Турист откуда-то извне

Виктора Коваля не стало 1 февраля. Об этом сообщили многие интернет-порталы, цитируя поэта Сергея Гандлевского. Он написал у себя на странице в Фейсбуке, что, доведись ему объяснять инопланетянину или ребенку слово «талант», он познакомил бы его с Ковалем. Кроме этой цитаты везде упоминается участие Коваля в литературных проектах вместе с Приговым, Кибировым, Рубинштейном и тем же Гандлевским.

Никто не взялся объяснить Коваля, не упоминая более известных имен его друзей. Только сами друзья, будучи мастерами слова, рассказывают о нем сейчас, с трудом приходя в себя от потери. И под их постами сотни комментариев, полных восторга, счастливых воспоминаний и нежности.

Гандлевский, один из главных поэтов нашего времени, лауреат премии «Поэт», в своей автобиографической повести цитирует другого поэта, тоже главного, — Михаила Айзенберга: «Айзенберг сказал, что с Ковалем страшновато дружить, потому что чудится, будто одной ногою он ступает по земле, а другой — по пустоте».

Виктор Коваль. «Лекция по политэкономии об отчуждении личности» («Неопознанное движение — 5», Волгоград, 1990 год)

Виктор Коваль премию «Поэт» не получил. Он вообще, в отличие от своих друзей, получил мало наград и признания. Виктор Коваль был одним из них, всеми любимым до восторга, но как поэт он был не так заметен, потому что он был много кто еще. Поэтические премии, как правило, дают тому, кто поэт прежде всего, вместо всего.

Коваль был не вместо, а все вместе. Все, что он делал, было одинаково органичным и при этом выдающимся.

Коваль продолжал быть артистом, просто сменил жанр.

Гугл считает Коваля актером кино, потому что в детстве он снялся в десяти фильмах, играя советских мальчишек с печальными глазами и солнечной улыбкой. В четырнадцать лет он покончил с карьерой в кино и пошел дальше, потому что ему было интересно успеть все. Поэтому Коваля не упоминают популярные издания, вешающие подборки из разряда «10 выросших и забытых детей-актеров». Для таких историй нужна трагедия, а у Коваля никакой трагедии не было. Он продолжал быть артистом, просто сменил жанр.

Коваль уже в молодости стал легендой в жанре голосового стиха и очевидным мастером еще не существовавшего тогда русского поэтического слэма. Если сравнить его чтение с выступлениями великого Германа Лукомникова, неоднократного лауреата Всероссийского слэма, то влияние очевидно, и сам Лукомников это подтверждает:

«Один из моих любимейших поэтов умер. Витя Коваль.

От этого чертова вируса.

Человек, у которого я когда-то, году в 88-м, научился ощущению, что поэзия — это праздник».

Виктор Коваль. «Поликарпов» и «Гомон» («Майские чтения», Самара, 2004 год)

О феерических перформансах Коваля с восторгом писали все его друзья. Они проходили не только на сцене, но и в квартирах, где происходило общее выпивание алкоголя. Коваль приходил в гости и отжигал. Что именно он делал, видимо, словами передать сложно.

«Многочасовой фейерверк острот, комических сценок, импровизированных скетчей... Мне кажется, ничего более восхитительного я в жизни не видел», — пишет Айзенберг.

На сцене Ковалю не было равных. Свои стихи, в которых быт уютно и даже несколько деловито переплетался с метафизикой, Коваль не читал, а декламировал, пел, подпрыгивал, танцевал и кричал петухом. При этом даже для самых ритмически хаотичных текстов он создавал ритмический фон, используя высоту голоса, движения и переходя с истерического вопля на интимный шепот.

Неловко мне с дикорастущей ватой,
Напоминаю, в правом ухе
На публике, по-разному предвзятой,
Играть в своем, подчеркиваю, духе.

Айзенберг говорит о Ковале, что он

«...разнообразно скандировал, выкрикивал, отхлопывал и оттанцовывал. Называлось все это “речовки”. Только на лондонских гастролях 1989 года выяснилось, что никакие не “речовки”, а самый настоящий рэп. Мы такого слова не знали, из чего следует, что не существовало и понятия. Коваль ненароком создал новый (для нас) жанр».

Коваль, по сути, изобрел стиль, который в это время еще зарождался в «черных» районах Бронкса, навеянный африканскими танцами под барабаны.

В девяностые выступления Коваля были гораздо ближе к рэпу, чем результаты трудов «Мальчишника» или Богдана Титомира. Просто никто не догадывался искать музыкальный прорыв на поэтической сцене. И «рэповые» тексты ассоциировались в лучшем случае с гражданской лирикой, а не с метафизическими играми поэта.

