«Очень хотелось вернуть “Колибри” на волну современного звука»

Десять лет спустя после того, как «Колибри» сыграли последний концерт и расстались, Елена Юданова, Ирина Шароватова-Кооп и Инна Волкова по запросу поклонников решили вновь поработать вместе, чтобы официально завершить карьеру группы в звукозаписи. «Счастья нет» — чудо, которого ждали слушатели «Колибри» разных поколений, от ровесников певиц до миллениалов. Участницы группы поддерживают дружеские отношения лишь на расстоянии, и материалом для альбома стали как новые песни, так и треки, созданные на основе вокальных дорожек, записанных в очень активный для группы период 1998–2003 годов, и несколько ремейков. Помимо композитора Олега Эмирова, который вернулся к работе с «Колибри» спустя двадцать лет, основным саунд-продюсером альбома стал аранжировщик и мультиинструменталист Виктор Санков («Полюса», «Сети»). Он сделал для «Счастья нет» 10 песен из 15, создав из разнообразных эскизов прошлого и настоящего цельную и современную по духу запись, ставшую кодой в дискографии культовой арт-поп-группы. Альбом работает на контрасте мягкой акустической фактуры Санкова и виртуозной электроники Эмирова, подводя впечатляющий итог тридцатилетней студийной карьеры «Колибри».

— Твое первое впечатление о группе «Колибри» в жизни? Как ты о них узнал?

— Узнал я о них году в 1994-м — 1995-м. Мне было 11 лет, и я жил на Кунашире, в поселке Южно-Курильск. На выходных, пока родители спят, я смотрел телевизор. Каналов было всего два, на Первом канале шла какая-то музыкальная передача, что-то типа «Подъем» или как-то так. Где вышли девушки, у них брали интервью целый час, и они пели. И тогда я увидел группу в первый раз! Как говорят сейчас, а что, так можно было? «Группа» — это всегда группа, а если выходит женщина с микрофоном — это обязательно попса. А тут — четыре, нет музыкантов, прикольно звучит подложка, и в общем все круто! После моего самого мелкого детства, еще советского, когда услышать на Кунашире какую-то музыку помимо «Ласкового мая» или группы «Мираж» было проблематично, у меня все-таки подрос старший брат и стал подкармливать хорошей музыкой — Pink Floyd, Queen и теми же «Кино». И, когда я увидел «Колибри», мне стало понятно, что еще много неизведанной музыки, стало очень интересно копаться в этом дальше — в роке, арт-роке и смежных жанрах, что называется. Это впечатление о «Колибри» очень быстро подсадило меня на тех же Cocteau Twins, позднее — Moloko. Когда растешь мальчиком — слушаешь «мужское», а тут вдруг обнаруживаешь в женском вокале даже побольше музыкальной силы. За это я «Колибри» очень сильно благодарен.

— Твоя история немного напоминает об английском саунд-продюсере Стюарте Прайсе, который делает альбомы героям своего детства — Мадонне, Кайли Миноуг и Pet Shop Boys. Какой альбом «Колибри» ты считаешь наиболее интересным в их прекрасной и разнообразной дискографии?

— Я признаюсь, что никогда не слушал их альбомами. Поскольку группа сама отрицает привязанность к какой-либо стилистике, концептуально я их альбомы никогда не воспринимал. Я всегда выбирал треки и смешивал их в кучу. Это было такое погружение. Песня «Ромашки» (с альбома «Бес сахара» (1997). — Ред.) произвела на меня колоссальное впечатление. И сейчас, когда Инна Волкова сказала, что хочет записать продолжение, я просто захлопал: «О да, детка!» (смеется). Я знаю, в какую сторону мы пойдем.

После английского арт-рока совершенно непонятно, зачем играть что-то примитивное.

— В последнее время «музыкальность» музыки в новых релизах вызывает удивление — настолько «вайб» и продакшен, который не записать в нотах, стали отличительными чертами современной поп-музыки. А «Счастья нет» вышел богато аранжированным альбомом в традиционном смысле, где музыка рассказывает свою историю, дополняя вокал и тексты, а иногда выходит на первый план, создает эмоциональную вовлеченность. Расскажи о своем пути в музыку — наверняка столь яркий результат потребовал долгой подготовки.

