«“Love.Epilogue” дает возможность для выбора. Можно сказать, это гражданская позиция»

18 февраля в Музее Москвы новый сезон фестиваля SOUND UP откроет премьера мультижанрового перформанса «Love.Epilogue» в постановке художника и режиссера Веры Мартынов на стихи Эзры Паунда и музыку композитора Алексея Сысоева. В перформансе принимают участие вокальный квартет N’Caged и танцевальная группа «Сад».

Денис Бояринов поговорил с Верой Мартынов и Алексеем Сысоевым о проекте, вдохновленном ренессансной музыкой и модернистской поэзией, и выяснил, как он столкнулся с «культурой отмены».

Денис Бояринов: Вы уже не первый раз делаете совместную работу. Как вы познакомились и почему продолжаете сотрудничество?

Вера Мартынов: Нас познакомила Катя Антоненко (художественный руководитель и дирижер вокального ансамбля Intrada. — Ред.). Нам с Катей было интересно попробовать что-то сделать вместе. Первой нашей работой стали «Страсти по девочке со спичками» (по оратории Дэвида Лэнга. — Ред.), а второй... Я тогда думала о «Песне Песен» — мы переслушали всю старинную музыку на эту тему и пришли к выводу, что нам нужен композитор, который все это знает, работает с этими материями, но живет здесь и сейчас. Катя пригласила на встречу Алексея и примерно на второй минуте мы поняли, что понимаем друг друга и нам интересно друг с другом. Кстати, и название «SOS THE SONG OF SONGS» появилось благодаря ему, он привнес этот тревожный сигнал, который пронизывает всю работу, сделав перевод текста азбукой Морзе. Я очень сильно вдохновлена Лешиной музыкой. Я на его сайте как-то провела несколько суток. Это невероятная красота, и всегда очень тонко и умно сделано. Мне близок ход мыслей этого прекрасного человека и композитора, и у нас есть еще один замысел совместной работы. Я мечтаю его реализовать. Мечтаю. И пытаюсь…

Денис: Алексей, теперь вы должны объяснить в чем вы совпадаете с Верой Мартынов?

Алексей Сысоев: Мне кажется, помимо художественных сближений есть и человеческие: очень приятно с Верой работать. Есть такой тип художников-деспотов, которые говорят: будет только, как я хочу, и никак иначе, я всегда прав. А вот Вера совсем другой человек. И я тоже такой человек — более мягкий, и люблю прислушиваться к мнению коллег и учиться у них. У Веры как раз хорошо учиться, в том числе взаимопониманию в работе. Когда нет заранее заготовленных жестких решений, а есть постоянное внутреннее согласие, внутренняя готовность к сопереживанию и желание создавать вместе. Потому что это очень важно: что бы мы ни придумали в голове или на бумаге, когда начинается совместная работа, возникает третье измерение, которое надо создавать не «в кабинетной тиши», а именно вдвоем, втроем и так далее. Многие решения «SOS» так и появлялись: это всегда была неизвестность и приятная неизвестность. Потому что каждый мог что-то изменить и сделать лучше, чем он придумал заранее.

Денис: Перформанс «Love.Epilogue» строится вокруг поэзии Эзры Паунда. Чья это была идея?

Алексей: Так получилось. Идея написать что-то для вокального ансамбля родилась еще во время работы с «SOS». Дело в том, что по натуре-то я авангардист. Но наша кантата «SOS» привела меня к музыке добаховской поры, и я переоткрыл для себя замечательных композиторов эпохи Ренессанса, которых знают меньше, чем венских классиков или барочную музыку. Гийом де Машо, Филипп де Витри, Франческо Ландини, Иоанн Чикония — совершенно гениальные авторы, которые отделены от нас еще более далекой эпохой. Мой интерес к этому времени и привел меня к Паунду, потому что он также искал интересные для себя темы в Ренессансе и античности. Когда я увидел его тексты, я понял, что, во-первых, они очень хороши для моей задачи, и, во-вторых, их много и они фантазийные, пышные, даже расточительные в своем богатстве. Это пиршество для композитора, как мне кажется, поскольку сами по себе эти тексты очень музыкальны. Мы сейчас готовимся и слушаем голос Паунда, как он читает свои стихи. И это такие своеобразные вокальные экзерсисы — он скорее поет свои стихи или завывает, как шаман. Меня очень заинтересовала вокальная природа его поэтического творчества, поэтому я, не думая о последствиях, выбрал его стихи. У меня получилось 7 мотетов, но текстов было гораздо больше, и выбирал я из многих вариантов.

