Цыган везде цыган, но закон для него одинаков не везде

COLTA.RU продолжает цикл материалов, посвященных выставке «Странствия Катици по Швеции», которая пройдет с 12 мая по 20 июня 2021 года в Российской государственной детской библиотеке при поддержке посольства Швеции. Выставка посвящена одному из самых знаковых персонажей шведской детской литературы — цыганской девочке Катици, созданной писательницей Катариной Тайкон. В мае русский перевод книги выходит в издательстве Albus Corvus. О том, на что обратить внимание, читая «Катици» в русском переводе, и как отличалась жизнь российских и шведских цыган, рассказывает писательница, журналистка и популяризаторка цыганских культуры и истории Лилит Мазикина.

Есть цыгане России, и есть русские цыгане. У цыган это знают, наверное, все, а за пределами цыганского круга — мало кто. Первые — это все ромы, что живут в нашей стране; вторые — самая большая общность в ней. Нередко пишут, что они происходят от немецких цыган, добравшихся в Россию через Польшу во времена антицыганских настроений в Европе. Практически никогда не пишут, что от цыган России, в том числе русских, произошла основная масса цыган другой страны — Швеции; то есть — что история метаморфоз одних народностей в другие продолжалась, а не остановилась с указом Анны Иоанновны, повелевшей цыган налогом облагать (эта бумага считается первой, легализующей цыган в России на высшем уровне).

Есть страны, в которых свои цыгане «были да сплыли», чтобы потом их место заняли цыгане других стран в романтически и потому добродушно настроенном XIX веке. Во Франции, например, истребили и изгнали в свое время всех цыган. Когда в XIX веке снова запросто стало можно увидеть цыганское лицо тут и там, это были пришельцы из Чехии («богемцы») со скрипками в руках, Испании («житаны») с гитарами, Италии («зингары»). До сих пор французы пользуются этими тремя словами для обозначения любых цыган.

В Швеции цыгане не то чтобы вовсе исчезли, но были загнаны в один медвежий угол, на северо-восток. Там ныне находится свободная Финляндия. В XIX веке эти цыгане стали появляться и в других областях Швеции, но уже идентифицировали себя особым образом. Их история и самосознание уже прочно были связаны с финскими землями, жизнью в окружении финского крестьянства.

Но появились, как во Франции, и другие цыгане — из Российской империи. Самые разные, все или почти все, что кочевали тогда по России. Большую часть из них составляли котляры, цыганская народность, в конце XIX века распространившаяся буквально по всей Земле. Скрипач Юхан (Ишван) Тайкон был котляром, представителем племени лудильщиков и изготовителей медной посуды. Известно, что в Швеции он оказался на рубеже веков — XIX и XX, что там у него родилась дочь, написавшая серию детских книг о жизни цыган в Швеции, и что в 2021 году выходит в переводе на русский первая книга этой серии, которая даст возможность детям русских цыган и цыган России вообще прочесть о жизни своих дальних родственников — цыган Швеции.

На самом деле книга выпускается не для цыган (не только для них), как и писалась она не для цыган, а для всех, кто хочет ее прочитать и способен это сделать (что во время ее публикации оставалось привилегией, недоступной многим шведским цыганам). Простая, без назиданий, честная и сложная история цыганской девочки Катици — то есть, как известно, самой писательницы Катарины Тайкон, дочери скрипача Юхана, — любому расскажет о том, что такое быть ребенком, которому везде не рады с рождения. О дискриминации. Вечной составляющей самой обычной, по сути, жизни, полной простых и сложных человеческих чувств, отношений, которая наполняет эту жизнь непростыми событиями.

Для русских цыган многое из этой книги (и изо всей серии, если она выйдет в печать на русском языке) станет откровением. Русские цыгане, как и любые другие, знают, что такое расизм и что такое дискриминация, но они всегда сталкивались с ними на бытовом уровне и никогда — на уровне законодательства, общественных институтов; почти никогда — на уровне государственной политики. Среди исключений — политика языковая, но это отдельный сложный вопрос.

Первая книга о приключениях цыганской девочки Катици начинается в собственном ее саду невинности, где есть уже, конечно, добро и зло, но они очень маленькие, детские: например, ябеда-корябеда из одной с тобой комнаты как зло и готовые защищать тебя от ябед друзья как добро. Невинность, в которой люди в мире делятся по тому, как они себя ведут и как к тебе относятся, а не по тому, какой у них цвет кожи и как именно ограничивают их жизнь законы страны (а они ведь теоретически всех ограничивают — разница в конфигурации границ).