— Опять же благодаря моему брату, у которого была большая фонотека, который находил, переписывал кассеты, приносил домой, с детства у меня была ясная мысль, что я хочу этим заниматься. Родители пытались меня отвадить от этого пути, отдав меня в музыкальную школу в класс аккордеона. Но у них ничего не получилось. Шесть лет я ходил на аккордеон: пять лет — инструмент, еще год — оркестр. Я возненавидел этот инструмент, потому что вокруг не было ни одного примера его интересного применения. Это была народная музыка, которая тогда проходила мимо моего сердца. Понятно, что о Софии Губайдулиной нам рассказать было некому, о Пьяццолле я узнал на десять лет позже (правда, у него бандонеон), а о Янне Тьерсене — еще позже. Было абсолютно непонятно, как использовать этот звук как фактуру. В 13 лет я переехал в Южно-Сахалинск. И лет в 17, когда я оканчивал школу, я попал в свою первую группу в качестве клавишника, флейтиста, перкуссиониста и в том числе аккордеониста. Для меня там было поле для деятельности как аранжировщика. Мы старались играть хороший рок с крутыми текстами. В основе, конечно, была канва из четырех аккордов, но мне всегда хотелось убрать из нашей музыки этот кондовый «русский рок» и как-то разукрасить ее, поискать фактуру, текстуру, грувы. После английского арт-рока совершенно непонятно, зачем играть что-то примитивное. Наша группа называлась «Эпицентр», на Сахалине мы были, наверное, первыми в своей нише. В то время была больше развита тусовка металла, но было несколько групп, которые играли такой софтовый рок. У нас был записан в 2000 году один альбом, но я боюсь его сейчас переслушивать, потому что мы тупо не отстроили клавиши и они не строят весь альбом (смеется). И еще там миди-барабаны, потому что не было возможности записать настоящего барабанщика.

— Следующим шагом для тебя стал переезд на другой край земли, в Петербург?

— Да, потому что огромное количество моих друзей, в том числе вокалист «Эпицентра», переехало в Санкт-Петербург, и я тоже съездил посмотреть, что здесь и как. Был приятно удивлен масштабами города и музыкальной тусовки. В городе с населением 150 тысяч человек, каким был Южно-Сахалинск в то время, становится очень тесно — ты всех знаешь в своей среде. А желание удивляться — это очень важно. И Петербург в полной мере мне эту возможность дал. В 2006 году я переехал сюда и стал играть в группе «Сегодня ночью». Наше сотрудничество продлилось недолго, я постепенно начал делать свои штуки, потом появилась группа The Krolls, потом были плодотворное сотрудничество и мое музыкальное директорство на дебютном альбоме Нины Карлссон — и тогда же, под занавес моего с ней сотрудничества, мне позвонил Илья Разин из одной из моих самых любимых на тот момент групп «Полюса» и позвал меня играть.

— Получается, что с «Полюсами» ты и освоил работу в этом особом «петербургском» звуке. А как для тебя началось сотрудничество с «Колибри», когда они под влиянием Никиты Манакова, помощника и архивариуса группы, все-таки решились и на новую запись, и на краудфандинг?

— Где-то два года назад мы встречались со звукорежиссером Андреем Алякринским, который сказал, что к нему приходила Инна Волкова по вопросу записи нового альбома группы «Колибри». Поскольку мы с Андреем много работали и я часто выступаю как аранжировщик и мультиинструменталист на студии «Добролет», он сразу сказал: я хочу, чтобы ты там был. Через полгода Андрей сказал: все готово, давайте встречаться. И мы встретились с Ирой, Инной и Андреем Градовичем, послушали песни, обсудили концепцию, которая полностью отсутствовала на тот момент и рождалась лишь постепенно, пока мы писали альбом в 2020 году. Я что-то делал на основе зарисовок Андрея Градовича, который играл с «Колибри» в начале 2000-х и сохранил в синтезаторе Korg Triton концертные аранжировки, которые они никогда еще не писали.

— А это была актуальная музыка для 2020 года?

— Как по мне — абсолютно нет. Она была такая «дурацкая», игрушечная, в стиле самых ранних «Колибри». И, сравнив этот материал с тем вокальным материалом, который был представлен, я понял, что сложно с этим куда-то сейчас пойти и что-то сделать. С нуля были сделаны современные песни, такие, как «Орбитальная станция» или «Как мне кажется», поначалу известная как «Ромашки-2», когда Инна, например, что-то напевала в телефон и присылала мне. Это идеальный для меня вариант, потому что можно придумать любую гармонизацию и делать с вокалом все что угодно.

— Олег Эмиров, композитор канала НТВ, много пишущий для телевидения и кино, в начале 2000-х был участником «Колибри» в период альбома «Любовь и ее конечности» (2002). Тогда группа стала трио и решила обзавестись постоянными музыкантами. Когда произошло его нынешнее возвращение?

— Олег присоединился сразу, как я сделал первую демку. Инна рассказывала, что они Олега ждали не меньше десяти лет, трясли его: «Олег, у тебя столько зарисовок, давай что-то восстановим!» Но у него всегда много работы и дела — то ремонт, то переезд. Однако он отреагировал словами «О, музыка началась!» И вскоре прислал песню «Миленький». Я ехал в поезде, слушал несколько раз и, как говорится, выпал в осадок — просто уау! Вот это планочка поднялась!

