Я — русский мусульманин

Алексей, Саратов

«Я свидетельствую, что нет Бога, кроме Аллаха, и я свидетельствую, что Мухаммад — Его Раб и Посланник». Эта молитвенная формула называется «шахада», ее произнесение является главным условием принятия ислама. Три года назад в небольшой саратовской мечети на краю города свою шахаду произнес 27-летний врач-психиатр Алексей К. Мулла представил немногочисленным местным прихожанам их нового брата, прошедшего путь от русского националиста до русского мусульманина.

Имя в исламе не имеет никакого значения, если оно не противоречит вере. Мое — не противоречит. Есть неофиты, им обязательно нужно выбрать имя, купить тюбетейку, четки. Ролевая игра какая-то. Я к этому со смехом отношусь, как и к атрибутам скинхедства — бомберам, подтяжкам. Но скином я никогда не был. Не люблю стричься коротко, может, поэтому (смеется). Скины — это субкультура без политических взглядов. Временная мода, уже исчезающая, — в отличие от национализма.

Националистом я стал довольно поздно — в 18 лет. Меня окружали друзья из ультраправых. Я поначалу эмоционально их поддержал, а идейно — лишь потом, когда увлекся эстетикой Третьего рейха и историей России. Плюс возникла этническая преступность. Вообще Саратов — издревле тюркский город. Здесь с русскими нормально жили и татары, и башкиры. А в конце 90-х к нам хлынул Кавказ, и начались проблемы: не поделили девушку, выпивку, кого-то избили до полусмерти, зарезали. Они вели блатной образ жизни, как мексиканцы в США, потому что выросли в нищете, научились убивать да грабить. Я дагестанца одного знал. У него самое яркое событие из детства — калаш в подарок и $100.

Изначально меня привлек радикальный путь. В 2004 году я вступил в НСО (Национал-социалистическое общество. — Ред.). Оно в провинции было не сильно радикальным. В Питере, Москве — да. НСО-Cевер, например. Это одно из подразделений. Там на счету почти 30 убийств, 5 пожизненных получили. Среди нас тоже были такие, но на преступления шли без огласки руководству. Одни делали, другие ничего не знали или молчали.

Ислам — это религия мужского характера.

В начале 2008-го НСО фактически распалось. В Москве посадили, наверное, 80% от организации. Из моих ближайших соратников — никого. ФСБ нас регулярно таскала «беседовать», но обходилось без уголовных дел. У них были собраны данные по каждому активисту. Хотя я всегда занимал умеренные позиции. Интересовался идеологией, агитацией. Мы ориентировались на молодежь и людей не старше 30, чье мышление не было совковым. Ощущалась ответственность за страну, но постепенно все сошло на нет, потому что так называемый русский народ не является таковым. Русский народ — это симулякр, биомасса, среди которой лишь 5% осознает свою идентичность. Поэтому быть русским националистом — это значит быть одиноким, быть непонятым интернациональным совковым большинством.

Я состоял в движении четыре года. НСО меня привлекало тем, что там не было антисемитизма, гитлеризма, там были думающие люди. Со многими из них я до сих пор поддерживаю связь. Ислам для этого не помеха. Они же не радикальные православные, которые, прямо скажем, люди неумные, нетерпимые. И от идей национализма я до конца не отказался. К нам приезжают самые маргинальные слои из других этносов. Это люди с низким образованием, часто русофобски настроенные, они тоже крайние националисты, но на чужой земле. Ассимилироваться в нашу культуру им не нужно. Да и культуры у нас нет. Культура — это какие-то рамки, ограничения, традиции — все давно утеряно. Куда ассимилироваться? В алкоголь, праздность, развлечения? Не лучший выбор. С другой стороны, современная Россия для меня — такое же вражеское и чужое государство, как и для них. Любой русский мусульманин думает об эмиграции. Не обязательно уезжать в исламскую страну, но хотя бы туда, где к нам лояльно относятся. Я слышал, что в Турции формируются этнические общины, в том числе и русская. А здесь, в путинской РФ, мы на последней ступени перед распадом. У Льва Гумилева есть теория о мемориальной стадии развития этноса. Она полностью отражает происходящее: умирает этнос — умирает его империя.

