Журналисты или сепаратисты?

Сайт «Миротворец» прекратил свою работу. На главной странице красным шрифтом набрано заявление. «Принимая во внимание реакцию, которую вызвала публикация списка журналистов, аккредитованных террористической организацией ДНР, требования уполномоченной по правам человека Валерии Лутковской, а также вечно обеспокоенного и озабоченного Евросоюза, а также антиукраински настроенных журналистов Украины, Центр “Миротворец” принял непростое решение о закрытии сайта».

«Антиукраински» настроенные журналисты Украины — это сотрудники СМИ, которые вместе с иностранными коллегами с первых дней захвата Донецкой и Луганской областных администраций пророссийскими активистами работали там и рассказывали всему миру, что происходит на территории, которую позже в России назовут ЛНР и ДНР, а в Украине трудным для слуха термином ОРДЛО. Особые территории Донецкой и Луганской областей, фактически неподконтрольных Киеву.

Скандал разгорелся из-за списка на аккредитацию, который «Миротворцу» удалось заполучить из Донецка. Обычный файл в формате Excel с именами, названием редакции, телефонами, почти всегда украинских операторов, и адресами электронной почты. В нем — несколько тысяч фамилий, многие повторяются, потому что аккредитация требовалась повторно, а список, судя по всему, просто дополнялся в одной и той же открытой вкладке на ноутбуке, стоящем на столе в здании ДонОГА. Формальным поводом для возмущения журналистов стала публикация их личных данных. Для иностранцев, привыкших в прайвеси, это вообще выглядит как уголовное преступление. Но фактическим поводом, как мне кажется, стал пафос, с которым организаторы этого слива и чрезмерно распаленные патриоты Украины накинулись с обвинениями на журналистов своей собственной страны.

Украинский журналист, получивший аккредитацию у террористов, является пособником и предателем — заявили они. Обычные пользователи соцсетей, коллеги по цеху или, к примеру, спикер Национальной полиции Украины Артем Шевченко.

Аккредитация в ДНР, другой у меня в 2014 году не было, — напечатанный на цветном принтере небольшой лист бумаги, который помещается в карман. Мы его ламинировали сами, по соседству, в еще открытом копировальном бюро на углу за массивным, окруженном баррикадой зданием Донецкой областной администрации. Первый раз я ее получил, кажется, в конце марта 2014 года.

Эта карточка позволяла объясняться с разными вооруженными палками и тогда еще редкими автоматами людьми на улице, разговаривать с внезапно появившимися личностями, называвшими себя чиновниками ДНР, и проходить в некоторые захваченные в городе здания. Чтобы ее получить, надо было подняться в кабинет за стеклянной дверью, на третьем, кажется, этаже, назвать имя и название СМИ. У девушки, отвечающей за их выдачу, налаженную, кажется, по просьбе самих журналистов, был один подручный и некий умозрительный список СМИ, которые она считала враждебными, потому что они критикуют Путина. Мой «Дождь» в него входил. Я приезжал от редакции другого СМИ, а моя коллега, Екатерина Сергацкова, к примеру, которая все это время писала репортажи в «Украинскую правду», получила документы «внештатника» COLTA.RU. Так делали многие, практически все, украинские журналисты и некоторые российские, поэтому приходилось выполнять две нормы, готовить материалы для двух редакций. Екатерина Сергацкова с этой карточкой в то время совершала какие-то немыслимые вещи — только что была рядом, вдруг исчезала и возвращалась с показательным интервью или репортажем.

Для иностранцев, привыкших в прайвеси, это вообще выглядит как уголовное преступление.

Однажды с этой карточкой, в день так называемого референдума о независимости ДНР, она пришла в школу, где проводилось голосование, выяснила, как на самом деле оно устроено, и сбежала, выкрав свои вещи, предусмотрительно отобранные председателем этой самопровозглашенной комиссии, которую охраняли люди в камуфляже. В эти первые дни их еще называли «ополченцы Новороссии».

