Наталья Смолянская: «Эти работы никто раньше не видел»

Московский музей современного искусства при поддержке Фонда Михаила Прохорова подготовил выставку Эдуарда Штейнберга «Если в колодце живет вода...», приуроченную к 80-летию со дня рождения художника. Будут показаны ранее не выставлявшиеся работы — рисунки, акварели, гуаши и коллажи, созданные с 1960 года и до последних лет жизни художника. Куратор Наталья Смолянская рассказала о проекте.

— Расскажите, пожалуйста, кто был инициатором выставки графических работ Эдуарда Штейнберга. Верно ли, что в экспозиции не будут представлены его живописные работы? Произведения из каких музейных собраний и частных коллекций можно будет увидеть на выставке?

— Идея эта исходила от Галины Иосифовны Маневич, вдовы художника. Когда она мне в первый раз об этом сказала, я поддержала эту идею, мне это показалось очень интересным. Никогда такой специальной выставки, посвященной рисункам и графике Штейнберга, не было. Вообще это деление на графику и живопись у Штейнберга весьма условно. Мы здесь под графикой понимаем гуашь, а он к гуаши относился как к живописи. Но в последние годы жизни, когда он много болел, он гораздо больше занимался гуашью, так как это более легкий в работе материал. Масляной живописи не будет. Здесь мы показываем не только гуаши, которые в чем-то перекликаются с масляными работами художника, но и рисунки — тушь, перо, восковые мелки — и коллажи. Работы дают галерея Клода Бернара, которая является основной галереей, представляющей творчество художника, Калужский музей и Тарусская галерея, Третьяковская галерея, Русский музей, фонд «Екатерина». Будут работы из коллекции Гробманов (Израиль) и от галереи Minotaur (Париж — Тель-Авив). Большинство работ раньше не показывалось в Москве. Потому что обычно показывается живопись. И важно, что самая большая часть работ — из личной коллекции Галины Маневич. Эти работы никто раньше не видел.

— Как вы считаете, чем объясняется популярность Штейнберга во Франции?

— В последние годы он жил между Францией и Тарусой. Никогда не брал французского гражданства. В Париже у него была мастерская, и там он проводил часть года. Это очень важный вопрос: я думаю, что Штейнберг — это часть европейской культуры. Очень часто нашу культуру показывают как какую-то экзотику, что меня лично не очень привлекает. Но Штейнберг проходит этапы становления, свойственные разным художникам — и европейским, и американским. Потому что метафизическая живопись, которая начинается с имени Де Кирико, затрагивает разных художников из разных стран. То есть это настроения, чаще всего связанные с послевоенной кризисной ситуацией. Эти настроения свойственны человеку в любой стране, они характерны для истории в целом. Помимо того что есть история нашей страны, есть личная история каждого человека, есть исторические периоды, которые люди проходят и в России, и в Америке, и в Европе и т.д. Например, художники «американского возвышенного» — такие, как Адольф Готлиб: он тоже рисовал метафизические натюрморты. То есть это такой этап, который проходят художники. Но другое дело — как они это проходят, и это каждый раз — совершенно личный и особый путь.

— В своих текстах Штейнберг говорил о том, что стремится соединить русский символизм и геометрию русского авангарда. Здесь возникает некоторое противоречие. В понимании Штейнберга супрематизм и конструктивизм являются прямым продолжением живописи Врубеля и мирискусников и как бы лишены своей социальной ангажированности — той левой повестки, которая Штейнбергу была глубоко чужда. То есть он наследует традициям Кандинского, Малевича и Татлина только в русле формы, исключая важный для этих художников запрос на радикально новую социальную действительность.

— Я думаю, что вопрос не совсем корректен: мы сейчас понимаем под авангардом одно, Штейнберг — другое. Это связано со спецификой истории. Конечно, весь русский авангард вышел из «Мира искусства». Надо сказать, что понятие авангарда не мы открыли, его Запад открыл. В книге Камиллы Грей «The Great Experiment» авангард начинается как раз с XIX века, с «Мира искусства». Штейнберг доводит до радикальной точки достижения, связанные с обновлением мира и обновлением языка. Потому что обновление мира понимается именно как обновление художественного языка и художественных форм. Штейнберг относится к другому поколению — это искусство постмодерна. Это искусство, которое уже не мыслит художественными формами, спроецированными в жизнь — на строительство новой жизни, как это было у Малевича, у конструктивистов и т.д. У Штейнберга это была ситуация осознания и саморефлексии. Ситуация, где необходимо найти органическое единство с миром, — и тут он возвращается, наоборот, назад, к корням, к традиции почвенничества, где настроения протеста тоже присутствуют. А с другой стороны — это разочарованность в мире: он — человек эпохи, сформировавшейся в 1950-е годы в СССР, и это, конечно, экзистенциализм. В экзистенциализме соединяются русская культура и культура европейская. Потому что экзистенциалисты воспринимают Достоевского как очень важного для них автора. А для Штейнберга это также Лев Шестов и Николай Бердяев. И Камю, которого он очень много читает. Но прежде всего он, конечно, близок XIX веку русской культуры, Серебряному веку, потому что он вырос в этом. Эта культура была такой оппозицией казенщине — идеологическому давлению, которому тогда все подвергались. Его судьба сама об этом говорит: его отец два раза сидел как «враг народа», он в первый раз по-настоящему познакомился с отцом, когда ему было 15 лет. После смерти Сталина отец Штейнберга, Аркадий Акимович Штейнберг, поселяется в Тарусе. С ними же в доме до 1957 года жил художник Борис Свешников, солагерник «Акимыча», который остался в живых благодаря ему. Сама атмосфера Тарусы — это «живые университеты», такие там люди жили.

