14 июня 2017Общество
305

Дети Путина на развалинах Кремля, или Что нового в новых протестах?

Отвечают социологи, политологи, публицисты

текст: Елизавета Михальченко
Detailed_picture© Евгений Фельдман для проекта «Это Навальный»

Григорий Юдин
Константин Гаазе
Алексей Цветков-младший
Артемий Магун
Глеб Павловский

Григорий Юдин

социолог

К списку

Что нового вы видите в митингах этих весны и лета? В чем их основное отличие от протестов 2011—2012 годов?

Три вещи. Во-первых, территория. Первые митинги после сфальсифицированных выборов 2011 года проходили во многих городах, но вскоре быстро локализовались в Москве. Сейчас наиболее успешные акции происходят как раз не в Москве. Россия — гиперцентрализованное государство, и любой демократический протест, разумеется, должен включать в себя протест против «москвоцентризма». Сейчас мы видим, что готовность к действию есть в разных точках России, и нам самое время вспомнить, что мы вообще-то федеративная страна.

Во-вторых, тема. Пять лет назад это были протесты против незаконной узурпации власти, сегодня это протесты против незаконной узурпации богатства. Тема коррупции перестала быть связана просто с нарушением закона; сегодня всем ясно, что желтая уточка — это символ беззастенчивой роскоши. Проблема не в том, что элиты плюют на закон; проблема в том, что они переселились в другой мир, с виноградниками и университетскими друзьями, — и 99% россиян в этом мире места не предусмотрено. Именно это выводит на улицу новых людей.

В-третьих, коммуникация. В 2011 году казалось, что государственный контроль над телевидением лишает всяких способов пробиться к публике — и множество неуспешных политиков сообщало нам, что вот если бы им дали эфир, то все бы поменялось, а так нечестно. Однако выяснилось, что при наличии повестки «Живой журнал» и Фейсбук могут изменить ситуацию. Сейчас государство цементирует медиа еще жестче — но вновь оказывается, что если тебе есть что сказать, то для тебя нет препятствий. Новой формой коммуникации стал видеоблогинг в интернете — именно благодаря ему многие люди сегодня получают доступ к альтернативной точке зрения.

Молодые люди, вышедшие на улицы впервые этой весной, — кто они? Что ими движет?

Многие из тех, кого теперь почему-то называют «молодежью», — это просто люди, которых удалось зацепить новым каналом коммуникации. Да, их средний возраст поменьше, но разговоры о том, что на улицу вышло какое-то новое «непоротое поколение», на руку действующим властям. Разве люди на улице сегодня говорят от лица «молодого поколения»? Разве они говорят «не доверяйте никому, кому больше 30», как это было во время студенческих бунтов в 1960-е? Нет, они говорят от лица народа, от лица лишенных жизненных шансов граждан России. А раз нет, то какой смысл смотреть на их возраст, нацию или классовую принадлежность? В прошлый раз «креативный класс» хорошо сработал на раскол протестного движения, и сегодня «молодежь» используется с теми же целями.

Как вы оцениваете развитие и перспективы Навального?

Говорить о перспективах конкретного Навального не очень интересно. Российская политика в целом меняется, и Навальный меняется вместе с ней. Он ищет новые, более активные группы поддержки, потому что есть запрос на обновление — значительная часть как элиты, так и недовольных групп впала в депрессию и лишена образа будущего. Это движение вообще не про Навального, Навальный — это просто символ. Символ запроса на новую политику от тех, кому нынешняя жизнь кажется слишком тесной и душной. Он будет подстраиваться под этот запрос, потому что он демократический политик, он смотрит вниз — и именно этим он кардинально отличается от нынешних элит, которые все время глядят наверх. Для многих сегодня слово «Навальный» означает надежду на какое-то другое будущее. Так что перспективы Навального полностью зависят от нового движения. Если оно будет достаточно сильным, то ничто не сможет помешать ему стать реальным кандидатом в президенты независимо от того, захотят его зарегистрировать или нет.