С картой аккредитации ДНР связаны три истории.

Начало июля. Два дня назад украинские военные освободили Славянск. Наша машина остановилась на блокпосту на выезде из Горловки. Кроме водителя в ней трое журналистов. Двое из России — Орхан Джемаль и я — и журналист из Киева, Екатерина Сергацкова. Они выходят первыми, и я еще в салоне слышу голос: «А вы не шпионы? Сейчас проверим, аккредитация ДНР, уууу, это вам не поможет, сейчас мы вас расстреляем» — и смешок. В то время между Горловским «Бесом», Игорем Безлером, и Донецком, в котором еще командовали Александр Бородай и Игорь Стрелков, были очень натянутые отношения — недавно Безлер устроил вылазку в город, напал на отделение милиции, завязалась перестрелка, в которой погиб местный милиционер. Другой голос говорит: «А я журналист из России, я всех знаю, если шпионы, отведем их в лес».

Потом я его узнал. По сути это был ополченец из России, который стрелял и снимал свою жизнь, а потом передавал видео федеральным каналам. Он сам называл себя журналистом и, скорее всего, у него была такая же карточка аккредитации, как и у меня.

Если он меня узнает, начнутся проблемы, думаю я, вылезая из машины, но опознавать им никого не хочется, они ведут нас на поляну мимо своей кухни, в сторону от дорог, пока Орхан уговаривает их позвонить Безлеру, который пообещал, что мы сможем спокойно уехать. Тот не отвечает, звоним еще кому-то, пока доходим до края поляны, кто-то кричит — дозвонился, пусть едут.

В этот момент все меняется, нас перестают конвоировать за деревья, и тот же «журналист»-боевик настойчиво предлагает выпить с ним чаю. Мы уезжаем без чаепития. В тот раз к Безлеру мы приехали не случайно — в его комнатах для пленных оставался помощник губернатора Донецкой области Роман Свитан, и его коллеги просили нас его проведать. Он приходил в себя после жестоких пыток, скоро его обменяют. Пытал Свитана не «Бес», ему пробили ножом бедро, поломали пальцы, жгли паяльником в батальоне «Оплот». Бес выступал в качестве посредника, и Свитан в плену его благодарил.

За несколько часов до остановки на этом блок-посту мы стоим перед входом в здание горловского отделения милиции, превращенного в штаб Безлера. Сейчас должны пропустить, но вдруг раздается одиночный выстрел. От нас требуют отойти. Все затягивается, потом нас все-таки пропускают. Уже потом я узнаю, что в тот день в подвале бойцы Беса по его приказу застрелили Алексея Кудрявцева, рядового батальона «Артемовск», попавшего в плен под Красным Лиманом. И об этом в украинских и российских СМИ будет репортаж. Сам Безлер нас встречает в коридоре на первом этаже, долго и эмоционально рассказывает о своих военных успехах и наконец-то отводит к пленным. Среди них и будущий переговорщик по обмену пленными Василий Будик, и еще 16 человек. Мы их всех фотографируем, хоть какая-то гарантия их безопасности, в будущем у нас выйдут репортажи с рассказом об этих событиях, а Василий Будик встретится на войне еще не раз.

Другой раз карточку аккредитации ДНР в моем рюкзаке нашли бойцы украинского батальона «Азов». Первого сентября сразу два источника в Донецке писали и звонили, рассказывая, что в городе появились российские военные. В разгаре бои под Иловайском. С одним из этих людей меня в Донецке познакомили украинские журналисты с такими же карточками аккредитации ДНР. Он занимал видное место в жизни Донецка. Я знал его лично и писал в фейсбуке о том, что в Донецк входят российские войска.

Я по-прежнему доверял этим людям. Из-за этого мне пришлось отменить возвращение в Москву и возвращаться на Донбасс. Я остановился в Мариуполе, который готовился к наступлению танков из Новоазовска. Город готовили к обороне бойцы «Азова». Вместе с Орханом Джемалем мы едем на крайний блокпост в районе Восточный, нас не пропускают и отказываются разговаривать.

