5 июня 2014Литература
116

Видеть дальше носа

Репортаж с дебатов премии «Инспектор НОС», показавших, как сложно преодолеть разрыв между «большой литературой» и «чистым детективом»

текст: Лев Оборин
Detailed_picture© Радио Свобода

«Инспектор НОС» стал третьим проектом-ответвлением основной премии; до этого были «НОС-1973» и «Baby-НОС». Для разговора о достижениях постсоветского детектива организаторы разослали приглашения номинаторам; в результате в длинный список премии попали книги едва ли не всех заметных авторов-детективщиков за последние 20 лет. Странным образом в нем не оказалось Донцовой и Устиновой, хотя, возможно, их отсутствие — уже само по себе высказывание; проводится, так сказать, линия отсечения. Во вступительном слове Ирина Прохорова предложила тезис о том, что «детектив — жанр, способный многое сказать о нашем обществе, о том, как оно менялось за 20 лет». Предлагалось поговорить и о том, сложился ли вообще российский детектив, вторичен ли он по отношению к классическим и современным западным образцам жанра. Наконец, основным поводом для дискуссии был выбор короля или королевы российского детектива.

К дебатам подготовились как следует. По залу, где собирались гости, ходили два полицейских инспектора, сообщавших, что фотографировать в зале разрешается только на пятый айфон, и вообще всячески выдерживавших стиль. Время от времени полицейские вынимали из карманов гостей предметы вроде кружевных трусов и открывашек. Еще была девушка в усах и канотье — маскировка в духе доктора Ватсона. Она спрашивала: «Вы случайно не видели “НОС”? Он пропал!» (Гоголевский сюжет — чем не детектив?) Учтивый нос в цилиндре прохаживался тут же. На эмблеме премии ему, впрочем, нарисовали не цилиндр, а шляпу — кому бы из выдающихся литературных сыщиков ее приписать? Пожалуй, Филипу Марлоу.

На столах перед экспертным советом и жюри лежали книги. О разнообразии русского детектива можно было судить уже по обложкам: здесь и интеллигентный минимализм исторического детектива (Акунин и Николай Свечин), и разудалый трэш, который выгодно смотрится в витринах перронных палаток («Женский день в армии» Варвары Синицыной). Звучала тревожная детективная музыка, неожиданно сменившаяся громогласной песней «И Ленин такой молодой». На сцену и впрямь вышел Ленин — в сопровождении Сталина и невнятного персонажа, которого нам не удалось идентифицировать. С противоположного конца сцены появилась другая троица — Путин в костюме розового зайчика и двое друзей (один был в детской шапке-«мишке», так что это, вероятно, Медведев; второго опознать также не удалось). Сойдясь на середине сцены, Ленин с Путиным начали боксировать как при замедленной съемке. Никто не победил, потому что боксирующих разняла Ирина Прохорова, облаченная в милицейский китель и фуражку. Действо оказалось постановкой художника и модельера Александра Петлюры.

Отношение к детективу оно имело весьма отдаленное: таким образом, вероятно, актеры демонстрировали происхождение ускользающего жанра, битву старого советского детектива с новым российским. Зато дальнейшие костюмированные репризы больше отвечали случаю: дебаты время от времени прерывали дружинники, хулиганы с револьверами, сыщики с биноклями, агенты НКВД и даже Фантомас. Прохорова всякий раз указывала незваным гостям жезлом на дверь.

За всем этим собственно дебаты получились несколько скомканными. Жюри в составе председателя Константина Мильчина, Галины Юзефович, Андрея Аствацатурова, Максима Кронгауза и Николая Александрова (последний присутствовал виртуально) и экспертный совет в составе Дмитрия Кузьмина, Марины Бородицкой и Андрея Левкина приступили к составлению короткого списка. Константин Мильчин разделил постсоветский детектив на несколько поджанров — «исторический» (Акунин, Юзефович), условная «ментовская правда жизни» (появившиеся в 1990-е Маринина, Корецкий, Кивинов — авторы, знающие особенности профессии не понаслышке), «юмористический детектив» (Лев Гурский), «русский интеллектуальный триллер» (Арсен Ревазов, Демьян Кудрявцев). Затем Мильчин сделал неожиданный ход: сообщил, что жюри, вставшее перед выбором — наградить живых классиков или «повыпендриваться», найдя новых творцов жанра, — выбрало второй вариант, а посему такие зубры, как Акунин и Маринина, в список автоматически не попадают.

