Slowdive: «Как вообще у нас получился такой звук?»

Прошлогоднее воссоединение британской рок-группы Slowdive ошеломило меломанов, потому что попросту не ждали. В 90-х Slowdive, герои набравшего силу шугейзинга, выпустили три выдающихся альбома, ставших знаковыми, но тут же были раздавлены модой на гранж и брит-поп. Время показало, что песни Slowdive так и не утратили своего обаяния и остались примером для молодых групп. На прошлой неделе Slowdive с успехом выступили в Москве на фестивале Red Park в Краснопресненском парке. Перед ним лидер группы Нейл Хэлстед и барабанщик Саймон Скотт рассказали COLTA.RU о том, как развалилась команда, и о том, как вернуть собственный звук.

— Масштабы выступлений Slowdive после воссоединения несравнимы с тем, что происходило у вас в начале 90-х. Из небольших клубов вы вышли к аудитории в десятки тысяч человек — но через 20 с лишним лет. Как вы сейчас чувствуете себя на сцене?

Саймон Скотт: Первые концерты нас ошеломили. Мы чувствовали что-то между восхищением и недоумением: неужели это происходит с нами? И, должен сказать, это было очень приятное чувство. Ведь в 90-х, казалось, мало кто не пнул нас лишний раз. Пресса просто закатывала нас в землю, чтобы освободить дорогу гранжу. Парнем с обложки для всех тогда стал Курт Кобейн, и, естественно, Nirvana продавалась куда лучше, чем Slowdive и прочие шугейз-группы. Все эти статьи в журналах… Тогда ведь никакого интернета и в помине не было.

Поначалу пресса к нам относилась неплохо, три наших релиза попали в «синглы недели», хотя первый альбом «Just for a Day» встретили не очень. Тогда же «коллеги» вроде Manic Street Preachers заговорили, что, мол, ненавидят нас больше Гитлера. А когда в 94-м вышел альбом «Souvlaki», заголовок к одной из рецензий был «Slowdive… Slow Death» («Slowdive… Медленная смерть». — Ред.). И это нас действительно стало убивать. Мягко — но все же убивать. В какой-то момент просто возник настрой «да пошли они все, будем делать что хотим». Но здесь уже негативный настрой прессы в полной мере сказался и на публике. Количество людей на концертах постоянно уменьшалось, принимали нас все хуже. Году в 95-м все уже окончательно полетело под откос.

«Catch the Breeze»

— Насколько я знаю, запись третьего альбома «Pygmalion» отразилась и на личных отношениях — в основном его записывали Нейл и Рейчел Госвелл без других участников.

Саймон: После «Souvlaki» внутри группы вообще были нелегкие чувства. Мы прокатились с парой туров на грани провала, бухгалтерия лейбла раздирала наши карманы, менеджмент был так себе. Мы выпустили более экспериментальный и электронный мини-альбом «5ЕР» — его вообще не поняли и не приняли. В декабре 93-го на лондонском концерте едва 200 человек набралось, а буквально несколькими месяцами раньше на нас приходила где-то тысяча. И тут еще лейбл Creation потребовал выпустить поп-альбом — прямо так и заявили. Нейл просто послал их: «Fuck Creation, сделаю все как сам хочу». «Pygmalion» таким и получился: Нейл сидел один в студии, возился с сэмплерами и закольцованными треками, а Рейчел пела. Мне было сказано, что барабанов не нужно, — и я попросту ушел из группы. Ник (Ник Чаплин, басист. — Ред.) и Кристиан (Кристиан Сэвилл, гитарист. — Ред.) сыграли буквально на одной песне. Но я все равно считаю, что «Pygmalion» — прекрасный альбом. Нейл пошел на принцип и получил желаемое. Но уже во время записи Creation нам намекали, что мы вылетаем из состава их артистов. Когда диск вышел, двери перед нами с грохотом захлопнулись.

Зато все последующие 20 лет три альбома Slowdive продолжали продаваться, к нам снова возник интерес. И вот количество публики по прежним нашим меркам уже зашкаливает, нам не приходится пробиваться в клубы, нас буквально упрашивают спеть те самые старые песни. Не удивительно ли?