— А как посмотреть на строительство блиндажей?

— А вот поезжайте наверх на холм, там их строят, вам покажут.

Наш водитель разворачивается, через несколько минут на проселочной дороге нам попадается закрашенный зеленой краской внедорожник, из которого вылезает человек, смотрит наши документы, аккредитацию СБУ и пропускает дальше.

«Сепар, сепарюга, мы шпиона поймали, звоните Акелле. Сейчас вам, ребята, наступит конец», — с каким-то охотничьим азартом кричит он.

Осенью 2014 года аккредитация СБУ выглядела как пластиковая карта, похожая на водительские права. СБУ тоже плохо разбирались в работе СМИ. Никаких документов не было, после регистрации журналистам выдавали номер дежурного офицера, у которого есть какие-то списки и он отвечает на звонки патрульных. Один раз он долго не подходил к телефону, когда ночью под Артемовском бойцы черниговского батальона уложили нас в песок и под дулами автоматов оставили дожидаться разрешения проехать дальше.

После встречи на проселочной дороге, мы доезжаем до строительного крана, который укладывает бетонные плиты над вырытыми траншеями, мы начинаем снимать, и тут к нам бежит человек в форме бойца Беркута. «Что вы тут делаете, выворачивайте вещи, это секретный объект». Достает из рюкзака мою аккредитацию ДНР. «Сепар, сепарюга, мы шпиона поймали, звоните Акелле. Сейчас вам, ребята, наступит конец», — с каким-то охотничьим азартом кричит он. К нам вернулся тот же человек на внедорожнике, это и был Акелла. «Вези их на базу и стреляй, если дернутся», — командует наш новый конвоир. После этого был странный вечер в подвале на базе батальона «Азов» с мешком на голове, а потом такое же предложение выпить чаю, как на блокпосту под Горловкой. Спустя полгода Николай Троицкий с позывным «Акелла» бросился вытаскивать из-под обстрела своего товарища и погиб в бою под Широкино.

Третий раз хитрить не было смысла, я отправил запрос и узнал о том, что мне отказано в аккредитации, уже в машине по дороге в Донецк. «Постарайтесь уехать поскорее, вам запрещено тут находиться», — сообщил женский голос в трубке.

В тот раз, в апреле 2015-го, машину вел водитель заместителя командующего корпусом Минобороны ДНР Эдуарда Басурина. Блокпосты мы проезжали без остановки. Из этой командировки я привез репортаж о работе комендатуры ДНР. Комендант по имени Андрей уже после съемки предлагает мне познакомить его с кем-нибудь из украинских переговорщиков по обмену пленными. Прямо в его кабинете я позвонил Василию Будику, и они договорились об обмене. Только придется этого парня еще у казаков отбивать, он плохо сидит там, сообщает мне Андрей Шпигель, позывной «Рубин», который несколько минут назад хвастался тем, что жил в Америке и у него там был свой бизнес. Не хочу давать оценку этим людям, знаю только, что они встретились на нейтральной полосе. «Рубин» передал украинской стороне курсанта СБУ Валерия Щеглова, а кого он получил взамен, я так и не узнал. Если бы у меня в тот раз была аккредитация ДНР, я бы остался в городе, приехал на этот обмен и снял про него репортаж.

Аккредитация на этих территориях кому-то помогала работать, а кого-то не спасла. Часто все зависело от человека, с которым встречался журналист на своем пути. С кадровыми военными всегда было проще, с людьми, которые чувствуют себя частью государства чуть безопаснее, чем с людьми, которые уверены, что государство в этот момент — они сами. В одном я уверен: утверждение, будто именно украинским журналистам зазорно договариваться с сепаратистами, — просто несостоятельно. Они и так больше иностранцев рисковали, находясь на этой войне.

Понравился материал? Помоги сайту!