* * *

Об исламе я слышал с детства. Я жил рядом с мечетью и каждое утро просыпался от пения муэдзина. Он пять раз в день призывает к молитве. Его пение слышит весь квартал. Потом некоторые лидеры из нашего подполья стали переходить в ислам. Думаю, причина в исламских боевиках. Их мужество, бесстрашие не могли не привлекать. Я заинтересовался, зачем они это делают, и начал читать об исламе. Открыл для себя философа Рене Генона. На тот момент я был атеистом, но, прочитав Генона, стал думать о духовных вещах. Не о «духовных скрепах», а об эзотерической составляющей. Я понял, что у национализма в отрыве от своих корней нет будущего. Это искусственное образование какое-то. И Рене Генон как раз писал, что кроме ислама не осталось ни одной эзотерической школы.

Конечно, сначала я познакомился с русскими националистами, которые приняли ислам. С Харуном Сидоровым, основателем НОРМ (Национальная организация русских мусульман. — Ред.), и Салманом Севером. Я не знаю, что он делал в своей жизни, но большего интеллигента я не встречал. Эти люди поразили меня своим умом. Я думал, они станут призывать к взрывам. Но они лишь убедили в том, что моя жизнь ведет к тупику. А мой тупик — это мой склад личности. Ты когда-нибудь читал Сартра? В «Тошноте» очень ярко показаны человеконенавистничество и отвращение к жизни. Ну, наверное, мое состояние близилось к этому.

Я принял ислам три года назад. Мне было 24. Нет ничего проще, чем принять. Нужно произнести всего одну молитву на арабском в присутствии двух мусульман. В какой-то момент у меня возникло ощущение, что я попал в секту (смеется). Имам мечети и прихожане были очень жизнерадостные, улыбчивые. Я думал, это делается специально, ведь в Коране сказано, что если мусульманин приведет к вере хотя бы одного человека, то ему откроется дорога в рай. И я подозревал, что ими движет меркантильный интерес (смеется). Параллельно я ходил в одну из протестантских церквей. У меня подруга была протестанткой. Думал, смотрел, сравнивал. В протестантской церкви меня тоже встречали с улыбками и объятиями.

Я однозначно отрекся от идеи православия. У меня мать — венеролог. Она периодически лечила попов от гонореи, которую те от проституток подхватывали. Я видел, как эти чиновники в рясах богатеют день ото дня. А в протестантстве отсутствует мужское начало. Женщине присущи мягкость, терпимость, уважение. Это само по себе прекрасно, но не ко всем же подряд. Еще в протестантстве — культ денег и личного успеха: «Добейся! Бог даст тебе заработать на квартиру, машину!» Слишком много коммерции в нем.

Бить друг другу морды за цвет клуба? То ли дело за цвет кожи.

А ислам в моем понимании — это вызов современности в плохом смысле слова. Вызов алкоголизму, наркомании, проституции, вырождению. Ислам — это религия мужского характера. Сначала я не понимал, как можно молиться Богу и чувствовать себя перед ним каким-то ничтожеством. Я же вырос в обществе, где надо быть эгоистом. Но позже осознал, что поклонение Всевышнему — это работа над своим эгоизмом, над своим эго.

С каждым днем соблюдать правила ислама все труднее. Для этого надо жить в мусульманском обществе. Не так давно в одном из университетов мусульмане-татары расстелили коврики, чтобы совершить намаз. Через неделю их хотели отчислить и запретили молиться. Я на работе стараюсь не афишировать свою веру, чтобы во мне не видели потенциального террориста. А отношения с родителями, напротив, улучшились. До принятия ислама я не признавал их авторитета, но «рай под ногами у матерей». Хорошая фраза.

В Саратове немного русских мусульман. В основном это взрослые люди от 40 до 50 лет. Они аполитичны. Их, кроме ислама, ничего не интересует. Есть несколько молодых ребят, но русского джамаата (общины. — Ред.) в Саратове нет. Я сейчас проживаю на Урале. Здесь тоже есть мусульмане, но у них иные интересы… Кстати, благодаря стараниям Харуна Сидорова большинство из них не становятся ваххабитами. Меня самого пытались неоднократно завербовать через интернет. Люди, видимо, шарят по группам исламским и пишут всем подряд. Мне написали с непонятной страницы: «Брат, давай общаться». Я вижу у того список из ваххабитских групп и сворачиваю общение. Не исключаю, что это могут быть и сотрудники спецслужб.

Я точно знаю, что в саратовской мечети есть ваххабиты. К сожалению, эта мечеть стала общаться с Саудовской Аравией. Туда отправляют учиться, а потом привозят к нам эту заразу. Вообще в Поволжье нарастает ваххабизм. Не знаю, чем это может закончиться. Ваххабитов можно определить по внешним признакам. Они бреют голову налысо, ходят с подвернутыми штанинами. Почти как скины, но с бородой.