«Дума об Уйме студиозуса Вагнера», написанная и исполненная Виктором Ковалем для альбома Вячеслава Бутусова «НезаконНоРожденный АльХимик доктор Фауст — Пернатый Змей» в 1996–1997 годах и открывающая этот альбом, начинала немедленно работать на репутацию стильного, интеллектуального, новаторского, элитарного проекта.

Да неужто же мой моизм — миазм,
А ваш вашизм — такова уж биожизнь?
Ты видишь, Деус,
Что такое Биос?
Как жизнь забилась
И куда забилась!
Или чего?

И сам альбом, спродюсированный художником и перформансистом Сергеем де Рокамболем, и информацию о нем несложно найти в сети. Однако придется хорошенько порыться в источниках, чтобы выяснить, что почти все тексты для него написаны Ковалем.

Почти везде обо всех композициях альбома сказано, что авторами являются Бутусов и Юрий/Георгий Каспарян, известный широкой публике как гитарист группы «Кино». Если поискать эти песни среди аудиозаписей в сети «ВКонтакте», то имя Коваля всплывет ровно один раз — в качестве одного из исполнителей «Думы об Уйме», хотя этот трек — не песня, а стихотворение, прочитанное самим автором под аккомпанемент ударных.

Во всех прочих случаях будет написано, что исполнитель — Бутусов или Бутусов и Каспарян.

Википедия рассказывает об альбоме следующее:

«Создавался альбом как саундтрек к одноименному фильму, однако фильм так и не был снят. Сама идея проекта и тексты были написаны Сергеем де Рокамболем для новых театральных форм в 1987 году».

Тем временем из тринадцати текстов альбома де Рокамболем написаны два, еще один — «Вассар и Масса» — написан Бутусовым, остальные десять — Ковалем.

Сам Виктор Коваль без подробностей указывается как один из участников проекта.

В интервью 2009 года Бутусов, рассказывая об альбоме, ставшем первым шагом в их дальнейшей совместной работе с Каспаряном в проекте «Ю-Питер», больше говорит о сценарии несложившегося фильма, но упоминает и Коваля:

«Кто из рок-тусовок знает, кто такой Виктор Коваль? А между тем — он талантливейший поэт и входит в одно из сильнейших московских поэтических объединений, где такие поэты, как Дмитрий Александрович Пригов, Михаил Айзенберг, Сергей Гандлевский...»

Обозреватель «Российской газеты» Дмитрий Сосновский в статье о проектах Вячеслава Бутусова пишет:

«Альбом “НезаконНоРожденный и т.д.” с его “Ты, ковер, поганый фетиш, нам сейчас за все ответишь” однозначно входит в золотой фонд сольных альбомов великих деятелей отечественной рок-сцены».

Коваль и сам особенно не афишировал свое участие в этом проекте. Если его спрашивали — улыбался, говорил, дескать, было дело, но не упоминал об этом в каждом выступлении, как это делали бы многие его коллеги. Для Коваля это был очередной интересный шаг. Он был художником, прекрасным иллюстратором, писал прозу, играл на дудках и выступал, когда звали.

В 2000-х проектом «Культурная инициатива» были организованы поэтические чтения, посвященные значительным поэтам, вполне себе живым, чтобы они могли сами поприсутствовать на собственных чествованиях. Ковальские чтения прошли в 2007 году.

Виктор Коваль с любопытством смотрел, как другие поэты стараются передать его манеру чтения.

— А я тут утку,
Утку чесал блохастую.
Это я хвастаю, хвастаю!
— А я хвастаю,
Что цаплю чесал голенастую.
— А я — ржанку, задрав ей пижамку.
— А я — пискульку, поскольку
Пискулька не пигалица
И как змеюка двигается.
— А я — клушу — за милую душу.
— А я — тетку авдотку —
За закусь и водку.
— А я — лысуху — за мясную муху.
— А мне за кусочек сала
Синичка вчера отчесала.

«Смешно, но почему-то страшно»: Виктор Коваль читает свои тексты. Часть 1

Это было его постоянное выражение лица — доброжелательное любопытство.

Он жил в этом мире по всем канонам любознательного туриста откуда-то извне: был вежлив, все с интересом пробовал, дружил, пил, шумел, был мужем и отцом, старался не слишком шокировать местных жителей своими нереальными для этого мира способностями.

Алексей Зеленский. «Лекция по политэкономии об отчуждении личности»

Умер он тоже скромно, учтиво и понятно — в коме, на ИВЛ, во время эпидемии, когда ни у кого уже толком не осталось слез и смерть от коронавируса стала чем-то чуть ли не естественным. Его уход был сродни общей могиле, в которой похоронили Моцарта. Он как будто оттолкнулся ногой от земли и вернулся домой — в пустоту, упомянутую его друзьями.

я тот, который был водой,
я тот, в кого булыжник бросят,
я тот, который крикнет «ТВОЙ!» —
когда его о часе спросят.

Понравился материал? Помоги сайту!