От такого заявления немного опешили эксперты. Андрей Левкин поинтересовался у жюри, почему вчера они играли в одну игру, а сегодня неожиданно играют в другую; Дмитрий Кузьмин посетовал, что отсев «слишком квалифицированных» авторов лишает его возможности выяснить, не дутая ли фигура писатель Акунин и есть ли у него литературные заслуги за рамками жанра. Начался общий спор жюри, экспертов и председателя дебатов; раздавались реплики:

— Акунин был лоббирован как анти-Маринина!
— Чтобы женам интеллигентных людей было не стыдно читать в метро.
— А че мы все об интеллигентах да об интеллигентах?

«Мы убрали мэтров, но все равно спорим об Акунине», — заметила Прохорова. В промежутках между пикировками — вполне благопристойными — члены жюри называли своих кандидатов в короткий список. Довольно скоро стали очевидны лидеры: прежде всего, Арсен Ревазов с книгой «Одиночество-12», в которой, по выражению Мильчина, был воссоздан «мир среднего класса нулевых»; Галина Юзефович назвала роман Ревазова «несбывшейся мечтой российской остросюжетной литературы», Александров — «международным во всех смыслах детективом», а Кронгауз — «попыткой завоевать весь мир». Сторонники Ревазова сожалели о том, что эта попытка так ничем и не завершилась: роман получился «оборванным», читатели ждали продолжения, но оно до сих пор не появилось.

Вторым лидером стала Маргарита Хемлин с книгой «Дознаватель» (интригу которой Мильчин невзначай раскрыл зрителям). Книга Хемлин была знакома жюри и экспертам еще по прошлогоднему «НОСу»; в кулуарах Дмитрий Кузьмин назвал ее «безусловно, высокопрофессиональной работой», герой которой — следователь, работающий в «аду украинской глубинки позднесталинского времени». Андрей Аствацатуров отозвался о «Дознавателе» так: «здесь читателю в какой-то момент становится плевать на жанровую специфику, на то, кто убил; начинаешь обращать внимание на интонацию, на работу со словом». Хемлин также достался голос от «совета старейшин» — первого состава жюри «НОСа».

Кроме того, в короткий список, безусловно, попадали Демьян Кудрявцев с книгой «Близнецы» и Олег Дарк со сборником рассказов «На одной скорости» («книга, которая с самого начала больше всего не хотела быть детективом» — Кузьмин). Классики жанра по-прежнему оставались за бортом, но тут слово взяла Марина Бородицкая. Первоначально она собиралась голосовать за Виталия Данилина, чей сыщик ее «действительно удивил». «Но в этой ситуации, — произнесла Бородицкая, — я не могу не отдать должное мужчине, который доставил мне столько удовольствия, и выдвигаю Акунина». Необходимый второй балл акунинскому «Азазелю» отдало зрительское голосование, и список из пяти книг был утвержден.

Разумеется, назывались и другие книги — в том числе в связи с концептуальными проблемами, которые поставила премия. Галина Юзефович заговорила о центральной фигуре в любом детективе — сыщике. В негласном соревновании по изобретению самого необычного героя детективщики упражняются уже не одно столетие; жанр знает достаточно эксцентричных оригиналов и «простых парней», наделенных даром сыска. Из книг длинного списка Юзефович выделила детектив Юлии Винер «Бриллиант в мешке», герой которого — «мерзкий брюзжащий инвалид», тиранящий своих близких и изъясняющийся отвратительным языком; когда же он становится невольным соучастником преступления, читатель ловит себя на том, что начинает сопереживать неприятному протагонисту. Другим важным аспектом обсуждения стало то самое отображение социальной и исторической действительности. Назывались имена Павла Бергера, погружающего читателя в атмосферу советских 1930-х годов (я не читал роман Бергера, но с трудом себе представляю это погружение — сужу по аннотации, и Кирилла Шелестова с романом «Укротитель кроликов», в котором Максим Кронгауз отметил «замечательную специфику пространства»: «провинция описана очень ярко». Должен ли вообще детектив правдиво отображать действительность, стороны не договорились, о чем свидетельствует такой обмен репликами между Мильчиным и Кузьминым:

— Девяносто процентов детективов — это зеркало эпохи.
— То есть это остаточная форма выживания реалистического письма?

В самом деле, было неясно, о чем здесь скорее идет речь: о достоинствах разнообразного, но все же замкнутого жанра, для определения которых была бы полезна специализированная премия наподобие «Хьюго» и «Небулы», или о качестве текстов, принимаемых в «большую литературу» / «новую словесность», — при этом принадлежность к детективному жанру здесь может быть обманкой, и, судя по всему, экспертам и жюри хотелось бы, чтобы так оно и было. Андрей Левкин выразился категорично: «Не понимаю, что мы оцениваем, на какой мы здесь поляне? Для меня из этого списка существует Леонид Юзефович, все остальное — другая история».