Константин Гаазе

политический обозреватель

К списку

Что нового вы видите в митингах этих весны и лета? В чем их основное отличие от протестов 2011—2012 годов?

Протесты 2011—2012 годов выросли из гипотезы, что с властью можно о чем-то договориться. Да, до этого было большое разочарование 24 сентября, но все равно это была форма диалога. А новые протесты формой диалога не являются.

Если мы говорим о том, что митинг — это какое-то высказывание, то митинги 2017 года — это высказывание чисто эстетическое. Люди кричат «Путин — вор» не потому, что у них нет денег на еду, а потому, что их эстетически этот режим оскорбляет.

Мне кажется, скорее плохо, чем хорошо, что этот протест ассоциируется с именем только одного политика. В протестах 2011—2012 годов была очень важная штука — это Координационный совет оппозиции. Сейчас это абсолютно лидерский протест, который принадлежит только одному человеку. Любая коллегиальность предполагает публичные обсуждения. А мы не понимаем ни политическую программу Навального, ни есть ли у него план, как попасть в бюллетень в 2018 году. Было бы намного продуктивнее, если бы рядом с протестом была публичная площадка для обсуждения.

Молодые люди, вышедшие на улицы впервые этой весной, — кто они? Что ими движет?

Это дети городского класса, это дети Путина. Дети родителей, которые добились более или менее скромного жизненного успеха за последние 15 лет. Это дети поколения, которое 10 лет назад считалось группой потребительского большинства. Когда они выходят на улицу, они не производят аргументированного осуждения, они просто выражают свое эстетическое несогласие с тем, как все выглядит, с тем, как живет элита, с тем, какие формы приняла сейчас политика, с тем, как президент общается с народом. Как я уже сказал, это эстетическое отторжение. Это больше похоже на митинги в защиту телеканала «2х2». Там тоже были и уточки, и картинка. Но они не могут сказать, как правильно, как должно быть. Они не смогут ответить на вопрос, как они хотят, чтобы было.

Вписаны ли эти митинги в более широкие общественные процессы в стране?

Начинается процесс размежевания внутри того, что называется «путинское большинство». Люди понимают, что они разные, что живут они по-разному, взгляды у них разные, и возможности удерживать иллюзию абсолютного согласия внутри граждан уже нет. Это непродуктивно и для политической системы, и для элиты тоже. Нужны формы политического несогласия, нормального несогласия, отражающего те претензии, которые есть у реальных общественных групп. Кремль пока может выдавать только одно сообщение: страна едина. В том, что страна не едина, нет ничего страшного, она от этого завтра не развалится.

Как вы оцениваете развитие и перспективы Навального?

Есть два нарратива Навального: удачливый независимый политик, который сам себя выстроил. И другой нарратив: он находится в коммуникации с властью и является ее орудием, строит свою политику с оглядкой на позицию своих союзников во власти. Если за ним никого нет, то третье уголовное дело более чем реально, да и чиновники уже говорят об этом. А если он кому-то нужен, то его игра будет продолжаться. Навальный провел два мероприятия с шагом в три месяца, значит, ему нужно провести еще что-то в сентябре и в декабре, когда начнется официальная процедура выдвижения в кандидаты в президенты. Если у него будут деньги, то он найдет способы, как провести эти митинги громко и так, чтобы об этом заговорила вся страна.

© Евгений Фельдман для проекта «Это Навальный»
Алексей Цветков-младший

публицист

К списку

Что нового вы видите в митингах этих весны и лета? В чем их основное отличие от протестов 2011—2012 годов?

Это совершенно другая социальная база по сравнению с 2011—2012 годами. Волна политизации сейчас очень разнообразная. С одной стороны, есть долгая и драматичная забастовка водителей грузовиков, с другой стороны, это пятиэтажники — многотысячное движение людей, которых Собянин неизвестно куда и неизвестно зачем пытается переселять из их домов. И параллельно бунт молодежи, которая становится главным агентом политических изменений и вообще проекта-призрака гражданской нации в России.

