«Когда-нибудь чувствовали, что вас одурачили?»

Издательство «Шум» выпускает книгу знаменитого британского журналиста и писателя Саймона Рейнольдса «Всё порви, начни сначала. Постпанк 1978–1984» в переводе Ильи Миллера.

Рейнольдс написал несколько блестящих книг о музыке, а «Всё порви, начни сначала» — пожалуй, его лучшая работа. Рассказывая о том, что произошло с поп- и рок-музыкой после панк-революции и до бума MTV, автор восстанавливает историческую справедливость, возвращая первой половине 1980-х, ассоциирующейся с гротескной модой и нелепыми прическами, статус великой эпохи, в которую произошел невероятный выплеск творческой энергии.

Мы предлагаем вам ознакомиться с первой главой этой книги, где рассказывается о том, как появились постпанк и его пионеры — группа Public Image Limited.

«Когда-нибудь чувствовали, что вас одурачили?»

Знаменитый прощальный выкрик Джонни Роттена, прозвучавший 14 января 1978 года на концерте в клубе Winterland в Сан-Франциско, был не столько вопросом, сколько признанием. Несмотря на то что он был лидером самой опасной группы мира, Джонни скучал — его тошнило от музыки Sex Pistols, он устал от собственной «прогнившей» маски (rotten в переводе с англ. — «гнилой, прогнивший». — Ред.), он был разочарован тем, во что вылился панк в целом. Выступление в Winterland было последним в беспокойном турне Pistols по Америке, и несколько дней спустя группа распалась, оставив после себя след желчной неразберихи.

Крушение иллюзий Роттена назревало несколько месяцев. Первый прилюдный симптом явил себя во время программы «Панк и его музыка» на лондонском Capital Radio от 16 июля 1977 года, во время которой Роттен озвучил свое раздражение предсказуемостью большинства панк-групп: «Чувствуешь себя обманутым. Там должно было быть много других всяких штук». В программе, склеенной из беседы-интервью и из пластинок, выбранных Роттеном, также выяснилось, что у певца куда более обширный и замысловатый вкус в музыке, чем можно было предположить из его публичного образа. Если бы вы включили радио, предвкушая только панк, то были бы сразу же разочарованы первым же выбранным треком — «Sweet Surrender» Тима Бакли, роскошной, чувственной R&B-вещью, облаченной в оркестровые аранжировки. За следующие 90 минут Роттен не оправдал еще больше ожиданий, поставив томный корневой регги, сольные работы бывших членов The Velvet Underground Лу Рида, Джона Кейла и Нико, внушительное количество околохиппанской музыки — Can, Капитана Бифхарта и Third Ear Band, а также две песни своего кумира Питера Хэммилла, полноценного прог-рокера.

Практически все, что Лайдон прокрутил на Capital, на корню подрубило Миф Панка № 1 о том, что начало семидесятых было культурным тупиком. И, как будто бы все это было недостаточно предательским поступком, он также порвал с выписанной для него Малькольмом Маклареном ролью террориста от культуры, на деле выставив себя эстетом. С таким пижонским подбором музыки интервью явно давал деликатный и рассудительный индивидуалист, а не чудовищный отморозок с первых страниц таблоидов.

Для Роттена такая смена имиджа была вопросом жизни и смерти. За месяц до его появления на радио антиюбилейный сингл «Пистолетов» «God Save the Queen», презрев радиозапреты и помехи со стороны музыкальных магазинов, стал самой продаваемой семидюймовкой в стране. Роттена, выставленного в желтой прессе козлом отпущения, постоянно атаковали разъяренные громилы-роялисты. Испуганный, весь в шрамах, практически оказавшийся под домашним арестом, он решил взять в руки контроль над своей собственной судьбой. Его личина анархиста/Антихриста — сотворенная изначально самим Роттеном, но раскрученная менеджером Sex Pistols Маклареном и искаженная всегда готовой поверить в худшее прессой, — более не поддавалась управлению. Согласившись на интервью с Capital Radio без согласования со своим менеджментом, Роттен затеял процесс подрыва своего амплуа, который вскоре выльется в «Public Image» (песню) и Public Image Ltd (группу).

