Бог Рок-н-Ролла

Вот уже лет 30, а может, и больше Александр Борисович Градский носит звания «первого советского рокера» и «отца русского рока», которых он не заслужил. Во-первых, несмотря на то что начиная с 14 лет Градский отметился в череде первых московских ансамблей, подражавших The Beatles, — «Славяне», «Тараканы» и «Скифы», а в 1966-м собрал свой собственный — «Скоморохи», самыми первыми русскоязычными рокерами все же следует считать бит-группу Юрия Ермакова «Сокол», которой задолго до «Кино» занимался Юрий Айзеншпис. Во-вторых, русский рок не похож на рок Александра Градского. Грандиозному Градскому, окончившему Гнесинский институт по классу оперного вокала и композиторский факультет Московской консерватории, тесно в любой нише, а из узкой клетки русского рока он сбежал еще в конце 1970-х — до того как тот вышел из андеграунда в массы. Вряд ли для Градского будет почетно признать себя отцом отпрысков из Ленинградского, Свердловского и прочих рок-клубов, большинство из которых, по его собственному мнению, плохо сочиняли, играли и пели.

Рок Александра Градского

Кое в чем Градский был первым — например, он был первым рок-музыкантом, признанным советской официальной культурой, и поэтому первым, кто засветился на идеологически выверенном ЦТ с длинным хайром. Роман с официозом случился у Александра Градского благодаря фильму-мюзиклу Андрея Кончаловского «Романс о влюбленных», в который голосистого лидера «Скоморохов» присматривали как проверенного вокалиста, близкого к молодежной культуре, но благодаря своей дерзости 25-летний рок-музыкант стал автором всей звуковой дорожки и самым молодым кинокомпозитором СССР (согласно легенде, охотно поддерживаемой АБГ, он начал знакомство с Кончаловским тем, что в гневе покрыл его матом и тем самым обворожил). «Романс о влюбленных» получил «Хрустальный глобус» в Карловых Варах, а Градский, укрепивший свои связи с Системой безупречно исполненными гимнами Пахмутовой и членством в Союзе композиторов, — карт-бланш на Всесоюзной студии грамзаписи «Мелодия», которую, как и всякую советскую бюрократическую контору, нельзя было взломать без «корочки». Эта связь была по расчету, и Градский умело извлекал из нее выгоду не только для себя — появляясь на худсоветах «Мелодии» со своим независимым мнением, он помогал проталкивать пластинки молодых рок-групп.

Но не это главное. Главное, что Александр Борисович Градский был первым нашим рокером по масштабу амбиций. Барабанщик «Скоморохов» Владимир Полонский вспоминает, что заветной мечтой юного Градского было «урыть “Битлз”». «Хватит! Слишком много они уже сидят наверху!» — говорил 16-летний студент, пытавшийся разглядеть на газетных фото марку аппарата, на котором играют ливерпульские кумиры. Саша Градский был совершенно уверен, что если его группа, выступавшая с самодельными колонками с венгерскими динамиками, достанет вожделенный Vox AC100, то дни Beatles на верхушке музыкального олимпа сочтены. Других таких самонадеянных и дерзновенных у нас не было и больше, увы, не будет.

Гигантские амбиции Александра Градского выпирают из его дискографии, как мощный кадык. Начав со «Скоморохами» с песен на стихи Бернса и Вознесенского, Градский сочинял песенные сюиты, по сути рок-симфонии, по мотивам произведений Элюара, Саши Черного, Рубцова, Шелли и Набокова и записывал их на «Мелодии», максимально используя технические возможности студии. Он является автором трех рок-балетов и двух рок-опер, писавшихся десятилетия: «Стадион» об убийстве чилийского певца Виктора Хары и «Мастер и Маргарита», в которой встречаются Макаревич, Кобзон, Казарновская и Лепс, а сам Градский поет и за Мастера-Иешуа, и за Воланда, и за кота Бегемота. После смерти Владимира Высоцкого Градский, со всесоюзным бардом так лично и не познакомившийся, но написавший дружеские посвящения ему, почувствовал себя его преемником — осознал себя не только Голосом, но и Словом и стал сам жечь глаголом сердца, исполняя собственные ядовито-социальные песни под гитару. (Забавно, что последняя нашумевшая песня Градского посвящена олимпийским стройкам в Сочи.) В 1988-м он спел про себя, как обычно, нескромное: «Бог Рок-н-Ролла, ты стал толст и стар, но, кстати, / Ты не сломался ни по сути, ни по стати. / Пусть кто ни попадя лезет сегодня в герои сцены, / От этой пыли, от этой копоти бог Рок-н-Ролла отмоет стены». Эта песня вышла в том числе и на двухдисковом сборнике лучших песен Градского «Избранное», выпущенном в 2011-м. К нему прилагался синий томик стихов и рассказов певца, стилизованный под знаменитую книжную серию «Библиотека поэта», основанную Максимом Горьким. Фирменная шутка, в которой лишь доля шутки, от Мастера, с рождения считающего себя гением, богом и классиком и самонадеянно поющего что хочет.

