«Этому поколению нужна не столько яркая картинка, сколько среда, в которой можно жить»

Алина Сапрыкина об итогах работы в Музее Москвы, миллениалах и современном искусстве

текст: Надя Плунгян
Detailed_picture© Алина Сапрыкина

В первых числах июля стало известно, что департамент культуры города не продлил контракт с директором Музея Москвы. Алина Сапрыкина, один из ведущих российских арт-менеджеров, занимала этот пост с 2013 года и успела немало сделать для полного обновления концепции развития музея. Подводя итоги этой шестилетней работы, COLTA.RU расспросила Алину Сапрыкину о найденных и намеченных перспективах, современных проектах, диалоге с разными поколениями аудитории и о возможном синтезе музейного и художественного восприятия.

— Музей Москвы был в вашей работе яркой страницей. Какие проекты, на ваш взгляд, вам больше всего удались за те годы, что вы его возглавляли? Интересно и то, что хотелось реализовать, но по тем или иным причинам не получилось.

— Главное, что удалось, — в самом широком смысле открыть музей людям. Шесть лет назад жизнь Музея Москвы во многом строилась вокруг сохранения и изучения его огромной коллекции (более 1 млн единиц хранения), к сегодняшнему дню наряду с этим направлением и вокруг него открылось еще множество других.

Мы открыли двор Провиантских складов — теперь это одно из самых живых мест в центре: с концертами, перформансами, блошиными рынками и ярмарками еды. Открыли лекторий и детские программы. Центр Гиляровского в Столешниковом. Еще два филиала после ремонта — Музей археологии на Манежной площади и Старый Английский двор на Варварке, после реэкспозиции — Музей истории Лефортова, запустили экскурсионное бюро и ежегодную научную конференцию о городе.

Что еще важно — мы открыли музей для современного искусства, театра и кино. Изменили подход к выставкам, добавив к традиционным для музея историческим экспозициям выставки, если так можно выразиться, об истории современности и культурных героях недавнего прошлого. Сюда приходят со своими проектами лучшие художники сегодняшнего дня, здесь работает совершенно новое поколение кураторов, историков, экскурсоводов. Музей стал живым — и это главный итог последних шести лет.


Фестиваль «Москва будущего» во дворе Провиантских складов: детский праздник и видеопоказ (2014); архитектурный перформанс во дворе (2016); блошиный рынок (2018)
© Музей Москвы

— Чего, на ваш взгляд, не хватает современному российскому музею, если рассматривать его в интернациональном контексте?

— Современным российским музеям при всех их различиях не хватает того же, чего не хватает российским бизнесу, науке и образованию, российскому обществу в целом. Не хватает устойчивости развития, длинного горизонта планирования. Музеи не уверены в завтрашнем дне.

Моя личная история — только малая часть общей нестабильности, но, мне кажется, довольно показательная. Только стало казаться, что наш музей стал популярным, современным, что все идет по нарастающей, столько достигнуто в плане смысловой перезагрузки и модернизации, — и все это закончилось для меня совершенно неожиданно, в один день.

Конечно, я надеюсь, что грядущая сложная и дорогостоящая реконструкция и приспособление зданий Провиантских складов, создание постоянной экспозиции, все те планы, которые мы успели разработать, — все это неизбежно произойдет с той или иной командой. Жаль, что уже без меня.

Аудиовизуальный перформанс «Город будущего» совместно с «Лабораторией 7» на фестивале «Москва будущего» (2014)Аудиовизуальный перформанс «Город будущего» совместно с «Лабораторией 7» на фестивале «Москва будущего» (2014)© Музей Москвы

Если же отвлечься от личной истории — конечно, много чего не хватает. За исключением двух-трех крупнейших музеев — не хватает системной работы с фондами, эндаументами и частными жертвователями. Не хватает современной технологической базы. Не хватает смелости — не в смысле «актуальной повестки», а смелости концептуальной, смелости в формулировании экспозиционных идей. Опять же если не говорить о нескольких столичных музеях-лидерах — не хватает открытости, желания привести в музей самую разную публику и разговаривать с ней разными способами на разных языках.

Но все меняется: сегодня мы говорим об этих недостатках, скорее, с надеждой — путь, который прошли за эти годы Эрмитаж, Третьяковка, Пушкинский, «Гараж», Еврейский музей и многие-многие другие, заставляет верить в то, что эта ситуация может измениться, и она уже очень быстро меняется. И я надеюсь, что Музей Москвы тоже был важной частью этого общего музейного движения.