«Alison»

— Сложно ли было реформировать Slowdive психологически? Робин Гатри, например, говорил, что его позиция относительно воссоединения Cocteau Twins очень проста: «Пусть и легенда, но что прошло, то прошло, а я движусь вперед».

Нейл Хэлстед: Не столько сложно, сколько немного странно. Мы с Рейчел в Mojave 3 (группа, основанная после распада Slowdive. — Ред.) иногда исполняли песни Slowdive. Но почти до самых репетиций я всерьез возможность полноценного реюниона не рассматривал. И вдруг оказалось, что все другие участники охотно приняли идею.

Саймон: Когда мы только начинали репетировать, была некоторая неловкость: как мы вообще сможем сыграть старые песни? Но все оказалось гораздо легче, как привычка держаться на велосипеде. Основные сложности возникли скорее с воссозданием звука, который у нас был много лет назад. Нам пришлось набрать кучу нового оборудования, все эти педали эффектов. Все инструменты тоже пришлось покупать заново. Представьте себе, у Нейла даже не было своей электрогитары. Нам очень сильно помогло, что за эти годы мы все выросли как музыканты и научились лучше работать. Нейл и Рейчел играли в Mojave 3, я записывал саундтреки и играл в Lowgold и Televise, у Кристиана были Monster Movie. Мы решили: будь что будет, но звук должен быть настолько хорош, насколько возможно, без скидок и оговорок. Если вы — еще одна старая группа, которая вновь решила выйти на сцену, то должны все сделать по максимуму. И, кажется, нам удалось сложить свои идеи и ожидания публики от Slowdive.

«Golden Hair», Primavera 2014

— Вы используете новое оборудование? Насколько звучание группы осталось аутентичным?

Нейл: Ну, «новое» — не значит, что мы тащим с собой только самые последние технические новинки. По большому счету это те же педали, что мы использовали в 1990-х. Например, дилэй Boss DD-3 или процессор Yamaha FX-500 — все тот же набор, с которым мы записывали песни «Avalyn», «Morningrise» или «Catch the Breeze». Технологии современных Slowdive в целом перенесены из прошлого. Хотя, когда начинаешь восстанавливать старые песни, понимаешь, насколько легче все стало в новом веке. Это просто невероятно.

Саймон: Что еще важно: нас пятеро, у каждого свой собственный почерк. Звук Slowdive — это сочетание всех пяти партий, которые каждый из нас играет в своей манере, а вместе это становится чем-то большим. Но чтобы его добиться снова, мы репетировали месяцы и месяцы. И после пары небольших прогревочных концертов в Лондоне на фестивале Primavera нас смотрело уже 25 тысяч человек. Это было сильно. Мы знали, что права на ошибку у нас нет. С одной стороны, в глубине души ты понимаешь, что это может быть твоим последним шансом. С другой — знаешь, что песни великолепны и способны существовать наравне с чем-то более новым. В итоге, как выяснилось, трудились мы не зря.

— Какую песню было труднее всего воссоздать?

Нейл (смеется): Те, которые мы не успели поиграть в то время, — «Crazy for You» и «Rutti» из «Pygmalion». В чем-то спасало то, что мы раньше если и играли песни живьем, то не пытались полностью повторить альбомный звук. С самыми популярными нашими песнями тоже было трудно. Постоянно возникал вопрос: «А что за строй у гитары у меня был тогда? Как я вообще умудрился получить такой звук?»

«Crazy for You», Hoxton Bar, 18.05.14

— Как вы думаете, можно ли сейчас выдумать что-то новое в шугейзинге? Ведь новое поколение музыкантов нулевых, так называемых ню-гейзеров, во многом просто копировало старые идеи, в том числе ваши.