Лайдон казался слабым и уязвимым, рассказывая об уличных атаках в эфире «Панка и его музыки»: «Шайке очень легко пристать к… одному человеку и размозжить ему башку — им это в прикол, и еще легче им сказать: “Ну и дрочила, смотрите, как он удирает!”… Я имею в виду — а что ему еще остается?» Выставляя себя как жертву и делясь своим чувством униженности, Роттен сознательно очеловечивал самого себя заново.

Само собой, это привело в ярость Макларена, обвинившего Роттена в том, что он рассеял «чувство исходившей от группы опасности», выставив себя «человеком со вкусом». Макларен видел «Пистолеты» как антимузыку, а тут фронтмен группы заливает о своей эклектичной коллекции пластинок и сентиментальничает: «Я просто люблю всю музыку… я люблю мою музыку» — как какой-то сраный хиппи! Так Макларен и решил, что Роттен в глубине души — «конструктивное ссыкло, а не деструктивный псих», и сосредоточил все свои силы на том, чтобы вылепить настоящую звезду Sex Pistols из более подходящего на эту роль Сида Вишеса — карикатурного психопата, кобеля и дегенерата.

В последние месяцы 1977-го между Роттеном и остальными Sex Pistols проявилась та трещина, которая отразила раскол всего панка на претенциозную богему и уличных крутых парней из рабочего класса. Роттен был выходцем из ужасающе нищей семьи, но благодаря своей утонченности был куда ближе к контингенту арт-школ. Он не был безработным уличным пацаном, которых мифологизировали The Clash, а зарабатывал нормальные деньги вместе со своим отцом-строителем на установке для очистки сточных вод, летом же работал в детском саду. И хотя он часто признавался в ненависти к искусству и презрении к интеллектуалам, при этом был хорошо начитан (его любимцем был Оскар Уайльд) и всегда имел весьма веское мнение (а вот Джойса он не любил). Если Стив Джонс и Пол Кук рано бросили школу, то Роттен даже предпринял попытку получить высшее образование, изучая английскую литературу и искусство в вестминстерском Кингсуэй-колледже. Но прежде всего Роттен был ценителем музыки. Он не умел ни играть на каких-либо инструментах, ни сочинять мелодии, но чувствовал звук и предугадывал возможные обстоятельства куда тоньше, чем его дружки из Sex Pistols.

Регги и арт-рок, которые крутил Роттен в «Панке и его музыке», обрисовали эмоциональные и звуковые идеи Public Image Ltd. Когда Джонни говорил, что отождествляет себя с треком Dr. Alimantado «Born for a Purpose», с песней о растаманах, подвергающихся гонениям, то в этом можно было загодя увидеть тот проблеск паранойи и прозорливости, что был присущ PiL: Роттен уже примерял на себя роль мечтателя-изгоя, внутреннего изгнанника британского Вавилона. Что ему нравилось в музыкальном плане в Бифхарте и даб-продюсерах — так это их игривое экспериментаторство: «Они просто любят звук, они любят использовать любые звуки». Оказалось, что передача «Панк и его музыка» предложила еще не родившемуся движению постпанка список альбомов к обязательному прослушиванию: намеки и подсказки к тому, куда двигать музыку дальше.

Через несколько дней после развала Pistols Роттен объявил о своем намерении создать новую группу, которая была бы «антимузыкальной во всех смыслах». Вернувшись с Карибских островов, он начал набирать состав. Роттен пригласил играть на басу своего друга Джона Уордла, уроженца Ист-Энда с пронзительно голубыми глазами, который именовал себя Джа Уоббл, несмотря на то что тот с инструментом был едва знаком. «Джон хотел играть в такой группе, в которой бас бы выделялся, — вспоминает Уоббл. — Мы ковырялись с графическими эквалайзерами и самодельными басовыми сабвуферами, экспериментировали с пропусканием рок-пластинок через них, чтобы понять, насколько низкого звука можно добиться с их помощью».