Денис: Вера, а как ты отреагировала, узнав, что Алексей пишет мотеты на стихи Паунда?

Вера: С доверием. Три года назад мы с Лешей задумали одну идею на тексты античных и современных поэтов. Я занялась изучением темы, и это меня вывело на то, что меня не устраивают существующие переводы античной поэзии на русский. Возникало чувство, что это не античная поэзия, а поэзия XIX века. Собственно, большинство переводов как раз из XIX века. Я углубилась в проблему перевода поэзии и поняла, что на эту тему думаю не только я.

Когда Женя и Вероника внезапно предложили принять участие в их детище — фестивале SOUND UP, мы, конечно, согласились, и у нас появился новый замысел, но он вырастает как бы из того — про античность и современные тексты.

Так как у Леши уже была начата серия мотетов на стихи Паунда, я начала их изучать.

Парадоксальным образом они мне показались близкими по духу той, заново переведенной античной поэзии из моего воображения. Позже я выяснила, что Паунд, реформатор по природе, кроме поэтического языка реформировал еще и теорию перевода. Вот такое совпадение.

И Лешина интуиция.

Все, что я знала о Паунде на тот момент, было связано с предложением от Пермской оперы, Курентзис и Александровский тогда начали работать над «Cantos» Сюмака. Мне предлагали быть художником этого спектакля, но я, к сожалению, вынуждена была отказаться из-за большой загрузки на двух других проектах.

И я стала погружаться в его биографию... А ведь он, можно сказать, прожил несколько жизней. Детство в провинциальных колледжах Америки, потом в Лондоне, в поэтических салонах начала века, затем насыщенная жизнь столицы искусства — в Париже. Большой период в Италии, которую он очень полюбил. А потом начинается ад: война, заключение в карцере в военной тюрьме, где его содержали под палящим солнцем... около года — без суда и следствия. Обвинение в госизмене США. Психбольница, помилование, и годы молчания. Его молчание меня завораживает и страшит.

Но поначалу я еще очень мало чего знала, понимала, и мое невежество тащило меня «от греха подальше». Я была в шаге от того, чтобы сказать Леше, мол, давай что-нибудь другое сделаем, меня этот Паунд пугает. Но я как будто уловила какой-то сигнал, когда прочла вот эти строки:

Что полюбил, останется навеки.
Все остальное шлак ненужный.
Что полюбил, того не отобрать.
Что полюбил и есть твое
наследство.
Чей это мир? Мой? Их?
Или ничей?

(Перевод Андрея Бронникова. — Ред.)

Они меня укололи. Это текст старика, своеобразный эпилог.

Денис: Тема, безусловно, острая. Острая настолько, что хоть прецеденты художественного осмысления биографии Паунда были — упомянутая тобой опера «Cantos» даже получила «Золотую Маску», но именно сейчас, насколько я знаю, многие СМИ, особенно имеющие отношение к государству, отказываются даже публиковать новость о перформансе, только потому что Паунд — неоднозначная фигура, имевшая отношение к фашизму. Здесь мы можем говорить и о самоцензуре, глубоко проникшей в массмедиа, и о «культуре отмены».

Я была в шаге от того, чтобы сказать Леше, мол, давай что-нибудь другое сделаем, меня этот Паунд пугает.

Вера: Я доверяю своему чутью, а оно меня подталкивает к тому, что важно поднять эту тему в любом формате, даже просто поговорить о ней в рамках интервью, как у нас сейчас с тобой.

