизнеса мне не хватает тех проявлений, что называют «социальной ответственностью». Для здорового развития города и поддержки качества жизни его людей классно было бы иметь рычаги воздействия на девелоперов. Например, в микрорайонах обязывать строить те самые «социальные объекты» — школы, детсады, больницы, а в самих домах отдать первый этаж или цоколь под резиденцию молодых художников, районный культурный центр или товарищество жильцов. Конечно, местные жители, возможно, захотели бы там делать выставку кошек или встречаться, чтобы обсуждать проблемы ЖКХ и вывоз мусора, а кто-то — показывать рисунки своих детей. Не обязательно таким местам быть пространствами показа современного искусства, но как общественное благо они работать будут точно. Я думаю, что такая модель возможна, если у муниципалитетов и/или субъектов федерации существует автономия, чтобы самостоятельно разрабатывать протоколы отношений с доминирующими частными компаниями в регионе, например, на уровне городского совета, чтобы муниципальные депутаты писали законы, а мэрия контролировала их исполнение в отношении тех же застройщиков. Почему этот механизм не работает?
Елена Ищенко: Основной источник ресурсов в культуре помимо государственного бюджета — это деньги частных лиц и частных компаний, которые они направляют на благотворительность. На то, что как бы избыточно и без чего в общем-то можно обойтись, но с чем живется лучше самым разным людям. Тут важно сказать: меня раздражает благотворительность. Я недовольна самой идеей благотворительности, которая неизменно подразумевает иерархические отношения. Культура просит денег, как и многие другие важнейшие сферы. И те, кто эти деньги дает, якобы лучше знают, как ими нужно распоряжаться: на что их давать, а на что — нет. Эти критерии определяет не столько само сообщество, сколько те, кто владеет ресурсами — а значит, и распоряжается ими.
Также необходимость просить денег диктует язык, который ты используешь в своей просьбе (заявке на грант, например), и подчиняется логике не столько ваших проекта, целей и ценностей, сколько целей и ценностей источника финансирования. Заявка на президентский грант, заявка в частный фонд, обращение к частным лицам и патронам, партнерство с коммерческой компанией — все это требует владения разными языками, своего рода жаргонами. Заниматься поиском денег значит создавать множество образов своей деятельности разной степени успешности и уметь жонглировать ими. С одной стороны, это дает определенную гибкость, возможность делать то, что вы считаете важным, но, с другой стороны, не дает в полную силу заявить о том, чем мы занимаемся на самом деле. Важно никогда не забывать об этом.
Может показаться, что устойчивость на стороне государственных учреждений, но это тоже не так. Не так давно закрыли самарский филиал ГЦСИ, вернее, как теперь нужно говорить, — филиал ГМИИ им. Пушкина в Самаре. Это закрытие объяснили тем, что он неконкурентоспособен. То есть крупнейший музей страны, частью которого несколько лет назад стали филиалы государственных центров современного искусства в разных городах, открыто использует категории конкурентоспособности и эффективности по отношению к учреждениям культуры. Филиал ГМИИ им. Пушкина в Самаре не сможет конкурировать с Третьяковской галереей, открывающейся на самарской «Фабрике-кухне» — в здании, которое несколько лет назад передали ГЦСИ, чьи сотрудники внесли большой вклад в сохранение этого здания, признание его памятником архитектуры. Но как мы можем говорить о конкурентоспособности по отношению к учреждениям культуры? Что это значит?
Как мы можем действовать в ситуаций этой тотальной нестабильности? В разговорах у меня возникла такая спекулятивная идея: создать некий орган, который бы аккумулировал средства от грантодателей и перераспределял их внутри художественного сообщества. То есть мы не напрямую получаем гранты у различных фондов на какие-то наши проекты, но создаем орган, куда входят, например, «Типография», ЦК19, группировка «ЗИП», «Кафе-мороженое» и другие разного масштаба инициативы, которые сами решают, как эти средства должны быть распределены. Например, они могут идти не на конкретные проекты, а на программную деятельность — оплату аренды, зарплат, в том числе художникам. Этот орган должен иметь юридический статус, там должны работать бухгалтеры и юристы, которые будут заниматься договорами и отчетностью. Можно фантазировать и дальше и представить, что этот орган сможет обеспечить безусловный базовый доход.
Илья Будрайтскис: Да, мне кажется, на территории грез стоит думать о том, как устранить централизацию ресурсов и конкуренцию. Централизация ресурсов связана с централизацией бюджетов, отсутствием местного самоуправления и с тем, что ресурсы аккумулируются либо государственными органами, либо частными корпорациями. Что касается конкуренции, мне кажется, ее можно устранить, только переосмыслив место художественных труда и деятельности в обществе в целом. Если эта деятельность укоренена в локальных сообществах, то она не требует к себе безличностного меритократического отношения — не надо определять, кто наилучшим образом выполнит ту или иную работу, исходя из неизвестного круга лиц. Чтобы радикально ситуацию изменить, надо переосмыслить место художественной и интеллектуальной деятельности в жизни сообщества, то есть деанонимизировать эту деятельность и убрать рамку нейтральной экспертной оценки, которая играет решающую роль в распределении ресурсов.
