6 сентября 2017Искусство
126

«Крысы интереснее»

Беседа Анастасии Потемкиной и Тео Энтони

текст: Анастасия Потемкина
Detailed_picture© Memory

7 сентября в Центре документального кино в рамках фестиваля Center пройдет показ фильма «Крысы» («Rat Film», 2016 г.) Тео Энтони. Как пишут организаторы, «совмещая методы великих документалистов Вернера Херцога, Криса Маркера и Ульриха Зайдля со стилистикой компьютерных игр, Тео Энтони создает запоминающееся визуальное стихотворение о социальной иерархии, выступая на стороне гонимых». Гонимые, они же главные герои, — это, понятное дело, крысы. Художница Анастасия Потемкина, которая также всегда встает на защиту маргиналов и гонимых, поговорила с режиссером фильма. 

Анастасия Потемкина: Прежде всего я, наверное, должна сказать, что я не журналист — у меня нет журналистского опыта. Постараюсь, чтобы это было не слишком заметно. Но я — художник и занимаюсь маргинализированными видами в городской среде, так что мне очень близка тема, которую ты затронул в своей работе. И мне очень понравился твой фильм. Расскажи, пожалуйста о том, как ты работаешь, о своей методологии. В чем основная цель работы — если, конечно, была какая-то конкретная цель? Я бы сказала, что эту работу едва ли можно назвать просто документальным фильмом, у тебя очень выразительный кинематографический язык. И мне, например, очевидно, что фильм «Крысы» с трудом укладывается в систему кинематографических жанров. Что ты вообще думаешь о современной документалистике?

Тео Энтони: Постараюсь ответить на все вопросы, но надо сказать, что мне немного страшно говорить о фильме с тем, кто разбирается в теме гораздо лучше, чем я. Всегда волнуешься, понравится ли твоя работа специалистам.

Потемкина: Не уверена, что я такой уж специалист!

Энтони: Ну хорошо. Что касается методологии, мне кажется, в моем случае ключ к ее пониманию — прозрачность. По сути, в фильме зритель увидит очень честный рассказ о том, как я вышел на заявленную тему. Мой фильм — смесь разных киноформ и жанров: какие-то отрывки похожи на типичный публицистически-документальный фильм о политических или общественных проблемах. Кроме того, я задействую карты Google, использую архивную хронику и фотоснимки. Я руководствовался не столько эстетическими, сколько практическими соображениями: все это — материалы, которыми я пользовался, когда исследовал тему. Например, я изучал архитектурные планы Балтимора, поэтому в фильме появляется карта города. Кадры интервью Гарольда, одного из героев, — это видеозапись нашей первой встречи.

Потемкина: То есть можно сказать, что это своего рода мудборд?

Энтони: Я бы, скорее, сказал, что это документация того, как я изучал интересную мне область. Я постарался максимально точно показать процесс исследования. Мне важно, чтобы зритель понимал, каким образом я добываю и воспринимаю информацию, как я ее обрабатываю и как выстраиваю повествование. Только проделав все это, можно приступать к деконструкции привычных форм построения нарратива и искать новые способы изложения материала в документалистике.

Задача, которую я ставлю перед собой, — найти подходящую визуальную форму, отражающую мою жизнь в сети. По сути, мой фильм — это визуальное воплощение интернет-серфинга, так как большинство моих проектов начинается с вдумчивого и основательного поиска информации. Я могу набрести на тему в недрах интернета, на каком-нибудь малопопулярном сайте, оттуда перейти на другой сайт и обнаружить еще одну идею, а потом увязать все это в понятную и логичную систему, которая и станет смысловой основой фильма. Поэтому для меня фильм — это, прежде всего, способ продемонстрировать, как я работаю с темой и информацией.

Это ответ на первый вопрос. Второй вопрос был, кажется, о современном документальном кинематографе….

Я часами бродил по цифровым пейзажам, но интересовала меня не точность копирования ландшафта, а наоборот — ошибки воспроизведения.