Вот ты упомянул «культуру отмены», мы с ней слегка соприкоснулись только что, когда рассылали в СМИ наш пресс-релиз по «Love.Epilogue». Я вижу ее в действии на других примерах и не могу назвать это культурой. Культура — это «возделывание, обработка, воспитание», такая этимология слова. «Культура отмены» — это псевдокультура. Уничтожение человека или темы, раскол общества и бешеная агрессия не могут быть частью культуры. Сейчас при помощи социальных сетей и СМИ инструментом с красивым названием culture cut out (культура исключения) можно стереть в порошок любого человека в течение суток.

Те новостные редакторы, что отказались печатать анонс о нашей работе, размахивали словом «фашист», как девочки чирлидинга своими помпонами. А если бы они уделили свое время и немного — совсем немного — углубились в историю, прочитали бы какую-нибудь статью о Паунде, или хоть пару его стихов, то принесли бы гораздо больше пользы себе и обществу, чем эта неуклюжая попытка «обезопасить» себя и якобы читателей от вредных флюидов «фашиста».

Время все расставляет на свои места. Мы же не говорим «Данте, общественный деятель, посягнувший на власть императора». Или папы римского?! А для нас сейчас неважно, на чьей стороне был Данте. Вроде на проигравшей. Он же вроде бы изгнанник. Изгой?.. Нет, мы говорим и читаем: «Данте — великий поэт». Интеллектуалом может зваться тот, кто прочитал «Божественную комедию».

Денис: В название перформанса «Love.Epilogue» вы вынесли только любовь и, насколько я понимаю, не пытаетесь в нем рассказать биографию Паунда. Ставит ли ваша работа задачу натолкнуть зрителя на размышление о том, можем ли мы наслаждаться стихами Эзры Паунда и не думать о его симпатии к фашизму? Или в ней не надо искать политику?

Вера: Я думаю в контексте жизни и личности Паунда неправильно говорить о «симпатии к фашизму». Что возникает в голове, когда мы видим/слышим это словосочетание? Черно-белая свастика на красном, Гитлер, миллионы зигующих людей, война, концлагеря, поезда смерти и рядом с этим — слово «симпатия»? Такое уютное слово. Напрашивается улыбающееся, довольное лицо.

Те новостные редакторы, что отказались печатать анонс о нашей работе, размахивали словом «фашист» как девочки чирлидинга своими помпонами.

Это не этот случай. Эти слова здесь вообще не подходят. Их надо выбросить и забыть. Он не преступник. Не убийца. Паунд не конъюнктурщик, отдавшийся фашистам ради «денег и славы», он не политик, он даже не общественный деятель. Он — поэт, идеалистические представления которого о мире в какой-то период времени стали резонировать с политическими лозунгами Муссолини. А Муссолини после Первой Мировой войны очень многим казался «эффективным менеджером». Когда Германия развязала войну, а Италия ввязалась в нее, Паунд жил в маленьком итальянском городке, то есть он, американский гражданин, оказался на стороне противников США. Известны две его неудачные попытки выехать со своей большой семьей из Италии. Спустя год, кажется, находясь в полном безденежьи и в неизвестности — напомню, тогда не было телевизоров и Фейсбука, он устраивается работать на итальянское радио. Он стал жертвой фашистской идеологии, а после был жестоко наказан за это сперва своей страной, а потом и всем миром.

Я лучше здесь замолчу и посоветую прочитать замечательную статью Андрея Бронникова, поэта и философа, переводчика самого важного труда Паунда «Кантос». Она есть в открытом доступе и так и называется — «Эзра Паунд и его “Кантос”».

Уверяю, после чтения этой статьи захочется попросить прощения у поэта за словосочетание «симпатия к фашизму», примененное к нему. А читая его поэзию — тем более.

Художники, особенно великие художники, немного безумны. В 1945 году он всерьез предлагал итальянским министрам переводить Конфуция, считая это единственным необходимым сейчас для итальянцев.

