Хелависа: «Эльфов нет ни одного»

Самая популярная российская фолк-группа «Мельница» отмечает 15-летие концертами — не только в Твери (23 октября), Санкт-Петербурге (24-го) и Москве (25-го), но и, например, в Киеве. По этому поводу Наталья Кострова поговорила с вокалисткой группы Натальей О'Шей (в девичестве — Николаевой), которая оказалась в Москве проездом из Женевы, и выяснила, почему в ее песнях нет ни одного эльфа, зато полным-полно героев индоевропейской мифологии.

— По той причине, что мы никогда не общались, хотела задать самый простой вопрос: откуда вы появились?

— Я училась в МГУ на филфаке, на романо-германском отделении. В очереди в библиотеку со мной и моей подругой, тогда еще первокурсницами, познакомился парень с физфака — и пригласил на встречу. С этого все и началось: я, подруга, парни с физ-, хим- и биофака, какая-то аудитория в физическом корпусе. Объединяло нас, пожалуй, то, что все мы очень хорошо учились, были отличниками и любили МГУ, нашу альма-матер. И Толкина любили тоже — а как же? Некоторые уже тогда играли в ролевые игры, некоторые просто знали о том, что в это можно играть. Но хочу сразу сказать, что компания наша не была зациклена именно на поклонничестве Толкину. Когда мы собирались друг у друга в гостях, речь могла идти о чем угодно: о фотографии, о классический китайской поэзии, о кодексе бусидо, о музыке. Одно время, например, было популярно поставить альбом Iron Maiden «Fear of the Dark» и тащиться под него.

— А что об этом говорили преподаватели?

— Никто не был против — это же вне занятий происходило. Просто занималась одна конкретная аудитория на физфаке. Никто никому не мешал.

— Песни — когда они начались?

— Еще в школе. Я ведь окончила музыкальную школу и песни начала писать тогда же. О чем? Ну как о чем… О любви! На самом деле, на стихи Толкина я писала песни — на оригинальные его тексты. А когда я попала во всю эту физфаковскую компанию, мне как-то было неудобно их исполнять. Казалось, что там все такие крутые, прекрасно поют, сочиняют крутые песни и вообще. Но однажды я встала и сказала: «Здрасьте, я, в общем, вот, тоже немножко умею петь». И спела что-то вроде народной английской песни «Зеленые рукава», и почему-то всем понравилось. Я очень удивилась — однако, я еще и петь умею.

Нужно было простое слово, которое было бы легко скандировать. И надумали слово «мельница».

— И потом в вашей жизни появилась группа «Тиль Уленшпигель»?

— Она возникла году в 1998-м. Я занималась исторической реконструкцией, что, конечно, замечательное хобби, к которому по большому счету склонились многие, начинавшие как толкинисты и ролевики.

— Настоящая реконструкция — с мечами, с кольчугой? Как это все называется? «Серебряный волк»?

— «Серебряный волк» — один из известных клубов. Но я была в другом клубе — в «Наследии предков». Насколько я помню, на одном из турниров по историческому фехтованию я заняла какое-то очередное призовое место с реконструкцией западноевропейского женского костюма. После чего было, что называется, пьянство в дурацком и много песен. И кто-то взял мой телефон — ну, чтобы было, — а потом кто-то снабдил этим телефоном Руслана Комлякова, который в тот момент для своего проекта «Тиль Уленшпигель» искал вокалистку. А тут — бац! — оказалось, что вокалистка еще и со своим материалом. Руслан позвонил, предложил встретиться. Я подумала: почему бы и нет. Так все и сложилось.

— И сразу на сцену, сразу в студию?

— Студии, конечно, не было — все писалось на коленке. Но — на сцену.

— И как? Я, конечно, все понимаю: призовые места на турнирах по реконструкции, аудитория на физфаке — но здесь другое. Клубы, зрители, микрофоны.

— Я с детства привычна к сцене. Все же музыкальная школа дает какой-то опыт концертов — я никогда особо не тушевалась. Плюс уже тогда я изредка выходила петь с разными кельтскими командами — например, с Puck'n'Piper, когда в их составе еще были и Иван Воронов, и Володя Лазерсон. Помню, я вышла петь с ними «Skibereen Mining Disaster», которую они ради меня перенесли на пол-октавы вниз — просто чтобы было удобнее для тесситуры, но Лазерсону об этом не сказали. И Володя песню эту начинал играть так, как он, естественно, всегда играл, — в родной тональности. И мне пришлось петь ее где-то там (пищит). Это было смешно.