Саймон: Всегда есть способы продвинуть стиль дальше! На мой взгляд, многие из музыкантов, заигравших шугейзинг в последние семь-девять лет, делали что-то свое. Возьмите, например, группу Nadja, которая смешала шугейзинг с металлом. Другие переносят шугейзинговые элементы в электронику. Да что там: Лана Дель Рей — на что, казалось бы, странный пример, но прислушайтесь к реверберации, дилэю, атмосфере, которые слышны в ее песнях, чувству потусторонности. Это ведь тоже очевидные приметы шугейзинга и дрим-попа! Мне как раз нравится, когда музыканты используют элементы стиля, не впадая в поклонение: тогда музыка получается интереснее, а не просто копия. По-моему, когда про группу могут прямо сказать: «Это звучит как My Bloody Valentine» или «как Slowdive» — это довольно скучно. Зато вспомним Mogwai: они слушали шугейз, когда были почти детьми, но, используя этот звук как материал, построили из него собственную музыкальную вселенную. И такие группы и двигают шугейзинг вперед.

Нейл: Сказать точно, что у тебя получится, наверное, можно только в студии. Навскидку мне в голову приходит нечто вроде «Pygmalion». Но технологии стали гораздо более продвинутыми, тот же ProTools многое открывает тебе в области редактирования записи. У нас такого не было — только пленка. С отдельными кусками песен можно было возиться целыми днями. По сравнению с тем, что можно сделать сейчас, «Pygmalion» был каменным веком. Сейчас я могу позволить себе гораздо больше, чем тогда.

«Miranda»

— Нейл, после Slowdive вы с Рейчел организовали Mojave 3, группу, чей звук был ближе к фолку и кантри, пусть и в атмосферном исполнении. Хотелось отвлечься от того, что вы делали до этого?

Нейл: Нет, не очень. Музыка, которую ты записываешь, как бы утягивает тебя за собой. Я тогда взялся за акустику, в чем-то это была реакция на то, что происходило вокруг и что я делал до этого. После всей работы с электроникой, сэмплерами и секвенсорами на последних этапах Slowdive хотелось чего-то более простого, более органичного, если так можно сказать. Лично я не рассматривал Mojave 3 как преемника Slowdive. И уж точно не задавался вопросом, имею ли я право отходить в сторону от звука, который разрабатывал раньше. Единственное, что я точно знал, — что не хочу повторять Slowdive.

Саймон: Интересно, что Slowdive для нас стали некоторой обузой в личном творчестве. Ты записываешь новый проект, а люди, которые с тобой работают, удивляются, что ты не выдаешь «тот звук»: «Ты же парень из Slowdive! А почему же ты играешь электронику или фолк?» Тебе вроде бы и очень приятно, что твою группу хорошо помнят, но и как-то странно, когда через много лет от тебя почему-то ждут, что ты будешь записывать песни только в ее стиле.

Mojave 3 — «Love Songs on the Radio»

— Говорят, что Slowdive, когда поначалу придумывали свой звук, внимательно слушали группы House of Love и The Velvet Underground. А что вы слушаете сейчас?

Нейл: Это только пара имен. Влияний было гораздо больше. А сейчас для меня это скорее фолк, Neon Indian и… не помню. Много современной электроники.

Саймон: У меня все просто. Мне очень нравятся Radiohead, Mogwai. Но я все равно пытаюсь охватить более широкую картину, в том числе старых музыкантов. Я, например, всегда любил Джона Кейджа и Брайана Ино. Как раз если говорить о вдохновении, то я очень рад, что нам довелось с ним поработать, такие моменты добавляют уверенности и желания творить. Но я не чураюсь и блэк-металла, особенно каких-то его экспериментальных форм. Однако за всеми именами и влияниями нельзя терять то, что получается во время маленьких джемов в студии или на саундчеке: такие маленькие искры, проскакивающие между нами. Как раз здесь очень помогают новые технологии. Главное — успеть нажать на кнопку «запись» в лэптопе, и вот ты слышишь, что посеяны семена новых песен.

Нейл: …Маленькие частички, которые ты можешь развить. Неизвестно, какую форму они примут дальше, — это как чистая страница, на которой ты пишешь первое слово (смеется).

Саймон: Неизвестно, что из них выйдет. Мы сейчас идем в неизвестность.

«Morningrise»

Понравился материал? Помоги сайту!