Жизнь Паунда после и во время войны — это трагедия. И до конца жизни он не смог преодолеть разрушительного действия событий, в которые был вовлечен в этот короткий период. Депрессия, приступы отчаяния, старость, болезни сопровождали его последние годы. И еще стихи — смысл его жизни! — выброшены вместе с автором, изгнаны из общества.

Хемингуэй описывает Паунда как доброго человека, бескорыстного коллегу, щедрого друга и абсолютного мастера. Он говорит о нем как о святом, вспыльчивом святом, который был «искренен в своих заблуждениях», «упоен своими ошибками».

Я читала о племени, которое живет в изоляции от внешнего мира, так вот у них в языке нет никаких других цветов, кроме как «черный» и «белый». А ведь цветов, оттенков очень много, а черного и белого в природе как раз и нет.

Мы живем в XXI веке в Москве, и я за то, чтобы максимально расширять запас душевных красок. Хочется кричать: «Люди, читайте стихи!»

Люди, читайте стихи. Как говорит мой друг Рома, это «высшая форма человеческой деятельности».

Алексей: Когда я начал писать эту музыку в стол, я не думал о каких-то последствиях, а думал только об искусстве. Но теперь, когда мы находимся в ситуации, когда мы не можем произнести каких-то имен, которые, возможно, заслуживают того, чтобы их произнести, мне кажется очень важным осуществить этот проект, потому что должна быть возможность альтернативного мнения. Мне кажется, «Love.Epilogue» дает пищу для размышлений и возможность для выбора. Для меня это принципиальный момент. Можно сказать, это гражданская позиция.

Денис: Тогда вернемся к музыке. Алексей, прежде у вас была репутация композитора, радикально порывавшего с академической традицией. Сейчас вы вернулись к ее фундаменту — к музыке эпохи Ренессанса. Но наверняка ваши мотеты будут не такими, как у Гийома де Машо.

Алексей: Мне очень интересна музыка добаховской эпохи, потому что в ней еще не появилась тональность. Она предполагает иные решения и, между прочим, решения дико изощренные, технически очень сложные. Например, музыкальный символ той поры — это изометрический мотет, в котором солисты нередко пели на разных языках — например, один человек пел на латыни, а второй одновременно на старофранцузском. И это была вполне распространенная практика. Так что я обращаюсь к высокопрофессиональной культуре и изощреннейшей музыке, которую до сих пор очень сложно исполнять. Я к тому, что не только современная музыка может быть сложной. Так было всегда, и вот эта архисложная музыка остается в веках, запоминается и служит источником традиции и вдохновения следующих поколений. На мой взгляд, «Love.Epilogue» музыкально более сложный проект, чем «SOS», и в большей степени обращен к идеям авангарда. Хотя бы по той простой причине, что здесь использован камерный состав, который по своей природе способен на более сложные вещи. Это тоже часть традиции: симфонии Бетховена проще, чем его квартеты, которые могут сыграть только четыре суперпрофессионала. У «Love.Epilogue» очень широкий стилистический спектр — это не только обращение к музыке Ренессанса, поэтому не ждите от нее исключительно возрожденческой легкости.

Поэзия Паунда — это гениальная стихия, которая бурлит и клокочет. Ей не возможно не восхититься.

Денис: Вы используете стихи Паунда только в английском оригинале или, по примеру ренессансных композиторов, соединяете тексты на разных языках?

Алексей: Текст — исключительно английский первоисточник. Поэзия Паунда — это гениальная стихия, которая бурлит и клокочет. Ей невозможно не восхититься, и я восторгался и вдохновлялся в первую очередь музыкой этой поэзии. Но кроме этого, у него же очень образные тексты — о любви, о смерти и природе, и я искал их разные аналоги в музыке. Я даже пришел к звукоподражанию, которым никогда не занимался, но композиторы прибегали к нему во все века. Например, в мотете «Королева апреля», где речь идет о весне о птицах, я вдохновился пением птички у себя на даче. Я даже не знаю, что это за птичка такая редкая, но она очень смешно чирикала, и я буквально вставил ее чириканье в партию сопрано. Такие вещи могут показаться забавными, но мне кажется, они передают тот настрой, который был у Паунда и у Гийома де Машо.