Я же суннит. Исповедую суфийское направление ислама. В суфизме тоже сохраняется понятие джихада — священной войны, но в мирное время джихад — это не самооборона, а самосовершенствование. Ты занимаешься борьбой только со своими пороками.

Али, Москва

Я жду окончания вечернего намаза в коридоре мечети «Ярдем», что в Отрадном. Через стеклянные двери виден полупустой молельный зал. Оттуда доносится негромкий голос муллы. Он стоит на небольшом возвышении лицом к Мекке. За ним сосредоточенные ряды мужских спин. Среди них — Али, 33-летний москвич, принявший ислам пять лет назад. Когда-то Али звали Сергеем. Он был скинхедом в одной из уличных банд.

Подростком мне безумно нравилось называть себя скином и выглядеть как скин. Было в этом что-то, пугающее обывателя — трусливого русского. Парни с окраин активно шли в скины на волне моды, а потом стали стесняться этого определения. Мы будем говорить про себя «националист», «патриот», «ультраправый» или еще как-то, лишь бы нас не принимали за уличных маргиналов, за убийц таджикских дворников.

Но тогда почти в каждом районе была своя группировка — «Войковский фронт», «Шульц 88», Totenkopf («Мёртвая голова»), да полно их было. Небольшие, костяк всего человек 20. Наша, измайловская, называлась «Солнцеворот». Не очень известная, но старые бритые должны ее помнить. Где-то во дворах даже надписи сохранились. Не помню, кто предложил название. Герцен, может? Был у нас один с таким прозвищем. Самый старший и самый идейный. Он из окна выпрыгнул в позапрошлом году. Мы уже давно не общались.

К нам в основном из футбольных хулиганов стремились. Но у них и свой движ был. Я его никогда не понимал. Бить друг другу морды за цвет клуба? То ли дело за цвет кожи (улыбается). Про фанатье порой ходили страшные, прям совершенно дикие слухи. У нас, например, рассказывали, как спартачи повесили трех парней на динамовских розах в заброшенном садике. И, главное, верили все, боялись.

Бритоголовым я сам стал по тем же причинам, что и любой. В Измайлове в середине 90-х черным принадлежало все. Абсолютно все. За каких-то пару лет район перестал быть русским. Да и остальная Москва тоже. А мы ощущали себя чужими, лишними, слабыми… Короче говоря, обслуживающим персоналом господ с барсетками. Они захватили рынки, стройки, магазины. Я не сомневался в своем выборе. Что меня ждало? Армия, завод, водяра? Я из самой простой, бедной семьи. У нас дома даже видика не было. Мать на двух работах пахала, пока отец спивался. Вечерами ходила полы мыть в одно кафе. Кафе тоже черным принадлежало. В прошлом мой батя — медик, акушером в роддоме работал. Спился он своеобразно. У них традиция была выпивать за каждого новорожденного рюмку водки или коньяка, иногда спирта. Тормозов он не имел. Он быстро перестал для меня существовать, как и я для него. Называл меня «фашист гребаный», а я его — «алкаш вонючий». Отговорить меня пытался. Выдумал легенду о якобы нашем еврейском предке, дедушке или прадедушке, грозился друзьям моим рассказать. Скины вообще часто обвиняли кого-то из своих в еврействе. При мне забили одного бона, «жидом» оказался. Не насмерть, конечно, иншаллах. Но сильно. Хотя среди бритых евреи — не редкость. Я знал одного такого, полукровку. Парни его Мацой прозвали.

Фээсбэшники, думаю, приходили по наводке от муллы одной из мечетей.

В сущности, у меня и взглядов-то никаких не было. Лет до двадцати мной двигала какая-то бессознательная ненависть ко всему понаехавшему, ко всему нерусскому. И таких, как я, уже реликтовых бритоголовых в подтяжках, берцах, с нашивками становилось все больше. Мы ведь застали самый расцвет скин-движения: середина-конец 90-х. Сейчас таких лишь в кино да на фото с «Русских маршей» увидишь, а тогда в каждом вагоне метро. Среди них попадались мои друзья, приятели, одноклассники. Кто-то притащил самодельный коктейль Молотова. И той же ночью мы киоск подожгли, который азерам принадлежал. После неделю из дома ни ногой. Боялись, что вычислят и посадят. Еще не обнаглели от безнаказанности. А киоск тогда на бандитские разборки списали. И мы этим потом часто пользовались.