— «Миленький» — действительно один из самых завораживающих моментов альбома, невероятная история и изумительная аранжировка, от которой перехватывает дух. Как тебе работалось вместе с таким мэтром?

— У меня не было желания с ним «соперничать». Я просто восхищаюсь всем, что он делает, как он вообще работает со звуком как таковым, не говоря уже о восхитительных гармониях. Я сразу принял это — класс, на альбоме будут два композитора, которые будут творить абсолютно разные вещи, даже не зная, что делает другой. Одна вещь у нас получилась на двоих — она представлена и в моей версии, и в версии Олега Эмирова. Это песня Ирины Шароватовой-Кооп, которая с небольшой разницей в тексте появляется дважды на альбоме («Один» и «Иду по радуге». — Ред.). Мне работалось свободно, комфортно, без оглядки. С моей любимой установкой «я прежде всего хочу удивить себя» — а потом, если все получится, удивятся и порадуются все остальные.

Это был первый мой проект, где я не поменял ни ноты.

— В своих немногочисленных интервью Инна Волкова и Ирина Шароватова упоминают, что десять лет были без какой-либо вокальной практики, фактически заново учились петь. Были ли какие-то еще объективные сложности в работе над «Счастья нет»? И как шла работа? Как я понимаю, участники проекта не встречались, все общение шло в чатах.

— Единственная сложность всегда — поднять зад и начать делать. Я наугад выбирал песни из тех, что нужно сделать, и садился за работу. Копаешь, ищешь — и вот нашлось, обязательно находится. Все начинает быстро и стремительно развиваться. Других сложностей я не припомню. Мне дали полный карт-бланш, очень тепло встречали каждую демку в наших чатах, и это был первый мой проект, где я не поменял ни ноты. Я лишь иногда дополнял музыку. Не было никаких «ой, это вообще не то!». Очень быстро склеились мое музыкальное видение и видение всех создателей.

— Елена Юданова нашла в себе силы участвовать в альбоме и не побоялась показаться такой, как есть сейчас, — человеком за 60 со слабым здоровьем. Альбом даже открывается песней с ее современным голосом, что вносит пронзительные краски увядания и смирения. Расскажи о работе с Еленой, которую «Колибри» всегда считали особенным автором и особенной певицей.

— В песне Елены «Очумелые глаза» мы на самом деле смешали два вокала — современный и двадцатилетней давности. Это был вообще первый трек, который я делал. Андрей Алякринский послушал мое демо и рекомендовал брать передвижную студию и ехать к Елене. Попробуем, что можно сделать, — вот как я был настроен. Мы записали вокалы, некоторые из них можно было использовать. А еще Елена попросила: а можно я еще вот тут такую виньеточку напою? Она напела, а я потом порезал, и это стало треком-зарисовкой (или даже интерлюдией) «Внедорожная». Вот это абсолютно чистый вокал, записанный полтора года назад. Это были мои первая встреча и знакомство с Еленой Юдановой. Мы очень мило побеседовали. Она очень хороший человек, скромный и вежливый. И она по-прежнему очень талантлива, не говоря уже о тех песнях «Колибри», которые мы все так хорошо знаем. Потрясающий вокал, потрясающее музыкальное мышление, колоратурное такое, которое сейчас практически невозможно встретить у вокалисток, тем более в России.

— «Счастья нет» — это альбом «Колибри», который так и мог остаться лежать нерожденным в архивах и который на удивление превзошел все ожидания от него. Все хотели и хотят продолжать участвовать в событиях вокруг «Колибри». Как ты думаешь, это природа «Колибри» такая? Или это такой момент сейчас в музыке — «Колибри» смогли воодушевить зрелых музыкантов, звукоинженеров и художников на то, чтобы вместе выдать альбом, который в пространстве современного стриминга с его полутораминутными бэнгерами выглядит как появление НЛО?

— В моей университетской молодости преподаватели повторяли слова про зачетку: первые три курса вы работаете на нее, последние — она на вас. Для поклонников «Колибри» это весьма неожиданный, но помещающийся в рамки эмоциональных ожиданий поворот. На их последних релизах — альбоме «Железные звезды» (2009) и сборнике «Апокрифы» (2013) музыка ушла из канвы, они провалились по ощущениям и сами пришли к тому, что признавали эти работы неудачными. И очень хотелось вернуть «Колибри» на волну современного звука. Мне кажется, желание участвовать и всеобщие воодушевление и волшебство вызваны тем, что «Колибри» успели сделать в своей жизни. В том числе мои участие и энтузиазм в основе своей имеют то, что я всегда любил «Колибри» и еще больше люблю теперь. Я понимал, в какую сторону я со своим видением могу повести их музыку. Магия произошла, и ее трудно описать словами.

Понравился материал? Помоги сайту!