После подобных заявлений итоги тайного голосования выглядели вполне логично: лауреатом премии и королевой российского детектива стала Маргарита Хемлин с романом «Дознаватель». Продолжающий некоторые сюжетные линии ее романов «Клоцвог» и «Крайний», развернутый в том же времени и пространстве, это текст о том, что происходит с обществом после войны: нищета, тотальное недоверие, по-новому склеивающиеся связи. Криминальное происшествие становится одним из экстремальных событий, какими поверяются люди, а может быть — соломинкой, ломающей спину верблюда. Голосование жюри стало, таким образом, осознанным выбором «больше чем детектива». Избежав разговора о том, состоялся ли русский детектив как большой жанр и национальный культурный факт, жюри и эксперты ответили на вопрос, может ли русский детектив претендовать на принадлежность к «новой словесности». Выяснилось, что для этого он должен быть не вполне детективом и уж точно не развлекательным чтением; не так уж важна и харизма героя. Эраст Фандорин, единственный русский сыщик, ставший худо-бедно международным брендом, со скрипом попал в шорт-лист. Конечно, может быть так, что жюри стало заложником ситуации: победила хорошо известная им книга, отвечающая представлениям о «новой словесности»; если в ней уже есть требуемая глубина, зачем искать ее где-то еще? Между тем глубокий анализ социальных отношений, исторической подоплеки и литературного мастерства возможен и при работе с текстами развлекательными: вспомним работы Эко о Флеминге или недавнюю статью Кирилла Кобрина о «Знаке четырех». Такого уровня дискуссия, впрочем, возникает вокруг несомненных шедевров жанра, популярных на протяжении десятилетий, порождающих культ. Есть ли культ Фандорина или Насти Каменской? Может быть; но все же он не идет ни в какое сравнение с целой индустрией холмсианы. Выбрав «литературу» и отвергнув «чистый жанр», жюри, возможно, пошло по наиболее легкому для себя пути.

«Я благодарна всем, кто прочитал и прочитает мои книги, — сказала Маргарита Хемлин, получая приз. — Хочу добавить только одно: когда говорят о детективе, очень редко говорят, что этот жанр может стоять наравне с учебниками и пособиями психиатров. Это введение в мир психологии и психиатрии. Как пациент может страдать от неверно поставленного диагноза, точно так же может пострадать и читатель, который в такой книге прочитает какое-нибудь вранье. Нет жанра детектива или “не-детектива”: есть правда и неправда, просто в детективе это очень видно».


Понравился материал? Помоги сайту!

Сегодня на сайте
Илья Будрайтскис: «Важным в опыте диссидентов было серьезное отношение к чужим идеям»Вокруг горизонтали
Илья Будрайтскис: «Важным в опыте диссидентов было серьезное отношение к чужим идеям» 

Разговор о полезных уроках советского диссидентства, о конфликте между этикой убеждения и этикой ответственности и о том, почему нельзя относиться к людям, поддерживающим СВО, как к роботам или зомби

14 декабря 202255267
Светлана Барсукова: «Глупость закона часто гасится мудростью практических действий»Вокруг горизонтали
Светлана Барсукова: «Глупость закона часто гасится мудростью практических действий» 

Известный социолог об огромном репертуаре неформальных практик в России (от системы взяток до соседской взаимопомощи), о коллективной реакции на кризисные времена и о том, почему даже в самых этически опасных зонах можно обнаружить здравый смысл и пользу

5 декабря 202235900
Григорий Юдин о прошлом и будущем протеста. Большой разговорВокруг горизонтали
Григорий Юдин о прошлом и будущем протеста. Большой разговор 

Что становится базой для массового протеста? В чем его стартовые условия? Какие предрассудки и ошибки ему угрожают? Нужна ли протесту децентрализация? И как оценивать его успешность?

1 декабря 202282996
Герт Ловинк: «Web 3 — действительно новый зверь»Вокруг горизонтали
Герт Ловинк: «Web 3 — действительно новый зверь» 

Сможет ли Web 3.0 справиться с освобождением мировой сети из-под власти больших платформ? Что при этом приобретается, что теряется и вообще — так ли уж революционна эта реформа? С известным теоретиком медиа поговорил Митя Лебедев

29 ноября 202249397
«Как сохранять сложность связей и поддерживать друг друга, когда вы не можете друг друга обнять?»Вокруг горизонтали
«Как сохранять сложность связей и поддерживать друг друга, когда вы не можете друг друга обнять?» 

Горизонтальные сообщества в военное время — между разрывами, изоляцией, потерей почвы и обретением почвы. Разговор двух представительниц культурных инициатив — покинувшей Россию Елены Ищенко и оставшейся в России активистки, которая говорит на условиях анонимности

4 ноября 202236674