Регги был важной точкой пересечения для трех основных членов PiL — Роттена, Уоббла и гитариста Кита Левена, в остальном совершенно не сходившихся друг с другом ни в музыкальном, ни в личном плане. «PiL, в принципе, функционировали лишь потому, что мы были просто дикими фанатами даба, — говорит Левен. — Мы постоянно ходили на “блюзы”». «Блюзами» назывались нелегальные регги-вечеринки, нечто среднее между притоном и полноценной саунд-системой, которые обычно проводились у кого-нибудь на квартире или в доме и которые организовывались на деньги, заработанные продажей алкоголя и марихуаны. Роттена, давнего и фанатичного регги-коллекционера, впервые познакомил с саунд-системами его чернокожий друг Дон Леттс, диджей, игравший в легендарном панк-клубе Roxy, и именно ему многие ставят в заслугу тот факт, что регги стал популярен и среди панков. Роттен в сопровождении Леттса часто оказывался единственным белым человеком в таких ультратруднодоступных клубах, как Four Aces в Далстоне на востоке Лондона. «Пробраться на эти “блюзы” было довольно проблематично, — говорит Уоббл, — но в целом все было круто. Черных ребят это нисколько не напрягало. Могли озвучить пару вопросов, мол, а что тут делают эти белые пацаны, но особого кипежа не было. Вообще панк-рокеры себя чувствовали в большей безопасности на черных вечеринах, а не в местном пабе, где сидят одни белые. Лично для меня впервые услышать бас так громко было большим откровением. У меня просто челюсть упала на пол, когда я ощутил физическую природу всего этого».

Уоббл вырос в Уайтчепеле, в квартале Клиши-Эстейт, расположенном на пересечении Джамейка-стрит и Степни-уэй — что достаточно метко символизирует то столкновение Ист-Энда и Вест-Индии, которое Уоббла и сформировало. Он познакомился с Роттеном в Кингсуэй-колледже, и эта двоица стала частью тусовки отщепенцев, известной как «Четыре Джона» — остальными двумя были Джон Ричи (т.е. Сид Вишес) и Джон Грей. В то время у Уоббла была репутация почти уголовника. «Кажется, что тогда мы все были эмоциональными калеками», — говорит он с неким сожалением. Но что-то в нем перевернулось, когда Уоббл взялся за бас-гитару Вишеса: «Я сразу же почувствовал себя привязанным к этому инструменту. Это возымело почти терапевтический эффект, хотя в то время я не осознавал этого». Вооруженный своими знаниями о ямайской музыке и употреблявший спиды тоннами, он сам научился играть басовые партии регги — простые повторяющиеся фразы, работавшие одновременно и как мелодический мотив, и как мерный пульсирующий ритм. Заимствуя из регги такие трюки, как, например, игру на старых струнах (они не дребезжат), и убирая ручку тона, он научился играть «мягко, не перкуссивно. Лаская струны. Чистой вибрацией». Басовые партии Уоббла бились человеческим сердцем в музыке PiL, служили словно кабинкой на американских горках, одновременно укрывавшей и проносившей слушателя через весь ужас. И так как бас Уоббла задавал и мелодию, то гитаре Левена разрешалось вытворять все, что душе заблагорассудится.

Одной из самых любопытных черт PiL было то, что, несмотря на весь «антироковый» антураж, в ее центре находился настоящий гитарный герой — Джими Хендрикс от постпанка. Левен, в отличие от большинства своих сверстников, обладал потрясающим уровнем подготовки. До панка он занимался тем же, чем и большинство гитаристов во времена, когда бал правила прог-роковая виртуозность: репетировал, репетировал и еще раз репетировал. Будучи тинейджером, росшим на севере Лондона, он днями джемил вместе с другом по восемь часов кряду. Его личным героем гитары был Стив Хоуи из Yes, чьим гастрольным техником Левен работал в свои пятнадцать.