Потемкина: Да, но, прежде чем ты перейдешь к нему, я хочу задать еще один вопрос. Ты сказал, что твой фильм очень конкретный, даже практичный: словно ты просто освещаешь определенную тему. Но мне все-таки кажется, что в нем очень сильна художественная составляющая. Ты упомянул карты Google. В фильме есть эпизод с ошибками в этих картах, который мне очень понравился. Ты не мог бы побольше рассказать о том, как тебе пришла в голову такая идея? Это словно целая вселенная в обычной дыре. Мне кажется, это очень поэтичный и красивый образ.

Энтони: Есть одно потрясающее высказывание, которое я не помню дословно: если ты вглядишься в любую точку во Вселенной, то обнаружишь за ней Вселенную целиком. Мне очень нравится идея о том, что любая точка во Вселенной связана с любой другой точкой. Документальное кино для меня примерно об этом — это не способ раскрыть структуру связей в мире, а, скорее, возможность осознать их многообразие. В этом и заключаются красота и поэтика документального кинематографа.

Что касается ошибок в картах, то их обнаружение и стало для меня прорывным моментом. Я часами бродил по цифровым пейзажам, но интересовала меня не точность копирования ландшафта, а наоборот — ошибки воспроизведения, пустые зоны, которые открыли мне новые возможности репрезентации материала. Глитч в программе — такой же маргинал, как сорняк и крыса в городской среде или представитель социальных меньшинств в обществе. Поэтому для меня «Крысы» стали проектом, в котором все эти элементы, людей и истории удалось собрать в новую вселенную, по-своему красивую и поэтичную. Нужно отметить, что это во многом вопрос перспективы и взгляда: нам просто необходимо уделять больше времени расширению границ привычного восприятия.

Тео ЭнтониТео Энтони

Потемкина: Хорошо, спасибо. Итак, второй вопрос — о твоем взгляде на современное документальное кино как таковое.

Энтони: Надо сказать, мне совсем не близко большинство документальных фильмов, которые я вижу. Общая тенденция такова, что основной акцент делается на подаче информации и историях, стоящих за этими фильмами. Это, к сожалению, часто приводит к очень консервативной форме повествования и снижает общее впечатление от картины, какой бы прогрессивной ни была ее идея. Кроме того, я большой противник подхода, когда автор обозначает проблему и посредством фильма как бы пытается ее решить. Все это приводит к фальшивому ощущению присутствия и соучастия — а еще надежды. Мне не нравится, когда документальное кино создает впечатление, будто, посмотрев фильм, ты уже сделал что-то важное и можешь успокоиться. Я думаю, что кино не должно развлекать или утешать. Если мы создаем нечто, что легко воспринимается и бесследно исчезает, — мы, по сути, занимаемся созданием очередного товара. С тем же успехом мы могли бы делать стулья, готовить еду — да все что угодно. Документальное кино, наоборот, должно разрушать это ощущение: никакого приятного потребления и легкого переваривания. Поэтому я считаю, что сегодня документалисты должны искать способ преодолеть разрыв между реальностью, как мы ее воспринимаем, и реальностью, которую мы изображаем.

Когда вы смотрите игровой фильм, вы не полностью отдаетесь тому, что происходит. Вы думаете: «Здорово, но это — всего лишь актеры». Но когда вы смотрите документальное кино, вы думаете: «это же реальные люди», «это реальные истории», «это настоящая бедность» — и т.д. Однако все эти истории в определенной мере сконструированы. Ведь съемки — это очень сложный процесс: задействуются камера, ракурс, съемочная группа. Это сложный способ манипуляции. Сейчас все чаще появляются по-настоящему интересные работы, которые стараются решить задачу отражения реальности. Меня это очень радует, но большинство фильмов, которые я видел, даже в тех случаях, когда поднимаются злободневные вопросы, очень консервативно в методах организации материала.

Я большой противник подхода, когда автор обозначает проблему и посредством фильма как бы пытается ее решить.

Потемкина: Да, я согласна. Твой ответ вообще многое для меня прояснил. Мне нравится, что у тебя при максимально отстраненной манере повествования такой критический взгляд. Как ты думаешь, ситуация в Балтиморе уникальна?

