«Если исключить людей, хлопающих не вовремя, мы их просто потеряем»

Последние девять лет Илона Шмиль руководила Бетховенским фестивалем в Бонне. Зимой она начинает работу в Цюрихе, где возглавит концертный зал Тонхалле и его оркестр. Новым интендантом Бетховенского фестиваля (в 2014-м он пройдет с 6 сентября по 3 октября) станет Ника Вагнер. Накануне отъезда Илона Шмиль дала интервью Алексею Мокроусову.

— В фестивальной программе этого года, проходившей под девизом «Преображение», было много русских исполнителей. Даже целый оркестр — Уральский филармонический — привезли. Это особое пристрастие к русским музыкантам или так совпало?

— Мне очень нравится Уральский оркестр. Я услышала Дмитрия Лисса (главный дирижер оркестра. — Ред.) в прошлом году в Берлине. Мы познакомились с Александром Колотурским (директор Свердловской филармонии. — Ред.), меня впечатлили масштабы его деятельности. Всех интересует, что происходит в вашей большой стране. Так возникло желание представить этот оркестр боннской публике, показать, как развивается жизнь вдали от нас.

Кроме того, русская музыка звучит в немецких залах довольно редко. В Кельне ее немного, побольше в Мюнхене…

— …просто там много русских дирижеров?

— Да, Янсонс, Петренко, скоро еще Гергиев… Но в Бонне ее почти не играют, и это неправильно.

— Считаете, что русскую музыку лучше всего исполняют представители русской школы?

— Не обязательно, но те же уральцы очень своеобразно интерпретировали «Патетическую». Мне всегда интересна разница в звучании, в темпах, разница интерпретаций. Выступление уральцев еще раз показало, что русская музыка, чтобы глубже в нее проникнуть, требует русской души.

Квартет Бородина играет у нас не первый сезон. Бородинцы впечатляют. Это было наше желание — с помощью этого коллектива и других наших частых гостей, таких, как Arditti Quartet или Kuss Quartet, продемонстрировать разницу между квартетами Бетховена и важнейшими русскими квартетами, в первую очередь Шостаковича. Проект завершится в 2014-м.

Я думаю, фестиваль должен быть платформой для проявления различных позиций. Мы ищем композиторов, которые стоят на определенном пути и настаивают на своем понимании музыки — как Владимир Тарнопольский. В 2006 году мы поставили его «Jenseits der Schatten» (мультимедиаопера «По ту сторону тени» по мотивам «Притчи о пещере» Платона. — Ред.), тем самым представив современную московскую музыкальную жизнь. Это дало повод для новых дискуссий, поиска новых идей развития, обсуждений, что мы можем поддержать, кому заказать новое произведение.

— Приглашая русских исполнителей, вы надеетесь на новую — русскую — публику?

— Да, это возможность для расширения аудитории. В Бонне есть, например, русская школа, ее ученики встречались с русскими музыкантами. Мы считаем хорошим делом дать детям возможность услышать музыкантов из родной страны.

— В какой степени фестиваль ориентирован на зарубежную публику?

— Десять процентов наших слушателей — иностранцы. Сегодня, например (выступал Андраш Шифф. — Ред.), у нас большая группа из Израиля, Австралии, Новой Зеландии — и, конечно же, японцы. Они приехали специально ради Шиффа, слушают все четыре его концерта. Во время пауз между выступлениями пианиста — всякий раз это два дня — они посещают другие концерты.

— Вы давно общаетесь с русскими музыкантами. Заметна ли разница в их мировосприятии, стиле поведения, психологии сегодня и, скажем, 20 лет назад?

— Мы работаем с профессионалами, в этом отношении ничего не изменилось. Разве что возможности коммуникации стали гораздо шире, а процесс общения — легче. Мне нравится в исполнителях из России то, что у них свое, глубокое понимание музыки.

Страна, конечно, меняется, меняется и система образования. Если музыкант играет с соотечественниками, он не так быстро меняет свою манеру. Но чем больше он выступает в интернациональных ансамблях, тем быстрее сглаживается разница школ.

В политике сейчас многое нестабильно, все борются за публику и за субсидии. Советское время ушло, а нынешняя ситуация не обязательно располагает к большой концентрации на музыке. Но гораздо большие изменения произошли не из-за политики, а из-за этого аппарата (показывает на цифровой диктофон, лежащий на столе. — Ред.). Дигитализация, интернет, возможности нового медиамира оказывают сегодня важнейшее влияние на пространство музыки. Глобализация порождает ситуацию, когда национальные языки культур начинают играть все большую роль. Все больше молодых музыкантов ищет сегодня свою национальную идентичность.