Мне кажется, основная ценность происходящего заключается в том, что мы видим проект политической нации. На улицу выходят не правые (хотя в том числе и правые), не левые (хотя в том числе и левые) и не демократы (хотя в том числе и демократы), а выходят люди всех взглядов. При этом гражданская нация формируется за пределами лояльности, за пределами контролируемой элитами и правящим классом территории, и это, в общем, исторически типично. Именно так — на противопоставлении системе — формировалась американская или французская политическая нация.

Молодые люди, вышедшие на улицы впервые этой весной, — кто они? Что ими движет?

Молодежь становится малым агентом, малым мотором этого процесса. Эти люди не имеют никаких советских воспоминаний, они находятся вне контроля больших правительственных СМИ. Они берут информацию из свободных источников, и их личный опыт сильно перевешивает всю ту муть, которая транслируется системой. Может быть, еще по каким-то нам непонятным причинам молодежь становится главной моделью, главным лакмусом этой возможной, но не гарантируемой для нас гражданской нации в России.

Как вы оцениваете развитие и перспективы Навального?

Мне кажется, что Навальный не так принципиален, я не очень понимаю, кто это. Мне не нужен призыв Навального, чтобы выйти куда-то. Из Навального активно делают Ганди. Помните фразу Путина, что Ганди умер и ему не с кем поговорить? Но если на местном уровне принято решение, что Навальный будет местным Ганди, то пусть будет так.

Артемий Магун

философ

К списку

Что нового вы видите в митингах этих весны и лета? В чем их основное отличие от протестов 2011—2012 годов?

Митинг 12 июня закрепил то, что в марте могло показаться случайностью: на улицу выходят ребята до двадцати. По-прежнему это мирные демонстрации, никто не хочет эскалации, но видно, что люди специально провоцируют полицию. Они экспериментируют, хотят сделать что-то рисковое, на грани, но не попадаться в лапы. Это новая тактика.

Есть еще новая установка — собирать не массы, но силы, более или менее мобилизованные, готовые на конфронтацию, на несанкционированные действия. Для 2012 года важно было собрать массу. Но, как и в 2011—2012 годах, остается установка на более-менее мирное взаимодействие с властью, на диалог. Нет жесткой линии, какую мы сейчас можем наблюдать в европейских странах.

В итоге новое — это возраст, малочисленность и в каком-то смысле ориентация на зрелищность. В толпе появляются спонтанные артисты митинга.

А со стороны властей установка радикально не изменилась. Они пытаются как-то реагировать на изменения движения. И задержания не носят повального характера, они же не задерживают всех. Я не хочу никому ничего подсказывать, но меня удивляет, почему они не пускают слезоточивый газ. Пока власти пытаются найти какой-то баланс.

Молодые люди, вышедшие на улицы впервые этой весной, — кто они? Что ими движет?

Сейчас на улицу выходит более или менее образованная молодежь, которая понимает архаичность режима. Каждое новое молодое поколение будет мыслить глубже. Все-таки наше поколение живет воспоминаниями о девяностых, а у молодежи нет этого опыта, они отличаются большей интеграцией в западную культуру. У предыдущих поколений возраст работал наоборот. Они вели себя дисциплинированно ровно за счет своей неопытности.

Вписаны ли эти митинги в более широкие общественные процессы в стране?

Кажется, возникает мода на позицию, молодежь участвует в популярном социальном действии. Это похоже на то, что происходит в Европе, где модно людям до тридцати такую радикальную политическую позицию занимать. Протесты 2011—2012 годов были протестами образованного, городского класса. Здесь это тоже городской класс, при том что школьники и студенты младших курсов — это люди, которые еще не столкнулись с реалиями российской экономики в полной мере. Они реагируют больше на саму стилистику власти. Им не нравится замшелый и циничный стиль нашего руководства. Они понимают тупиковость ситуации, в которую страна зашла.