В этот Эдемский сад приезжает странный и страшный человек с бородой (такой бороды нет ни у воспитательниц, ни у пастора), чтобы увезти тебя туда, где есть горе, нищета, где нет стабильности — возможности даже привыкнуть к пейзажу вокруг тебя, где у тебя нет шанса остаться просто ребенком, ты сразу становишься цыганкой, величина или малость которой для окружающих — признак чисто физический. В общем, отец сумеет забрать тебя из детдома после двух с половиной лет разлуки, за которые ты забыла его лицо и его имя.

Уже эти первые главы, вероятно, серьезно удивят многих цыганских детей в России. У цыган тут, особенно котляров, живущих часто поселками-таборами, не принято отдавать детей в детские дома. Они там оказываются в исключительных случаях; чаще же даже в случае лишения обоих родителей прав или их смерти ребенка забирают сначала под временную, потом под постоянную опеку родственники, ближние и дальние. Бывает даже так, что более состоятельная родня разбирает часть детей из семьи, оказавшейся в тяжелом финансовом положении, — на время или навсегда. Что родной брат, что двоюродный — это в цыганском одно слово, то же и с сестрой, так что двоюродные растут вместе как родные и даже много об этом не считают нужным думать.

История цыганских детей в Европе совсем другая. В Венгрии императрица Мария Терезия в XVIII веке не только запретила цыганам зваться цыганами (для их же пользы!), но и указала цыганских детей изымать и воспитывать в венгерских семьях. На счастье цыган, немногие венгры горели желанием брать себе еще и чужих детей; на несчастье цыган, угроза изъять детей стала постоянным предлогом для вымогательства со стороны местных властей.

Не стоит рассматривать Румынию, где до второй половины XIX века цыган, большой или маленький, был лишь собственностью и ребенка рабыни могли спокойно взять и продать хозяева. Но в странах Европы и без узаконенного рабства цыган ребенок мог очутиться вдали от семьи. Детей изымали напрямую — для их же пользы, ведь цыгане живут бедно, живут плохо, не имеют возможности учиться и зарабатывать постоянно; семьи ставили в положение, когда детей проще и безопаснее для них же оставить в чужой семье или приюте. Хотя бы на время.

За всем этим стоит большое лукавство. Расставание детей с семьей преподносится как благо. Потому что, еще раз, уровень жизни цыганских семей зачастую низок, возможности пользоваться достижениями цивилизации невелики. При том что демаргинализация цыган, общее улучшение их правового положения, образованности сняли бы вопрос, где лучше цыганским детям.

Почему последний абзац я написала в настоящем времени? Потому что негласно такая политика во многих странах практикуется до сих пор. Немногочисленные и робкие протесты, когда демонстранты стоят на улицах с плакатами «Хватит красть из семей цыганских детей!», слабо освещаются прессой и ни на что глобально не влияют. При этой ситуации — иронично — самих цыган постоянно подозревают и обвиняют в краже чужих детей, хотя в цыганской среде такое случается не чаще, чем в любой другой. И если раньше было «крадут, чтобы есть» (не шутка), то нынче — «крадут, чтобы продать на органы». Такая вот версия кровавого навета.

Приключения (или злоключения) Катици в первой и последующей книгах не могут не вызывать вопросов и чувства шока раз за разом. Русский цыган может представить себе оскорбление в нацистском духе, физическую агрессию, предвзятость чиновников и работодателей, клиентов и соседей, котляр — еще и сегрегацию в школе, но многих других вещей из книг о Катици — не более, чем фиксирующих реальное положение цыган в детстве Катарины Тайкон — представить в своей жизни и жизни своих предков лет сто назад не может. История Катици может заставить задуматься, как многое мы — цыгане России или россияне в целом — вообще воспринимаем как данность: ведь кому-то приходилось бороться за то, что другие не замечают, как не замечают любое свое право от рождения.

После того как переварена как данность жизнь цыганского ребенка в детском доме — при живой семье, предстоит переварить еще очень многое из жизни Катици. Например, правило трех недель. Или, точнее, закон трех недель. Это закон, по которому в одной местности цыганский табор не мог остановиться дольше, чем на три недели. Это значит — нельзя найти работу на все лето или его половину, в общем, хоть сколько-то стабильную (большинство работодателей в мире, даже те, кто платит понедельно, предпочитают наем хотя бы на месяц). Это значит — нельзя обзавестись друзьями, кроме тех, что в твоем таборе. То есть можно, в детском летнем лагере за смену многие умудряются, но... Бессмысленно.

Потому что после пионерских лагерей дружба поддерживалась перепиской, а чтобы читать и писать письма, надо быть грамотным. Чтобы быть грамотным, надо где-то учиться грамоте. Как насчет того, что для ребенка невозможно пойти в школу, потому что он из цыганской семьи? Потому что не принимают, хотя, казалось бы, государству грамотные граждане (или хотя бы жители страны) должны быть выгоднее неграмотных, как работающие выгоднее безработных. Потому что бессмысленно — ведь за три недели ты едва-едва адаптируешься к новому классу и новым порядкам, которые в каждой школе при внешней унификации учебных заведений, как ни крути, разные. До учебы в таком режиме и дойти толком не может.