Панку, по идее, предписывалось избавиться от своей коллекции King Crimson и Mahavishnu Orchestra или, по крайней мере, спрятать ее в какой-нибудь сервант. «Многие из панков могли играть на гитаре гораздо лучше, чем у них получалось, — заявляет Левен. — Но я никогда не притворялся, будто не могу сыграть простую лид-партию». Несмотря на ужасающее количество прог-скелетов в шкафу, Левен бросился в самую гущу панк-движа и стал одним из основателей The Clash. Но его жесткий диссонансный стиль никак не клеился с гимноподобным рок-н-роллом этой группы. Даже в то время он разрабатывал почерк, который станет фирменным брендом PiL, — намеренное включение ошибок в итоговый результат. Когда Левен брал не ту ноту, то тут же повторял ошибку, чтобы узнать, не станет ли эта лажа образцом чего-то нового. «Смысл был в том, чтобы избавиться от условностей, выбраться из привычного русла, открыть иное пространство». Однако его уход из The Clash предопределили не «музыкальные разногласия»: Левена выгнали из-за недоброжелательного отношения ко всей группе, которое, как казалось его коллегам, было вызвано амфетаминовыми перепадами настроения.

Левен и Роттен впервые сконтачились после совместного концерта The Clash и Pistols в шеффилдском пабе в июле 1976-го. Оба, и вокалист, и гитарист, сидели отдельно от своих групп и выглядели жалко. Левен подошел к Роттену и во время беседы предложил поработать вместе, если их группы когда-нибудь распадутся. Отвращение Левена и Роттена к рецидиву американских хард-роковых традиций, каким стали их предыдущие группы, и сформировало PiL восемнадцать месяцев спустя. «Для меня Sex Pistols были последней рок-н-ролльной группой. Они не были стартом чего-то невиданного, — говорит Левен, — тогда как PiL действительно казались новым началом».

Название Public Image Limited было наполнено самыми различными смыслами. Эта фраза впервые захватила воображение Роттена, когда он прочел «На публику» («The Public Image») Мюриэл Спарк, роман о невыносимо эгоистичной актрисе. «Лимитед» сперва означало стремление держать свое альтер эго на коротком поводке, ограничивать его, «не быть таким отвязным, каким я был с Sex Pistols». Как бы символизируя отторжение от своей раздувшейся маски, Роттен вернулся к своему настоящему имени и стал называть себя Джоном Лайдоном. (На самом деле Макларен заявил, что это он является собственником имени Джонни Роттен, и наложил запрет на использование певцом этого сценического псевдонима. В то время почти никто не знал об этом юридическом подтексте, и переход от Роттена к Лайдону казался мощным заявлением: певец символично возвращает себе свою истинную сущность и как участник коллектива Public Image Limited начинает все сначала.)

Идея «Лимитед» вскоре обрела свой деловой смысл: общество с ограниченной ответственностью. Лайдон объявил, что PiL — не группа в традиционном смысле этого слова, а компания по связям с общественностью, для которой выпуск пластинок был лишь одной из множества сфер деятельности. Будучи в восторге от этой мысли, Лайдон с Левеном говорили о развитии в сторону саундтреков для кинофильмов, графики, о создании «видеоальбомов» и даже о разработках музыкальных технологий. Чтобы показать всю серьезность этих замыслов, в PiL были взяты два участника-немузыканта: Дэйв Кроу, старый школьный друг Лайдона, выступал в роли бухгалтера, а Джанет Ли (старая подруга Дона Леттса, вместе с которым она управляла магазином одежды Acme Attractions) стала видеорежиссером группы. Кроме того, Ли начала встречаться с Левеном. «Джанет рассказывала мне, как она монтировала документальный фильм Леттса про панк-рок и как работала над сценарием к его следующему фильму “За пультом дредастый”, который так и не был закончен, — говорит Левен. — Мне нравилась идея снимать для PiL необычные видео, и она буквально уболтала меня взять ее к себе. Уоббл же был резко против».

11 марта в рамках российско-британского культурного онлайн-форума UK-Russia Creative Bridge пройдет публичная дискуссия с Саймоном Рейнольдсом о книге «Всё порви, начни сначала» и наследии постпанка в России. Регистрация на мероприятие бесплатная.

Заказать книгу на сайте издательства «Шум»

Понравился материал? Помоги сайту!