Как вы оцениваете развитие и перспективы Навального?

У него есть шансы, если он создаст более систематическое движение. В нынешней форме это только заряд, только вовлечение большого числа людей в полуспонтанные акции.

© Евгений Фельдман для проекта «Это Навальный»
Глеб Павловский

политолог

К списку

Что нового вы видите в митингах этих весны и лета? В чем их основное отличие от протестов 2011—2012 годов?

Протесты 2011—2012 годов проходили в другой ситуации, мало похожей на сегодняшнюю. Сегодня мы видим удивительную вещь: из глубины всплывает политика и политическая жизнь. Она в России затонула так давно, что новое политическое поколение выросло без нее, оно не знает, что возможно что-то, что не управляется из Кремля. Отсюда, кстати, постоянные вопросы к Навальному и к митингам: кто это согласовал, кто за этим стоит. Вопрос идиотский, двадцать лет назад его никто не задавал. Но потом политика скрылась, ушла и была забыта.

Как всегда в таких случаях, у этого возвращения политики, у этого мутанта, много родителей, непонятно, чьи это стволовые клетки. Но, конечно, в этом участвовал Навальный с его инициативой конца года — выдвижения в президенты. Администрация, которая пыталась приготовиться к президентским выборам, разворошила осиное гнездо.

В стране идет неудержимая политизация всех процессов, теперь все будет политизироваться само собой. Стоящие за всем интересы будут вылезать наружу, как в истории с фильмом Навального неожиданно для него, к его большому изумлению, нарисовался Усманов. Протест носит спонтанный характер, и Навальный здесь — один из генераторов накачки. Протесты этого года — это возникновение сцены. Уже сегодня появляются не отдельные люди, а драматическая сцена, где есть первый ряд, задний план и куда будут стремиться многие. И на этой сцене произойдут главные события ближайших лет.

Молодые люди, вышедшие на улицы впервые этой весной, — кто они? Что ими движет?

Я думаю, это очень разные молодые люди, они совершенно не принимают, не встроены в нашу сегодняшнюю архаическую государственную жизнь. Для них это все — какая-то глубокая архаика, как для детей, которые выросли в руинах средневекового замка. Для них Кремль — это развалина, для них Путин — это развалина. Какой-то несменяемый политик — это развалина. И они не будут признавать старые разделения, скажем, между старыми либералами и старыми государственниками или евразийцами, все это будет неактуально. Это поколение, которое вырастет поверх старых разделов.

Вписаны ли эти митинги в более широкие общественные процессы в стране?

Возникает новое пространство для действия. Так мыслит молодежь — и это момент, который еще даже Навальный не оценил. Это то, что можно действовать немедленно. Политика никогда никого не ждет. Я могу не медлить, занять место, которое ты прощелкал. Все откладывают политические действия до какой-то будущей эпохи, когда Путин уйдет. Но сегодня про это надо забыть. Время уже началось, реальное политическое время, когда любой момент может быть решающим.

Как вы оцениваете развитие и перспективы Навального?

Навальный является частью этого процесса — восстановления политического мышления. Если он поймет это, если он сумеет создать более широкую коалицию, то к концу этого года ситуация сможет стать настолько другой, настолько более острой, что его положение в роли кандидата будет само собой разумеющимся. Но у Навального появится и значительно больше противников, других кандидатов.

Читайте также анализ новых протестов в тексте Ильи Будрайтскиса «Навальный как эффективный менеджер?» 


Понравился материал? Помоги сайту!

Сегодня на сайте
«В горизонте 10 лет мы увидим эскалацию интереса к местному искусству на всех национальных рынках Восточной Европы»Colta Specials
«В горизонте 10 лет мы увидим эскалацию интереса к местному искусству на всех национальных рынках Восточной Европы» 

Как прошла ярмарка современного искусства viennacontemporary в условиях ограничений — ковидных, финансовых и политических. Ольге Мамаевой рассказывает ее владелец Дмитрий Аксенов

21 сентября 2021145