— А какие отношения связывали Штейнберга с другими шестидесятниками? Известно, что он дружил с Кабаковым, Пивоваровым, Булатовым, Рабиным. Но кажется, что, несмотря на то что они находились в одной среде советского неофициального искусства, метафизика художников «Сретенского бульвара» довольно далека от Штейнберга.

— У нас в каталоге как раз будет статья, посвященная общности на основе метафизики, швейцарского исследователя Эмануэля Ландольта, который защитил диссертацию на тему метафизики в московском концептуализме. Это такое время: любое обращение к табуированной теме — это был такой протест. Это рассматривалось как собственный поиск и авангардное поведение — хотя слово «авангард» сюда, безусловно, не подходит. Это одно время и для Штейнберга, и для Кабакова. А связано оно со знакомством со сценаристом и режиссером Евгением Шифферсом — фигурой весьма сложной и интересной. Также после выставки в павильоне «Пчеловодство» в 1975-м Штейнберг знакомится с Владимиром Янкилевским, и у них начинается совместное увлечение Шифферсом, который был отчасти мистиком. В 1978-м у них с Янкилевским открывается знаменитая выставка на Малой Грузинской, это первая большая выставка Штейнберга, ему к тому моменту уже больше сорока лет.

А что касается названия «Сретенский бульвар» — оно появилось позже. Они тогда так не назывались. Это так получилось: они дружили, ходили друг к другу в гости. Штейнберг и Маневич были очень радушными, они все время приглашали к себе друзей, все у них собирались. И потом они познакомились с чешским критиком Индржихом Холупецким. В двух очень важных на тот момент журналах — Opus International и Flash Art — вышли его статьи, где он назвал их «группой Сретенского бульвара». Так же с понятием «московский романтический концептуализм». Это все такие марки, которые даются со стороны, чтобы это как-то воспринимать. Штейнберг и с лианозовцами в ДК «Дружба» в 1975 году выставлялся.

— Кажется, для творчества Штейнберга актуальна идея анахронизма. Насколько верно это ощущение?

— Малевича Штейнберг далеко не сразу находит. Для него Малевич — это символ богооставленности. А у Малевича нет богооставленности, Бог не скинут: «искусство, церковь, фабрика». Но Штейнберг его читал совершенно иначе. И потом он находит для себя общее с Малевичем в деревенской серии Малевича — «Черный квадрат» он воспринял именно так. Но первое, что для него было очень важно, — отец и Таруса. Второе — Свешников, третье — Шифферс. И то, что он постоянно работал. Жил очень бедно — просто нищенское детство. Мать воспитывала его с братом одна, работала бухгалтером и получала очень мало, они жили в ужасной нищете. Отец был человек творческий и тоже зарабатывал мало. Это тяжелая жизнь: все время в аскетичных условиях, которые, возможно, и способствуют творчеству. В 1961-м выходит альманах «Тарусские страницы». Николай Панченко решает сделать такой районный альманах, собралась целая редакция. Аркадий Акимович принимал активное участие в формировании этого сборника, но вышел только первый номер.

— Для Штейнберга очень важна «география» художника. Он говорит о религии и о духовности через призму русского художественного архетипа и понимания народности как высшего расцвета личности. Такие отсылки ассоциируются с несколько ограниченным, эссенциалистским взглядом на русскую этничность.

— Это все идет от почвенничества. Действительно, с точки зрения европейца все эти градации обычно не считываются. Но кроме славянофильства, тоже не совсем простого явления, существует еще понятие почвенничества, которое связано с именем братьев Достоевских и их журналом и отсылает к тому смыслообразу, где почва подразумевает органическое единство мира. Когда мир терпит катастрофу, когда человек живет в постоянном противоборстве со смертью, то что может спасти? Какое-то органическое единство, которое было очень важно, кстати, для того же Малевича. Оно есть в корнях русской культуры, оно прочитывается — не только через Достоевского. Не случайна идея народной воли, она очень важна именно для русской интеллигенции: «идти в народ», сравняться с народом. Это связано и с обычаями, и с песнями, и с бытом — с единением с простым человеком. Такая соборность. Но все надо видеть в своем контексте, это контекст исторический. Имеется в виду именно органическое единство. Идеи холизма, которые вообще свойственны русской культуре, были в основе авангарда. Но это целая отдельная тема.

Понравился материал? Помоги сайту!