Акции проводились регулярно. Обычно в Беляеве пасли студентов из РУДН. Притоны громили несколько раз. Но не в городе, как правило, а в области. У притонов, где торговали, крыша серьезная, братки могли пострелять, если бы нашли. По электричкам часто ходили, черных искали, цыган.

Понятно, что вас интересует. Убивали ли мы людей? За себя так скажу: целенаправленно убивать никого я не шел. Всё.

Мы проводили не только «зачистки», как это называлось, но и всякие политиканские акции, мирные. Поставили на стульях гроб рядом с метро. И прохожим предлагали вбить гвоздь в гроб Ельцина — врага русского народа. Не хочется о мертвых плохо, но гвоздей не хватило. Факельные шествия делали. Огонь менты не разрешали. Мы фонари зажгли электрические и колонной по улице прошлись.

Менты в то время нами не особо интересовались. У них сбор дани шел с проституток, бандитов, приезжих — полно важной работы. Это сегодня они интернет шерстят в поисках экстремизма, 282-й статьи. Тогда, поначалу, мы чуть ли не в открытую ходили, битами размахивая. С собой кастеты, ножи. У одного нагайка казацкая была с пулей в наконечнике. Дома обязательно по экземпляру «Майн кампф». Идейно мы были выстроены очень слабо, точнее — никак. Помню, нашли статью о Ку-клукс-клане. Они же сражались против евреев, негров, педерастов, католиков, цыган, азиатов. За превосходство белой расы, в общем. Нам этого оказалось вполне достаточно. Я вот только понять не мог: почему католики? При чем здесь они? Педофилы, мне объяснили. А «Майн кампф», готов спорить, никто из наших до конца не дочитал. Свой я выбросил. После принятия ислама ко мне неоднократно участковый приходил, соседей опрашивал. Один раз из ФСБ пришли. Двое сотрудников молодых. Литературу экстремистскую искали. Я им еще на пороге сказал, что, кроме Корана, у меня ничего нет. Разрешения на обыск у них не было, но я их впустил, предложил чаю. Все как велит моя вера. Они комнату осмотрели. Пару вопросов задали. В углу Х-Box пыльный увидели, спросили, есть ли у меня FIFA 14. Элитные спецслужбы, ничего не скажешь. А где-то через недели три в Волгограде было два теракта подряд, вот.

Скинхед? А будешь лежать по соседству с черным. И оплакивать вас одинаково будут.

По мне, причина терактов — в децентрализации исламской уммы. Нет своего патриарха, своего папы римского. Халифат упразднен. Авторитет у духовных лидеров. Один объявит теракты против мирного населения грехом. А другой — необходимой борьбой на пути Аллаха. И вот мусульманин волен сам решать, кого слушать. Кто-то скажет, что это не для меня, я хочу жить, растить детей, кормить семью. А кто-то, наоборот, захочет подражать, захочет стать шахидом, смертником. Такого обрабатывают и отправляют в «нужное» русло. Впрочем, чем шахиды отличаются от Николы Королева, от Рыно, Вольтрона, Димы Боровикова, Гектора?

Возвращаясь к ФСБ. Думаю, они приходили по наводке от муллы одной из мечетей. Туда я иногда на джуму хожу, пятничную молитву. Хотя, еще будучи боном, я состоял на учете в отделении. Свастику на стенах рисовал, и меня задержали. Отделался штрафом за порчу имущества. Но это было так давно, что версия с муллой мне вернее кажется. Его я не осуждаю. В «официальных» мечетях всегда доносят на прихожан, а органы ведут статистику по русским мусульманам. Это всем ясно. Кто-то говорил мне, что русских мусульман около ста тысяч. Цифра условная, конечно. И у чекистов, уверен, точных данных нет, но явление это у них на контроле. Для них мы сегодня опаснее нациков. Вы, журналисты, проведите расследование: примите ислам — и к вам тут же из конторы придут. Правда, власть при каждом взрыве только руками виновато разводит — не ожидали, не были готовы. Странное противоречие в этом, не находите?

Сами же фээсбэшники говорят, что страницу мою «ВКонтакте» взломали, что чушь. Меня нигде нет под настоящим именем. Нет, я ни от кого не скрываюсь, но интернет — не богоугодная трата времени. Так же как музыка, фильмы, профессиональный спорт, частый секс. Кафирские занятия. Отвлекают от служения Аллаху.