Энтони: Самое удивительное, что, когда я снимал этот фильм, я переживал, что сделаю картину, которая будет актуальна только для Балтимора. Я не знал, будет ли специфика моего города понятна другим людям, вызовет ли отклик широкой публики. Однако я путешествовал по всему миру — по всей Европе, Америке, Южной Америке, — и везде публика принимала фильм с восторгом, отмечая, что у них происходит то же самое. То есть этот фильм одновременно и очень специфичен, и универсален. Бедность или произвольные меры, предлагаемые властью исключительно ради сохранения власти, — это универсальные темы.

Потемкина: Да, пожалуй. Ты используешь карты города и рассказываешь о конкретном месте. Но, говоря о социальных и политических столкновениях, ты словно хочешь охватить большее поле, чем просто Штаты или Балтимор. Давай поговорим о восприятии города вообще. Я несколько лет была членом группы Urban Fauna Lab, и мы рассматривали город как большую машину, производящую тонны отходов (остатки пищи, отходы тепла, воды), которые привлекают животных и прочие формы жизни. Эта гигантская машина построена людьми для людей и в идеале должна создавать порядок и организованность. И вдруг мы видим, как в город приходит иная жизнь — хаотичная. Это тоже можно представить в виде наложенных друг на друга карт. Мы сопоставляли организацию городского пространства с устройством человеческого тела, поскольку в организме человека живут разные бактерии, микроорганизмы и так далее. А мой вопрос таков: можешь ли ты провести границу между человеческой и прочей городской жизнью или, может быть, границу между природой и не-природой, если мы говорим об антропогенном ландшафте?

Энтони: Я думаю, это очень изящная и точная метафора того, как я сам вижу город и что думаю о границах, отделяющих человека от внешнего мира. Я думаю, что наше разделение внутреннего и внешнего — это, на самом деле, иллюзия, чистый произвол. И самое интересное то, каким образом мы определяем и выстраиваем эти границы, какими критериями пользуемся. Удобно говорить, что человеческое тело — это две руки, две ноги и голова. Но каждые семь лет наша кожа полностью обновляется. Ты упомянула про бактерии — и правда, как понять, где мое тело, а где бактерии? Я думаю, что в случае с крысами мы имеем дело с очень интересным нарушением границ. Мы воспринимаем наши дома так: внутри личное царство порядка, а снаружи абсолютный хаос. Но крыс это не очень заботит. Они не только переходят границы, но и строят убежища в этих «переходных зонах» — в стенах домов, в заборах, на чердаках, аллеях. Они пересекают границы и в то же время живут внутри границ. Это заставляет нас задуматься о понятии пространства и о том, насколько надуманными являются границы, которые мы проводим и которые якобы отделяют одно пространство от другого. Есть множество примеров, раскрывающих эту идею, — это любая история про перенос чего-либо из одного места в другое. Мы могли бы снять фильм о распределении воды, о мусоре, о транспортировке. Все это — части единого целого. Мы могли бы сделать фильм о таких вещах, но крысы интереснее.

Есть еще одно любопытное высказывание: кто-то назвал крыс «регенераторами природы», потому что любую структуру, которую создает человек, они разбирают на элементы и как бы возвращают обратно в природу — опять же разрушая тем самым наши представления о том, где природное, а где человеческое. Это поистине необъятная тема, о которой я могу говорить часами…

Мы заговорили о городе как о большой машине, сделанной для людей. Мне кажется, в городе природа обитает в трещинах, несостыковках, зазорах между тем, что мы называем человеческим. Я ознакомился с несколькими работами вашей группы — мне ужасно нравится, как вы подходите к этой теме.

© Memory

Потемкина: В критических рецензиях твой фильм называют «хоррором». Это твое определение?

Энтони: Я не очень люблю такое определение. Нет, это не мои слова, а кинокритиков.

Потемкина: Мне кажется, это довольно вульгарная интерпретация.

Энтони: Да, я думаю, это интерпретация аутсайдера, который пытался осмыслить предмет. Это делает зрителя своего рода привилегированным аутсайдером. Когда ты сам живешь в таких условиях, то не назовешь этот фильм «хоррором» — это твоя жизнь. Выносить такие оценочные суждения — это слишком. Но я не могу ответить всем критикам, которые пишут такой бред и выносят поверхностные суждения. Я пытался как-то возразить, объяснить, что так говорить неправильно, что это неуважительно по отношению к героям.