— То есть раньше все хотели быть гражданами мира, а сегодня, наоборот, стали нуждаться в более точном самоопределении?

— Такая тенденция ощутима. Для исполнителей между двадцатью и сорока это важнейшие вопросы: кто я таков, откуда родом, в чем моя идентичность в эпоху, когда вокруг столько возможностей, связанных с путешествиями, встречами, общением?

— Что западной публике интересно в русских исполнителях?

— Прежде всего, другой звук, другая техника. С 2004 года мы много работали с El Sistema из Венесуэлы — это тоже другая звуковая культура, равно как и у Лондонского филармонического оркестра, у Академии св. Мартина — они все звучат иначе. Не говоря уже о Берлинском филармоническом оркестре или Дрезденской капелле. Русские оркестры звучат теплее и более мощно — из-за желания что-то удержать, поделиться с публикой каким-то наследием, зафиксировать нечто важное. Более того, у русских с годами звук не меняется, послушав записи, можно в этом убедиться.

— Но разве можно в Бетховенском зале Бонна, построенном вопреки логике музыкального звука, различить так много нюансов?

— Да, акустика ужасная, но, несмотря на это, все-таки можно услышать разницу. Наш бургомистр так и не дал нам построить новое здание — он считает, что город не должен принимать в дар от спонсоров концертный зал, хотя те были к этому готовы. Честно говоря, надо было бы просто снести нынешнее здание Бетховенхалле и на его месте возвести зал с совершенно другой акустикой, с другими условиями для исполнителей, со всем тем, что понимается сегодня под местом встречи музыки и слушателей.

Чем я все-таки горда, так это тем, что за эти десять лет мы совершили вместе с публикой путешествие во времени. Бонн — небольшой город, не Берлин или Гамбург. Едва фестиваль заканчивается, в городе Бетховена многое погружается в спячку. Но ему есть куда развиваться в музыкальном отношении, несмотря на провинциальность, у Бонна есть шанс.

— Фестивальная публика реагирует с энтузиазмом, но заметно, что многие начинают аплодировать раньше времени, до окончания звучания музыки, когда рука дирижера еще поднята вверх.

— На фестивале оба типа публики — в том числе та, что пришла в первый раз. Она очень важна, пусть и не знает всех концертных ритуалов. Я однажды поняла — о'кей, пусть будет и такая, ведь ей хочется выражать свои эмоции по отношению к услышанному. Она скоро привыкнет к правилам и научится это делать вовремя. Все лучше, чем быть недовольным концертом.

— Какие задачи встанут перед вашей «наследницей», г-жой Никой Вагнер?

— Когда я приехала сюда, то увидела, что между фестивалем и городом отсутствовали настоящие отношения. Это был спутник, кружившийся на собственной орбите, хотя музыкальная программа была очень качественной. Сегодня мы предлагаем несколько концертов в одно и то же время…

— Порой кажется, что их слишком много — три-четыре события равной степени интересности, невозможно выбрать, на чем остановиться.

— Ваше замечание явно не по адресу (смеется). Многообразие является признаком определенного уровня. На фестивале происходят встречи музыкантов, из которых рождаются удивительные проекты. Мне кажется, такую атмосферу необходимо поддерживать, равно как и развивать новые проекты, например, в области танца или медиаакадемии, Бонну они близки. Но главное — сохранить контакт с горожанами, чтобы они не чувствовали, будто не имеют отношения ко всему происходящему, что это чужой праздник. Если исключить людей, хлопающих не вовремя, мы их просто потеряем.

— Известны ли уже планы для цюрихского Тонхалле, который вы возглавите зимой?

— Одна из задач — по-новому позиционировать оркестр, который невероятно хорош. В нем играют представители 21 нации, его возглавит новый дирижер, француз Лионель Бренгье. Задача состоит не только в том, чтобы звучало больше новой музыки, но и в работе с публикой. У меня — возможно, идущее извне — ощущение, что там тоже довольно закрытое общество. Но Тонхалле предстоит реконструкция, здание закроют, и нам придется играть на новых площадках.

— Это же масса новых возможностей!

— Да, тем более что площадки могут быть довольно неожиданными. Швейцария — особая страна, а немецкая Швейцария — тем более, публика там выглядит не такой эмоциональной. Предстоит многое сделать для тематического программирования, возможно, как-то иначе конципировать абонементы, добавить камерной музыки, встроить небольшие фестивальные острова в абонементное пространство.

Понравился материал? Помоги сайту!