У меня есть определенный ореол недоступности.

— Это было в «Вермеле»? Помню, что именно там в начале 2000-х была сложившая тусовка кельтских музыкантов.

— Нет, в «16 тоннах».

— Извините. Ну, а потом вы отпочковались от Руслана Комлякова…

— …всей толпой. У нас в то время в группе было больше девочек, чем мальчиков, и мы очень долго думали над названием — нужно было простое слово, которое было бы легко скандировать. И надумали слово «мельница».

— Потому что Дон Кихот?

— Нет, скорее, балтославянский фольклор.

— И буквально через пару лет из густонаселенной московской фолк-сцены, где каждый второй пел про гномов, вдруг выстрелила «Мельница». Вы практически сразу стали флагманом. У этого есть какое-то математическое обоснование? Или — чистое колдовство?

— Много работы, много прошибаний стенок лбом. Очень долго мы играли так: «Форпост» — «Вермель», «Форпост» — «Вермель». А потом резко решили записать альбом «Дорога сна». Денег, естественно, не было, и поэтому у нас случился краудфандинг. Да, тогда еще не было этого слова, но процесс был, и он был абсолютно спонтанный. Мне позвонил Ник Перумов и сказал: «Хочу вашей команде помочь — дать на запись тысячу долларов». Мы встретились с ним в метро — у него и впрямь был с собой конвертик. Это было очень мило, и я буду всегда очень ему благодарна. Вот своими силами на разнообразных студиях, с кем-то попутно договариваясь…

— Вы записали пластинку за тысячу долларов?!

— Ну нет, чуть побольше пришлось потратить. А потом появилась возможность дать послушать альбом Алексею Козину, который в тот момент работал в компании CD Land Records. Почему-то вся эта история ему понравилась, и он решил альбом издать.

— Я прошу прощения, но Перумов-то как о вас узнал? Или он был человеком с физфака?

— Нет, не с физфака, но определенно из того времени. Из той же очень общей, очень большой тусовки, которая любила фэнтези, читала Толкина… Не важно, короче. Козин издал альбом — это главное. У нас случилась презентация в клубе «Б2», где был биток. Тогдашние менеджеры «Бункера» ходили и спрашивали: «Ребята, а вы вообще кто?» Вот с того момента как-то все веселее пошло.

— Я читала про некий флэшмоб, который якобы устроили ваши поклонники для проталкивания в «Чартовой дюжине» вашей песни. Вероятно, они просто оборвали телефон «Нашего радио».

— Это был не то чтобы флэшмоб. Просто когда песню «Ночная кобыла» Козину неожиданно удалось запихать в «Чартову дюжину», поклонники «Мельницы» со всей России стали со страшной силой звонить на «Наше радио» и буквально за пару недель подняли песню на первое место. Потом она еще и первое место в чарте всего года заняла. Но ясно же, что они голосовали не за конкретную песню, а за группу. Именно в тот момент мне стало понятно, какая огромная армия поклонников у «Мельницы» и насколько они активны.

Если найдете это слово хоть в одной моей песне, дам пирожок.

— То есть биток на премьере в «Б2» не был сюрпризом?

— Конечно. И он доказал, что сарафанное радио работает.

— Вообще у вас в некотором роде уникальная ситуация: «Мельница» вышла из подполья за счет количественного перевеса поклонников, а именно людей, которые не просто читают Толкина, но играют в него.

— Мне бы не хотелось думать, что это именно так. И я против того, чтобы на группу навешивали ярлык «нас поддержала ролевая тусовка».

— Но она же поддержала.