А. Сапрыкина и Е. Кикодзе с кураторами О. Саркисян, Ю. Лебедевой и архитектором С. Ситаром на выставке «Духовка и нетленка» (2015); выступление балета «Москва» на 120-летии Музея Москвы (2016); Алина Сапрыкина с художниками выставки «РайON.0» (июнь 2019 г.)
© Музей Москвы

— О публике. Сейчас в медиа достаточно тревожных разговоров о конфликте поколений, о миллениалах, которые говорят на другом языке. Расскажите о своем восприятии миллениалов как публики, как музейной аудитории. Мне кажется, вам удалось наладить этот диалог, и интересно понять, какими средствами.

— Мне часто приходится слышать критические суждения о новом поколении, о его уникальных свойствах и различиях по сравнению с нами: дескать, миллениалы — это полностью визуальные люди, они все время глядят в экран, они не склонны к активному действию, но очень быстро и по-другому считывают информацию и так далее.

Наверное, как и всякие суждения о поколениях в целом, эти выводы довольно поверхностны, но ничего не поделаешь, люди так устроены — кажется, что в этих свойствах нового поколения кроется ключ к будущему, поэтому нужно их заранее угадать и правильным образом применить. В случае миллениалов в музее это часто означает «давайте везде поставим экраны, они любят экраны».

Публика на выставке <a href="https://www.afisha.ru/exhibition/93675/" target="_blank">«Урбанизм: город в моем сознании»</a>, посвященной граффити-культуре (2014)Публика на выставке «Урбанизм: город в моем сознании», посвященной граффити-культуре (2014)© Алина Сапрыкина

Возможно, это тоже работает, но мой опыт показывает, что не все так просто. Мне кажется, этому поколению нужна не столько яркая картинка, сколько среда, в которой можно жить. Музей для них — это тоже такая среда: это не просто выставка или событие, а возможность оказаться в своей атмосфере, среди своих. В этом смысле то, что на входе в музей стоит кофейня и она именно такая — по-хорошему простая, похожая на старую московскую квартиру с бабушкиными книгами на полке, — тоже очень важно. Музей как бы создает среду, в которой есть разные поводы для общения, узнавания нового, переживания связанного с Москвой опыта.

И важно, что эта среда — не парадная, не официальная, но такая, в которой, как мне кажется, чувствуется дух Москвы. Живая и честная. Наверное, для миллениалов это тоже важная ценность.


Алина Сапрыкина на фоне центральной инсталляции выставки «Мода и революция» (2017); посетительница выставки «Любимов и время» и иммерсивного спектакля Максима Диденко «Десять дней, которые потрясли мир» (2017); концерт на финисаже выставки «Сны Москвы» (2019)
© Музей Москвы

— Вопрос вдогонку. В современной российской культурной политике так много белых пятен и неисследованных территорий, что многим институциям приходится при обсуждении новых тем двигаться буквально на ощупь. Для меня одна из таких тем — это историческое и культурное пространство советского, которое каждый музей для своего зрителя изобретает заново. В Музее Москвы в период вашего руководства прошло много проектов о разных этапах советской культуры — от революции и оттепели до неформалов 1980-х. Как современному музею стоит, по-вашему, говорить о советском, чтобы быть услышанным разными поколениями? И возможно ли не вызвать этим раздражения у действующей власти?

— Во-первых, нам очень повезло, что в музее в последние годы собрались кураторы и исследователи, которые очень глубоко и под своим углом изучают советский период и советское искусство. Это и Александра Селиванова, и Евгения Кикодзе, и главный хранитель Алина Федорович, и многие другие.

Во-вторых, как мне кажется, нам удалось найти свою интонацию для разговора об этом периоде. Этот разговор для нас связан, в первую очередь, с артефактами советского быта, которые пробуждают почти тактильную память, действуют как такие триггеры активации воспоминаний.

Можно не помнить имя-отчество партийного лидера или то, каким образом колебался курс партии на очередном партсъезде, но пластмассовая игрушка или фарфоровая статуэтка разговаривает с нами почти на подсознательном уровне, так, как не способен говорить никакой учебник истории. Но это еще не все: все эти предметы мы погружаем в контекст современного искусства, показываем их как часть кураторского замысла и дополняем искусством того времени, о котором говорит выставка.

«Ночь в музее — 2018» в Музее Москвы«Ночь в музее — 2018» в Музее Москвы© Музей Москвы

Мне кажется, среди удачных примеров такой работы — выставка «Московская оттепель», где радиоприемники или столовые приборы 1960-х соседствовали с модернистскими архитектурными проектами, футуристическими работами Злотникова и Колейчука и все это было частью кураторской истории — рассказа о том, как менялись взгляды советских людей на жилище, транспорт, пространство страны, ее возможное будущее.