Вера: Могу добавить, что Арина Зверева, хедлайнер квартета N'Caged, который сейчас разучивает эту музыку, несколько дней назад написала мне, что получается очень красиво, хотя сложность партитуры поначалу вызывала у них чисто спортивный интерес: возможно ли ЭТО вообще спеть?!

Но N'Caged, похоже, любит бросаться в пучину сложностей. Я много слышала их выступлений, и для моей видеоинсталляции они пели музыку Раннева, а Раннев любит головоломки. Кстати, это их дебют на SOUND UP.

Денис: В анонсе «Love.Epilogue» говорится, что вы еще используете некую «электронику». Какую функцию она выполняет?

Вера: Функцию интродукций или сочленения двух номеров. Боб Уилсон называет такие номера «knee-play» от слова «knee», то есть «колено». Еще это такие инъекции прямой речи поэта или людей из его ближайшего круга, важные для понимания личности Паунда.

Сценарий мы сочиняем-насыщаем с Ирой Шульженко, куратором современного искусства с филологическим бэкграундом, страстным ценителем хорошей поэзии.

Денис: Алексей, в одном из интервью вы говорите, что цените в музыке мастерство звукообраза — некую воплощенную в звуке идею, которая сразу себя проявляет. Какой ключевой звукообраз в «Love.Epilogue»?

Алексей: Звукообраз можно только услышать, а словами его нельзя объяснить. Это просто что-то такое яркое. А почему яркое — это тоже не объяснишь: какие-то воспоминания, коннотации, связанные с этим сочетанием звуков. Мои внутренние находки, за которые я цеплялся, связаны как раз, наверное, с вокальной музыкой XIV–XIV веков. Странноватый такой колорит: вроде тональная музыка и в то же время не тональная, что-то такое вне времени уже. Вот этим мне нравится эта эпоха. Хотя «Love.Epilogue», конечно, далек от ренессансного звучания, но мой личный звукообраз он где-то там коренится и очень мне дорог.

Денис:«Love.Epilogue» определен как мультижанровый перформанс: там будет не только музыка и стихи Паунда, но еще и хореография. Как будет сделана эта часть?

Вера: С нами работает молодая танцевальная компания «Сад», с ними я уже неоднократно сталкивалась в разных проектах. Ее идейный вдохновитель Альбина Вахитова — тонко чувствующий музыку человек, ее эстетические взгляды мне близки. Танцоры, которые с ней работают, полны жизнью, очень профессиональны. Некоторые из них для меня — воплощение античных представлений о красоте. Но компания прекрасна еще и разнообразием участников. Некоторые ребята для меня воплощают все представления о современном человеке, а какие-то по образу ближе к средневековью.

В нашем перформансе не будет жестких закрепленных мизансцен, но будет ограниченная в пространстве площадка для перформеров и четкая структура. Мы хотим использовать несколько сюжетов, которые всплывают в мировом искусстве во всех веках. Это очень коррелирует с поэзией Паунда, которая тоже полна реминисценций, отсылок к другим видам искусства, к разным культурам.

Представьте себе мультик, где дети попадают в магазин игрушек. Помните такой? А теперь представьте себе, скажем, Эрмитаж, галерею Уффици или Метрополитен-музей — вы гуляете по залам и фантазируете, что случилось ДО того, как та или иная скульптура сложилась в свою композицию в мраморе или бронзе. Что было за секунду до этого движения? Или за час? Как сложился этот сюжет на холсте?

Я не могу вам сказать, о чем будет наш перформанс, иначе он бы закончился здесь, в нашем диалоге, так и не начавшись.

С уверенностью могу сказать, что я благодарна тем новостным редакторам, которые отказались анонсировать «Love.Epilogue». Благодаря им я вгрызлась в книги, познакомилась с невероятными людьми и сделала себя и свой опыт богаче.

Понравился материал? Помоги сайту!