Я сам точно не стану называть этот фильм «хоррором». Да, там действительно показаны ужасающие ситуации и факты прошлого, но мне кажется, что фильм, скорее, пытается пригласить зрителя к соучастию, а не сделать его пассивным потребителем «документального ужастика». Одно дело — просто глядеть на происходящее, а другое — посмотреть и задуматься: «Хм, вот что было когда-то, а как обстоят с этим дела сейчас? Изменилась ли ситуация сегодня?» Такой формат взаимодействия фильма и зрителя мне нравится.

Потемкина: Да, понимаю. Еще один вопрос — возможно, несколько наивный, но я все же задам его: он о героях фильма. Я вижу, что существует удачный баланс героев (не хочу показаться грубой, но это слово мне кажется подходящим): туповатый парень с ружьем, приятный парень, странный парень, который живет с крысами, и так далее. Идеальный баланс, я бы сказала, для среднестатистического зрителя. Но лично ты что думаешь о героях? Конечно, когда ты снимаешь это как своего рода дикую природу, нужно дистанцироваться. И все же — что ты думаешь о героях? Ты кому-нибудь симпатизируешь?

Как понять, где мое тело, а где бактерии?

Энтони: Мне этот вопрос не кажется наивным. Я очень ценю твою погруженность в тему, ценю, что ты не задаешь вопросов вроде «А правда в Балтиморе все так хреново?» Этот вопрос мне задают постоянно. Я рад, что ты видишь систему героев в фильме. Мне кажется, самое важное, что я могу сделать, работая над фильмом, — сохранить человеческое достоинство персонажа вне зависимости от того, согласен я с ним или нет. Это действительно очень сложно, потому что гораздо легче манипулировать героями. Ведь процесс монтажа — это и есть манипуляция. Я не разделяю точек зрения всех персонажей, но я уважаю их опыт, уважаю их позиции, и я думаю, что моя работа как режиссера — не как обычного человека — заключается в том, чтобы создать вселенную, в которой я даю возможность всем персонажам показать себя так, как они считают правильным и нужным, вести себя так, как им комфортно. Все герои фильма видели конечный результат, и все остались довольны в том смысле, что они увидели в фильме себя, а не какую-то сконструированную мной историю. А как оживленно проходили дискуссии, ты бы знала! Защитники крыс против крысоубийц — они, мягко говоря, были не очень дружелюбно настроены по отношению друг к другу, однако всем удалось высказаться. Был только один случай — один из героев посмотрел на крысоубийцу и сказал: «Ты мне отвратителен!» Но это такая редкость… Не знаю, как в России, но в сегодняшней Америке представить ситуацию, когда люди с фундаментально противоположными взглядами ведут разговор, довольно сложно. А это как раз то, к чему я стремлюсь.

Майя Кузина, куратор специальных проектов ЦДК: Можно я прокомментирую? Довольно забавно, что во многих рецензиях твой метод съемки сравнивают с подходом Ульриха Зайдля. Это любопытно, потому что он считается одним из самых манипулятивных режиссеров-документалистов. Интересно, что форма, которую ты используешь, напоминает его фильмы, но в отношении процесса съемки и методов работы с героями ты — полная противоположность. Это просто невероятно. Извините, что прервала разговор.

Энтони: Фильмы Зайдля мне кажутся очень интересными, все-таки он является одним из самых влиятельных режиссеров сегодня, но не знаю… Я согласен, что он довольно сильно манипулирует своими героями. Мне все-таки кажется, что у меня другая миссия: я пытаюсь организовать киноматериал таким образом, чтобы представить максимально подробный и правдивый портрет героя и при этом не навязывать зрителям свое отношение к нему. Конечно, можно снять миллион часов материала, поставить героя в нелепые ситуации, а потом вырезать самые невероятные, сумасшедшие эпизоды и собрать их вместе. Мне все-таки кажется, что надо стараться найти новые способы взаимодействия с персонажами: вовлекать их в съемочный процесс или, не знаю, войти в кадр вместе с ними. Это просто идеи, но мне интересно думать об этом.