Удивительно, что на всевозможных «бестах» Градского отводится так мало места его лучшей работе — «Русским песням», как будто про нее забыл сам автор. Эту пластинку, записанную в 1976—1978 гг., а вышедшую в 1980-м, называют первым советским полноформатным рок-альбомом, изданным на монополисте грамзаписи «Мелодии». Это тоже не совсем правда. До нее в Союзе выходили «Русские картинки» (1977), где челябинская группа «Ариэль» фантазировала, как можно было бы играть бит-музыку на русские народные сюжеты, и «Гусляр» белорусских «Песняров» (1979) — фолк-рок-опера по поэме Янки Купалы.

«Русские песни» — больше чем рок, на конверте пластинки этого слова и не значится. Александр Градский обозначил жанр альбома как «сюита на темы русских песен». К этому моменту 27-летний певец, который уже попел на стадионах и принялся за учебу в консерватории, раздумывал о том, чтобы «покончить со всей этой эстрадой, песнями, битом и гитарами». «Прежде всего я оперный артист и хочу петь Большую Музыку», — говорил Градский. «Русские песни» — это самовыстроенный мост, по которому одаренный певец хотел выйти с рок-островка, обхоженного им вдоль и поперек, на континент Большой Музыки.

Градский шел на звук народного напева. Столкнувшись с подлинным деревенским пением во время экспедиций по Рязанщине и Брянщине и в фольклорном кабинете консерватории, рок-музыкант открыл для себя суть русских песен — окунулся в черную глубину омута, которая скрывается за их поверхностным спокойствием, простотой и безмятежностью. Это только кажется, что «ничто в полюшке не колышется», — на самом деле там гуляет буря шекспировских страстей, и Градскому, выработавшему самобытную «итальянско-негритянскую» манеру пения, в которой выверенная техника сочетается с импровизационностью, а классицистская точность — с рок-н-ролльной расхлябанностью, удалось направить ее на слушателя. От половины «Русских песен» по душе идет холод: «Таня белая», где хичкоковское напряжение создается контрастом между эмоциональной эквилибристикой голоса и равнодушием остинатного синтезаторного баса; жутковатый «Плач», в котором Градский поет и церковным дьячком, и истеричной старухой; печальная акапельная «Не одна во поле дороженька», где певцу аккомпанируют вороний грай да вой метели. Венчает пластинку революционный реквием «Вы жертвою пали», заканчивающийся шумом прибоя и возносящимся в вечность распевом.

Александр Градский — «Русские песни»

На «Русских песнях» нет электрогитары, которая безотрывно связана с рок-музыкой. На пластинке солирует синтезатор Synthi 100, завезенный в Союз самим Питером Зиновьевым, создателем фирмы EMS, — этот передовой в ту пору инструмент Градский открыл для себя еще во времена «Романса о влюбленных». На «Русских песнях» случился первый советский бенефис Synthi 100, который не слишком отстал по времени от других бенефисов синтезаторов в поп-культуре — от пинкфлойдовской «Dark Side of the Moon», где звучали ближайшие родственники Synthi 100, и до берлинской трилогии Дэвида Боуи.

В отличие от «Ариэля» и «Песняров», Александр Градский на «Русских песнях» не пытается подогнать народную песню под рок-н-ролльные схемы, не занимается стилизацией и орнаментовкой. Он оставляет аутентичные элементы, свойственные народной песенной манере, — необычные музыкальные размеры, вольно плавающие ударения, архаичные слова, но при этом смело перекраивает мелодии, обходясь с древней песней как со своей, или, обуреваемый композиторскими амбициями и вдохновленный студийными экспериментами Beatles и Джорджа Мартина, вставляет цитаты из Баха, Стравинского и «Прощания славянки», отсылки к Шаляпину, Лемешеву и musique concrète. «Русские песни» при всей своей правдивости и искренности — запись насквозь постмодернистская, то есть соответствующая духу своего времени. Вообще эта пластинка — одновременно и роковая, и антироковая, и натурально-жизненная, и театрально-искусственная, и своевременная, и вневременная — один сплошной парадокс, как и сама русская жизнь.

Парадокс еще и в том, что дорога, на которую вышел Александр Градский на «Русских песнях», никуда его не вывела. Возможно, потому, что это же русская дорога — по ней «да нельзя ни проехать, ни пройти», как поется на альбоме. Певец попетлял в поле экспериментов и вернулся на обитаемый рок-остров. Последовавшие за «Русскими песнями» вокальные сюиты («Сама жизнь», «Звезда полей», «Утопия А.Г.» и др.) повторяли находки «Русских песен», но ничего не добавляли к ним нового — перекладывая на музыку то Шелли, то Маяковского, Градский соревновался сам с собой в вокальной атлетике и упражнялся в стилизациях, а параллельно сочинял претенциозные рок-оперы под Уэббера и бардовскую песню под Высоцкого. Дискография Градского заканчивается надгробной плитой альбома «Фрукты с кладбища» (1994), где Великий Голос поет в усталом караоке «Imagine», как будто признаваясь сам себе, что «урыть “Битлз”» так и не получилось. Хотя и этот диск можно счесть за пророчество — о появлении одного телешоу, в котором Александр Борисович сейчас величаво сидит патриархом вокального искусства. Абсолютно заслуженно.

Юбилейные концерты Александра Градского «65/50» состоятся 12 ноября в Санкт-Петербурге в Большом концертном зале «Октябрьский» и 25 ноября в Москве в концертном зале «Крокус Сити Холл».

Понравился материал? Помоги сайту!