В нацизме, в его правильности я стал сомневаться еще до принятия ислама. Я в морге санитаром работал. Трупы мыл. А там же не станешь выбирать, кого мыть, кого нет. Вчера, допустим, русского привезли, сегодня — татарина. Завтра привезут еврея. Мертвые не отличаются. Может, только вариантами ухода из жизни. Мы вот с парнями боролись за какую-то свою исключительность, избранность, а видите, как в конце-то… Скинхед? А будешь лежать по соседству с черным. И оплакивать вас одинаково будут. Когда родственники приезжали на опознание или тело на кладбище забирать, их слезы тоже не отличались. Смерть всех уравнивала. И никто не избран, как выясняется. Там, в морге, я это понял.

А еще раньше — что Москва попросту вымывает из тебя скина. Со всеми принципами, без остатка. Становится невозможно им быть. Только фанатики продолжают начатое. У меня приятель был, Саша. Такой же, из бритых. Поехали зачем-то к нему. Он в частном доме жил, за городом. Заходим в калитку, а сосед напротив орет: «Здорово, Сань!» А тот ему так просто: «Здорово, Ашот!» Саня потом мне долго доказывал, что Ашот — хороший мужик, что соседи они, что хачи его самого достали. Если б не имя, он по-любому с нами в движ бы ушел. Извинялся будто бы. Понятная иллюстрация, думаю.

С тех пор на акциях я появлялся все реже. Вскоре совсем пропал, трубку не брал. Мой уход все посчитали трусостью. Как раз на бритых рейды начались. Диму Боровикова убили, известного наци. Но за нами ничего громкого не было. Пытались одну уголовку повесить, но обошлось.

Парни меня однажды в гражданке встретили, обросшего, другого. Я торопился куда-то. Смотрелся человеком на фоне лысых обезьян. Схожее чувство я испытываю с принятием ислама. «Али» ведь с арабского значит «возвышенный». Чувство превосходства, конечно, грешное. Но мы говорим: «Грехи известны тебе, а покаяние — нет».

* * *

Вообще верующим я никогда не был. Ислам — моя первая и последняя вера. Склонялся к язычеству одно время. К остальным религиям относился враждебно, нетолерантно. Что-то узнать о них даже не пробовал. Но акций против синагог или мечетей сторонился, хотя меня звали синагогу громить. Бога побоялся. Инстинктивно, наверное.

В 98-м меня должны были призвать в армию, а через год началась вторая чеченская, и двое пацанов из моего класса на ней оказались. Один не вернулся. А другой через плен прошел. Несколько месяцев просидел у боевиков в яме. По крайней мере, он так говорил. Не было оснований не верить ему, тем более права возражать. У меня-то склерокератит нашли, болезнь глаз такая. Операцию сделали и освободили от службы, чего я очень стыдился. Врал всем, что рвался в Чечню. Нас, скинов, постоянно упрекали в том, что мы дома черных гоняем, а в Чечню боимся. И правда! Я молился, лишь бы не попасть туда.

Вернувшийся одноклассник рассказывал ад. Они чеченца захватили при осаде села, привезли его в часть на допрос. Допрос так выглядел: задали вопрос, он молчит, бормочет что-то под нос, ему пулю в колено. Он громче начал читать. После второй пули на крик перешел. Выкрикивал молитву. Потом его, еще живого, в воронку бросили и гранату положили. Убит при нападении. И никаких пыток. Совсем молодой. Только щетина расти начала. Эту деталь я точно запомнил.

У меня этот чеченец из головы не выходил. Не мог его забыть. Ночами просыпался. Все думал, что за религия наделила человека такой волей. С этого я начал путь к исламу. Мне было 28 лет. Ислам — единственная вера, которая позволяет полностью очиститься от грехов. Знаешь, есть такой хадис о мужчине, убившем сто человек. Он пожелал раскаяться и отыскал монаха, который посоветовал ему пойти к благочестивым мусульманам и молиться вместе с ними ради Аллаха. Мужчина отправился в путь, но по дороге умер. С небес сошли ангелы милости и ангелы мучения. Думали, кому его забирать. И тогда явился ангел в образе человека и предложил измерить расстояние от места его смерти до тех мест, откуда и куда он шел. Оказалось, что к месту совершения покаяния убийца находился ближе. Его грехи были отпущены лишь за саму попытку раскаяться в них. А разница между адом и раем составляла всего25 сантиметров. На каждого свой хадис, брат.

Понравился материал? Помоги сайту!