© Memory

Кузина: Могу я тогда добавить еще кое-что? Когда у нас был специальный показ «Сафари» Зайдля здесь, в ЦДК, мы хотели организовать нечто, подобное тому, что сделал ты: представить противоположные точки зрения. Мы хотели пригласить людей из разных сообществ — охотников и защитников животных, — но нам просто ответили: «Отстаньте, пожалуйста, мы тут реальными делами занимаемся, скоро на лису пойдем, так что не лезьте». Не вышло диалога.

Энтони: Да, такое тоже бывает. У меня прямо сейчас такая ситуация. Я работаю над вторым полнометражным фильмом, и мне приходится налаживать контакт с людьми, с которыми я совершенно не согласен и которые вообще — не очень хорошие люди. Как их заинтересовать? Как сделать так, чтобы они чувствовали себя комфортно и доверились мне, чтобы поняли, что я не собираюсь над ними глумиться, а просто хочу показать, что есть и такая точка зрения? В прошлом я часто приглашал новых героев в середине работы над фильмом, но стало понятно, что и им, и мне гораздо комфортнее работать вместе с самого начала, чтобы они полностью понимали контекст происходящего и мой посыл.

Потемкина: Раз уж ты упомянул следующий фильм, не мог бы ты рассказать о нем немного?

Энтони: Моя следующая работа, как и «Крысы», будет о Балтиморе — точнее, мое исследование начинается в Балтиморе. Это документальный фильм, который рассматривает взаимосвязи между технологиями и способами видения. Я пытаюсь деконструировать идею, что то, что мы видим, всегда опосредовано устройствами, которые мы используем, и что устройства эти передают нам объективную реальность. Это, конечно, большая иллюзия, и в новом фильме я хочу изучить вопрос конструирования реальности через изображение, изучить разные методы передачи и воспроизведения изображения и то, как они влияют на наше восприятие. Я очень много работаю с полицейскими, потому что у них есть специальные камеры, которые они носят на рейды. Я просматриваю видео с этих камер, изучаю, как и в каких сферах используют дроны, как развивается индустрия виртуальной реальности, как разработки развлекательной индустрии применяют в медицине и т.д. Масса вещей, и это все это очень круто, по-моему.


Понравился материал? Помоги сайту!

Сегодня на сайте
Space is the place, space is the placeВ разлуке
Space is the place, space is the place 

Три дневника почти за три военных года. Все три автора несколько раз пересекали за это время границу РФ, погружаясь и снова выныривая в принципиально разных, внутренних и внешних, пространствах

14 октября 20244840
Разговор с невозвращенцем В разлуке
Разговор с невозвращенцем  

Мария Карпенко поговорила с экономическим журналистом Денисом Касянчуком, человеком, для которого возвращение в Россию из эмиграции больше не обсуждается

20 августа 202411715
Алексей Титков: «Не скатываться в партийный “критмыш”»В разлуке
Алексей Титков: «Не скатываться в партийный “критмыш”» 

Как возник конфликт между «уехавшими» и «оставшимися», на какой основе он стоит и как работают «бурлящие ритуалы» соцсетей. Разговор Дмитрия Безуглова с социологом, приглашенным исследователем Манчестерского университета Алексеем Титковым

6 июля 202416625
Антон Долин — Александр Родионов: разговор поверх границыВ разлуке
Антон Долин — Александр Родионов: разговор поверх границы 

Проект Кольты «В разлуке» проводит эксперимент и предлагает публично поговорить друг с другом «уехавшим» и «оставшимся». Первый диалог — кинокритика Антона Долина и сценариста, руководителя «Театра.doc» Александра Родионова

7 июня 202421849
Письмо человеку ИксВ разлуке
Письмо человеку Икс 

Иван Давыдов пишет письмо другу в эмиграции, с которым ждет встречи, хотя на нее не надеется. Начало нового проекта Кольты «В разлуке»

21 мая 202423502