Важно, что этот разговор так или иначе происходит немного в другой плоскости, нежели дискурс власти — который обращает в истории внимание на укрепление или ослабление государства, суверенитета, самобытности. Мы же эту самобытность даже не демонстрируем, а пытаемся прожить изнутри, показать, как менялись ощущение от жизни, атмосфера, настроение, культурные установки.

Что касается отношений с властями: хотите — верьте, хотите — нет, но за все шесть лет к нам не было ни одной претензии по части содержания выставок. От посетителей несколько раз были, от начальства — нет. Впрочем, если говорить о посетителях — благодарностей и теплых слов было просто огромное количество.


Алина Сапрыкина с коллегами на выставке «Азбука музея» (2016); с министром природных ресурсов и экологии С. Донским на открытии Дней Арктики, организованных совместно с Минприроды РФ (2016); во дворе с посетителями музея; с архитекторами Е. Ассом и Н. Явейном
© Музей Москвы

— Последний вопрос касается демократизации музея и его связи с современным искусством. Как вы видите потенциал современного российского искусства в контексте музейной работы? Есть ли в нем ресурс или это, наоборот, жестко очерченное субкультурное пространство и музею нужно как-то самостоятельно находить «своих» художников? Каким бы вы видели наиболее яркое, интересное сотрудничество музея и художника — если бы удалось реализовать такую фантазию на полную катушку?

— С учетом специфики музея для нас современное искусство — это, прежде всего, способ рассказывать о городе. Через работы художников, связанные с Москвой, через кураторские идеи, которые разыгрывают средствами современного искусства те или иные сюжеты московской истории и современности; иногда, как на действующей выставке «РайON.0», — через почти лабораторную групповую работу.

Мы не связаны ни с одним художественным направлением или галереей, для нас важны были лишь яркость и цельность идеи — неважно, были ли это групповые выставки молодых, персональные экспозиции мэтров вроде Файбисовича или Виноградова—Дубосарского или интервенции современных художников в наши тематические выставки. Для нас это возможность рассказать — выразительно на эмоциональном уровне и убедительно на художественном — о темах музея, и для художников, надеюсь, музей стал удачной площадкой для сотрудничества и эксперимента.


Виды экспозиции выставки «Гоголь в Москве» (2019). Куратор – Алина Сапрыкина
© Музей Москвы

Если говорить об идеальной модели — я, наверное, мечтала бы о музейной резиденции, в которой художники могли бы изучать коллекцию музея, делать какие-то вещи на ее основе и с использованием ее элементов. Возвращаясь к предыдущему вопросу — наверное, это было бы особенно уместно в проектах, связанных с советским периодом.

Мне кажется, музей за эти годы занял свое место и на карте современного искусства, и мне очень хотелось бы, чтобы художники продолжали думать о нем как о своем доме, площадке, где их ждут, — а музей, в свою очередь, думал о них.

ПОДПИСЫВАЙТЕСЬ НА КАНАЛ COLTA.RU В ЯНДЕКС.ДЗЕН, ЧТОБЫ НИЧЕГО НЕ ПРОПУСТИТЬ


Понравился материал? Помоги сайту!

Сегодня на сайте
Space is the place, space is the placeВ разлуке
Space is the place, space is the place 

Три дневника почти за три военных года. Все три автора несколько раз пересекали за это время границу РФ, погружаясь и снова выныривая в принципиально разных внутренних и внешних пространствах

14 октября 20247282
Разговор с невозвращенцем В разлуке
Разговор с невозвращенцем  

Мария Карпенко поговорила с экономическим журналистом Денисом Касянчуком, человеком, для которого возвращение в Россию из эмиграции больше не обсуждается

20 августа 202413935
Алексей Титков: «Не скатываться в партийный “критмыш”»В разлуке
Алексей Титков: «Не скатываться в партийный “критмыш”» 

Как возник конфликт между «уехавшими» и «оставшимися», на какой основе он стоит и как работают «бурлящие ритуалы» соцсетей. Разговор Дмитрия Безуглова с социологом, приглашенным исследователем Манчестерского университета Алексеем Титковым

6 июля 202418474
Антон Долин — Александр Родионов: разговор поверх границыВ разлуке
Антон Долин — Александр Родионов: разговор поверх границы 

Проект Кольты «В разлуке» проводит эксперимент и предлагает публично поговорить друг с другом «уехавшим» и «оставшимся». Первый диалог — кинокритика Антона Долина и сценариста, руководителя «Театра.doc» Александра Родионова

7 июня 202423659
Письмо человеку ИксВ разлуке
Письмо человеку Икс 

Иван Давыдов пишет письмо другу в эмиграции, с которым ждет встречи, хотя на нее не надеется. Начало нового проекта Кольты «В разлуке»

21 мая 202425260