Итак, почти никакой работы, никакой возможности обзавестись прочными связями вне табора (а значит, и интегрироваться в общество, стать его частью), никакой возможности получить образование. Любую возможность отрастить корешки, чтобы врасти в землю, обрубают. А потом тебя же упрекают, что ты вечный чужак, над тобой же смеются, что ты неграмотен и беден.

Многие русские в этом месте могут испытать когнитивный диссонанс: ведь то, что описано в жизни шведских цыган как шокирующее цыган русских, другим людям в России кажется как раз нормальной частью жизни цыган вообще. Сегодня здесь, завтра там, а послезавтра табор уходит в небо; цыгане не ходят в школы, им и не надо; цыгане дружат только с цыганами; цыганам не нужны дом и работа, ибо птичка певчая не знает ни заботы, ни труда...

Часть этих стереотипов — наследие романтизма XIX века, часть — иллюзия ума «все всегда было так, как сейчас»: ведь сейчас, после отчаянной маргинализации сложных девяностых, после возросшей дискриминации и приспособления к жизни в среде, которая то и дело становится враждебной, цыгане и их жизнь в России несколько изменились.

Русские цыгане, как и котляры, традиционно и до относительно недавних пор кочевали. Но то было кочевье, как правило, по кругу, по знакомым местам и только в теплую половину года (от Пасхи до Покрова). Зимой цыгане становились на постой либо в крестьянские избы, либо к городским оседлым родственникам. На новых местах они задерживались столько, сколько захотят, и зачастую возвращались туда же через год.

Такая предсказуемость давала конеторговцам (которые заодно были своеобразной версией ветеринаров) возможность обзавестись постоянными партнерами и клиентами; постоянными знакомыми домовладельцами, с которыми можно договориться о постое зимой; наконец, более-менее предсказуемый график и более-менее постоянный маршрут (вариации, конечно же, были) давали возможность поддерживать стабильные связи в других цыганских таборах, представлять, где и когда увидишься со своими родственниками и свойственниками (и по совместительству, конечно, конкурентами).

Когда начали открываться земские школы для крестьян, зимой туда же бегали цыганские ребята — грамотный человек в таборе был нужен, российскую бюрократию никто не отменял. Конечно, грамотность от этого не стала повальной — в цыганских семьях точно так же, как в крестьянских, для школы отбирали одного-двух детей. Когда гимназии для мещан открывались в городах тут и там, начали ходить туда дети из оседлых цыганских семей. А уж после советского декрета об образовании городские цыгане стали грамотными повально почти сразу, а деревенские и осевшие кочевые — уже к шестидесятым если не на 100% (были очень архаичные семьи), то близко к тому.

Сейчас цыганское студенчество, если брать процентное соотношение среди всех молодых людей в возрасте 18–23 лет, в России — самое обширное в Европе и мире, и количество девушек-студенток во все том же соотношении среди российских цыган — самое высокое у цыган вообще.

Цыгане в России покупали дома, когда хотели осесть, и никто не мог им в этом воспрепятствовать. Цыгане в России редко уходили в сферу наемного труда, но часто открывали свое дело; по умолчанию большинство русских цыган считались крестьянами (как скотоводы), но были мещане (в большинстве своем артисты), были купцы, были даже офицеры. А уж в наше время появились и священники, и интеллигенты, и чиновники. Социальные лифты, которые для цыган Швеции первой половины XX века были просто непредставимы.

Катарине Тайкон лично и цыганам страны вообще приходилось бороться за то, чтобы их детей брали в школы (везде, а не только при благотворительных организациях), чтобы можно было снимать и покупать жилье и получать социальное наравне со шведами... Им приходилось бежать вдвое быстрее, чтобы оставаться на месте — чтобы потоком дискриминации их не сносило, и пришлось перепрыгнуть грузовик (если вспоминать соответствующую цитату из фильмов Гая Ричи), чтобы продвинуться вперед, в будущее, даже нет — в настоящее, где образование и доступность жилья — просто норма для большинства людей.

Но стоп. Катици не вышла из своего Эдемского сада в мир зла. Ни одна нация не состоит из злодеев. Как это верно для цыган, так это верно и для шведов. Катици вышла в мир, где зло правит, зло узаконено; но она вышла в мир добрых людей настолько же, насколько и в мир злых. И об этом тоже ее книги. Увы, в 2021 году на русском языке вышла только первая из них, и остальные пока нельзя прочитать. Зато можно будет посетить выставку, посвященную Катарине Тайкон и Катици — ее собственному детству, отпечатанному на книжных страницах, запечатленному в иллюстрациях к ним и в комментариях к этим иллюстрациям.

Понравился материал? Помоги сайту!