— Нет. Очень многие люди, которые когда-то слушали меня, что называется, на менестрельнике, после того как я стала работать в группе, говорили: «Ой, это совсем не то! Вот раньше — да, а сейчас попса». И это были как раз ролевики. Понимаете, в том-то и секрет успеха. Если бы мы вышли из ролевой тусовки и были поддержаны ролевой тусовкой, мы бы не достигли того успеха, который у нас сейчас. Мы цепляем публику, находящуюся за гранью тусовки. Нам как раз вредно оставаться командой, играющей для какого-то определенного слоя, для определенной субкультуры. Только разрывая рамки слушательских субкультур, коллектив приходит к реальному успеху. И мне гораздо более ценен слушатель, который пришел ниоткуда, послушал песню «Невеста полоза», заморочился, попросил у бабушки сборник сказок Бажова, сам во всем разобрался. Это, кстати, реальная история. «Полез выяснять, обнаружил неизвестную фамилию Бажов, попросил у бабушки книжку». Я серьезно — это цитата из письма.

— То есть, получается, вы помимо всего прочего несете какую-то просветительскую функцию?

— Да, образовываем понемногу.

— Все же я не могу так скоро соскочить с ролевиков. Я прочла в каком-то интервью, как вы рассказываете о том, что люди, прожившие параллельную жизнь где-то в Нескучном саду в наряде эльфа, по жизни крепче, чем те, кто в эльфа никогда не переодевался.

— Да, я так до сих пор считаю. И у меня достаточно знакомых, которые, продолжая еще играть — не обязательно в эльфов, даже совсем наоборот, — занимают какие-то высокие должности. Мне кажется, это неплохое хобби. Кто-то едет в Турцию и лежит три недели вверх пузом на море, а кто-то едет в лес и примеряет на себя чужую личину. И с удовольствием психологически отдыхает. А также тренирует дух и тело.

— Я постоянно общаюсь с ролевиками — с одним из них каждый день вижусь на работе; они считают вас своей королевой. Вы постоянно жонглируете важными для них понятиями: скандинавские боги, единороги, эльфы…

— Эльфов нет ни одного. Если найдете это слово хоть в одной моей песне, дам пирожок.

— Я имела в виду, что они все равно где-то между строк прячутся. Но это не важно. У меня был припасен для вас другой вопрос. Дело в том, что я сильно против того неославянизма, который сейчас расцвел невероятно, — вся эта история про то, откуда пошли русичи и прочее. Я этого всего ужасно боюсь и желаю, чтобы двери в эту преисподнюю как можно скорее захлопнулись. Но именно такие музыканты, как вы, всегда оставляете щеколду незапертой. Вы не чувствуете какую-никакую ответственность за это?

— Вы имеете в виду оккультную историю Третьего рейха?

— И ее тоже. Хотя вы никогда об этом не пели, но люди определенного склада слышат в ваших текстах и это.

— Слышат, да. Но только потому, что оккультная доктрина Третьего рейха и перверсии, возникающие на ее базе сейчас, — это на самом деле, конечно, слегка перевернутая с ног на голову индоевропейская мифология, которая есть, я ей много занималась, она мне очень нравится, и она чрезвычайна интересна. И — да! — у меня в песнях очень много индоевропейских мифологических архетипов и сюжетных составляющих.

К нам на концерты не приходят люди в исторических прикидах.

— Как вы отреагируете, если вдруг однажды кто-то скажет: братья-славяне, вот же наша царица полей, слушайте только ее.

— Никак не буду реагировать. Я не считаю, что несу какую-то ответственность за чьи-то слабые умы. Я считаю, что люди, кому это действительно интересно, сами все разроют, сами все найдут. Многие именно это и делают. Вообще если для понимания, прочитывания текста требуется комментарий автора, это значит, что текст не получился. Это значит, что я слишком много всего в него налила и текст плохой. А если люди обходятся без всяких аллюзий и копаний в учебниках по оккультизму, проникаются, роняют скупую слезу и заламывают шапку, значит, все нормально.

— Еще такой нежный момент. Знаете, я не была на «Нашествии», но видела видеоролики. Вы — какая-то невероятная женщина-вамп, почти Ольга Кормухина.

— Ну, вамп началась еще с альбома «Ангелофрения» 2012 года. Это с него пошла вся эта тема «мы в белом и в черных ботинках». Плюс жесткая роковая программа. Да, у нас есть такая опция.

— Просто я еще подумала: в вас, наверное, фанаты влюбляются.

— И что?

— Мучают звонками, пишут письма. В подъездах не подкарауливают?