Сейчас некоторые частные институции заявляют о себе как о публичных — то есть как о части общества, которая содействует развитию общества в целом. Такое заявление предполагает и другие механизмы распределения ресурсов — более прозрачные, основанные на делегировании каких-то полномочий и т.п. Это был бы очень сильный ход со стороны художественного сообщества — вступить в дискуссию о публичности и предложить альтернативные модели контроля за частными средствами, которые получают публичный характер.
Дмитриева: Хочу продолжить мысль о публичности (но немного в другом разрезе) и о ресурсах также в сторону грез. Я думаю, что доступ художественного сообщества к некоторым ресурсам могли бы обеспечить муниципальные депутаты, будучи интерфейсами, посредниками между диспозицией «народ — власть». Кажется важным взаимодействовать сообща, чтобы видеть связь с локальными сообществами и причинами их формирований, во-первых, для децентрализации власти, во-вторых, для создания этой зоны публичности, о которой мы говорим. Довольно сложно интегрироваться куда-то и понять интересы локальной среды, а мундепы уже имеют эту связь с социальным рельефом, они уже в поле. Им известны и районные активисты, и интересы/особенности конкретной среды. В Петербурге есть такая динамика. Во Владимирском округе есть мундепы, которые заботятся о перераспределении ресурсов, сохранении рекреационных зон, переформатировании пространств. Более того, они имеют доступ к серым городским зонам — забросам, гаражам-каретным в центре города, к неясного статуса помещениям — и там делают штаб-квартиры для встреч с местными сообществами, где они собираются районом, двором и решают локальные проблемы: например, как открыть ремесленную мастерскую, оранжерею, разбить сад и т.д. На этой базе уже можно строить взаимодействие и хрупко существовать в этих лакунах. Навигация по этим слепым пятнам на картах помогла бы перепридумать социокультурную инфраструктуру районов с уже существующими «избытками». Имея площадку, гораздо проще самоорганизоваться, придумывая иные способы неотчужденно проводить время — изобретать, практиковать, учиться, показывать, обсуждать. Локальные мастерские-лаборатории на районе.
Помимо этого важно выстраивать узлы связанности, которые бы обеспечивали доступ к ресурсам, но уже не первого порядка, а к тем, что остались. Например, проект Art-Garbage ресайкла-апсайкла художественного производства Наташи Тихоновой: она предлагает переиспользовать материальные ресурсы, делиться избытком этих ресурсов внутри художественного сообщества. Но было бы хорошо, если бы туда были вовлечены также крупные институции и большие коммерческие компании типа «Леруа-Мерлен» или ЦВЗ «Манеж», чтобы культура шеринга разрасталась и становилась общим местом. От многих выставок остается куча отходов — некий художественный компост, и важно научиться это перераспределять инфраструктурно.
Дмитрий Безуглов: Начал думать про бокс Ozon, который есть в каждом городе. Договориться с ними на определенную социальную квоту: «Чуваки, нам надо, чтобы вы помогли нам перевозить из бокса в бокс». Это же реальный корпоративный телепорт. Создавать свою инфраструктуру с нуля — хребта не хватит, а на кого-то напрыгнуть — вполне вариант. Не семейный Netflix, а семейный Ozon.
Николай Спесивцев: Это могла бы быть надстройка-пристройка-нарост над Ozon или СДЭК с хабами в разных городах. Но тут опять встанет вопрос о поддержании этой надстройки в рабочем состоянии. Раз мы заговорили про опыт перераспределения художественного вторсырья или произведенных вместе материальных ресурсов, вспомню свой опыт участия в организации библиотеки в доме культуры «Делай Сам/а» [1]. Принципы ДК не позволяли нанять отчужденного менеджера, а ухаживать за библиотекой силами рабочей группы самостоятельно было очень сложно из-за нехватки ресурсов. Помните, мы обсуждали, что люди, которые ухаживают за собственными институциями и поддерживают их существование, зачастую остаются невидимыми и выдавливаются на подчиненные позиции? С библиотекой случилось что-то похожее. После нескольких болезненных попыток разобраться с пересечением структурных угнетений внутри рабочей группы ДК идея библиотеки была отложена до лучших времен. Поэтому сейчас я бы задал всем такой вопрос: как мы можем иметь общие материальные ресурсы, но при этом не создавать структурного угнетения для тех, кто поддерживает эти общие ресурсы и ухаживает за ними?
[1] Дом культуры, инициированный в июне 2016 года командой фестиваля/марафона/саммита «Делай Сам» на территории бывшей типографии газеты «Правда». Подробнее тут.