— Нет. Меня в основном уважают. Я думаю, что у меня есть определенный ореол недоступности какой-то…

— Ну да-да, муж, двое детей. Как вы вообще справляетесь? В одном интервью вы как-то с жаром сетовали на минусы образовательной системы.

— Штука в том, что мы с мужем и детьми сейчас живем в Женеве. И мне было важно не попасть под пресс ювенальной юстиции, которая практически по всей Европе запрещает забирать ребенка из школы во время учебного года. А дети у меня маленькие и пока что всюду ездят со мной. По ирландскому законодательству — а они у меня обе ирландки — дети отправляются в школу в четыре года, а я не могу оставить без себя четырехлетнего ребенка на две недели. Поэтому обычно они обе ездят со мной. Вот сейчас первый раз, когда я на двенадцать дней оставила старшую, которой уже шесть, с папой ходить в школу, а с собой в Москву привезла только маленькую.

— Вообще это уникальная ситуация: слушатели ваши здесь, в России, вы в Швейцарии. Как думаете, им не обидно, что вы вот впорхнули на двенадцать дней в этот Мордор, а потом укатили обратно в прекрасную горную страну, почти в Средиземье?

— Мне кажется, никому не обидно, поскольку все знают, что я время от времени возвращаюсь.

— Они за вами ездят — на редкие пока еще концерты в Европе?

— Зачем? Когда за группой в разные города и страны ездит какой-то поклонник, мне кажется, что этот поклонник немножко больной.

— Ну как же? Вот у U2 есть целый партер фэнов, который они возят за собой по всему свету. И те считают это самым большим счастьем в своей жизни.

— «Возят за собой» — это ключевое.

— Да нет же! Они сами за себя везде платят. Группа лишь снабжает их мультипассом на концерты в разных уголках планеты.

— «Вечный билет», понимаю. Но у нас другое дело. «Мельница» не может себе позволить «вечные билеты». Мы не можем ставить региональных промоутеров перед фактом: ребята, извините, пожалуйста, но у нас тут тридцать «вечных билетов», и вы их снимаете с продажи… Как вы думаете, за чей счет это все будет делаться?

Столица нашей родины — Москва, смерть неминуема и неизбежна, любимая группа — «Мельница».

— Но на вас же тысячи приходят!

— Не тысячи, но тысяча в каждом городе приходит.

— И 970 проданных билетов недостаточно?

— Тем не менее. Все зависит от финансовой договоренности промоутера с площадкой. В каком-то городе мы можем сколько угодно гостей сажать, а в другом все очень строго.

— Просто мне кажется, что это очень красиво, когда за артистом следует его группа поддержки. Более того, раз «Мельница», по вашему признанию, несет некую образовательную функцию, было бы очень правильно знакомить народ с тем, как вся эта фольклористика существует в Европе. Например, историческая реконструкция в той же Швейцарии поддерживается на правительственном уровне, в каждом городе спектакли. А у нас этого ничего нет, и парни из «Серебряного волка» обычным людям кажутся идиотами.

— Давайте не будем все в одну кучу смешивать. К нам на концерты не приходят люди в исторических прикидах. В отдельных случаях местные реконструкторы договариваются с промоутером, организующим наш концерт, и за денежку приходят в дурацком. Но они приходят работать, а это совсем другая функция. Понимаете, нереально и сало съесть, и на горку сесть. Нереально войти в тусовку реконструкторов, начать братание — ребята, я тоже в свое время этим занималась, давайте накатим горилки, давайте вспомним былые дни — и одновременно со всем этим отработать высокотехнологичное двухчасовое шоу на сцене. Тем более что мы работаем для всех, а не только для реконструкторов. Все очень просто: дерево — дуб, столица нашей родины — Москва, смерть неминуема и неизбежна, любимая группа — «Мельница». Люди приходят на наши концерты, потому что им нравится «Мельница», а не потому, что они увлечены балтославянскими мифами. Это ведь все равно как если бы я сказала: ой, слушайте, мне так нравится язык суахили и все гамбийское-гриотское, что я прямо до дыр заслушаю альбом Роберта Планта. А я его, кстати, заслушаю, но — не поэтому.

«Мельница» выступает 23 октября в ДК «Пролетарка» (Тверь), 24 октября — в «Космонавте» (Санкт-Петербург), 25 октября — в Stadium Live (Москва)

Понравился материал? Помоги сайту!