Человек из другой России

Год назад умер Эдуард Лимонов, один из важнейших русских прозаиков и поэтов второй половины ХХ века. Мы публикуем посвященный ему текст поэта и политактивиста Кирилла Медведева, представляющий собой «левый» взгляд на литературное и в особенности политическое наследие Лимонова.

17 марта 2020 года от раковой опухоли умер российский писатель и политик Эдуард Лимонов. На протяжении 50 лет он занимался литературой как уникальным способом радикализировать жизнь и эстетизировать политику.

Родившийся в семье провинциального военного Лимонов описывал себя как парня с рабочей окраины, соблазненного поэзией — игрой звуков, которая соблазняет и подчиняет, уводит из косного окружения, из школ, контор и с заводов в великолепный опасный мир, заставляет проживать жизнь по особым мелодическим законам.

Как и его друзья по литературному и диссидентскому подполью, он ненавидел позднесоветский режим — за его усредненность, ханжество и апатию. Но альтернативу, в отличие от друзей, видел не в либеральных свободах и рыночном капитализме, а в революции, войне и любви.

Еще в начале 70-х, воспев Советскую армию в подпольных авангардистских стихах, он прочертил себе политическую линию на много лет вперед.

...Право же слово только к армии
я испытываю почтение в моей стране
Пусть генералы ходят как тигры в клетке
поглядывая за Амур

...Сапоги переставляя по пустыням
подкрепляясь ружьем для опоры
символ образ российского солдата
пусть не уменьшается в века

Его диссидентская антибуржуазность, казавшаяся в СССР безумным эпатажем, обретает кровь, плоть и политическое измерение на Западе. Попав, как обычный эмигрант, в чрево Нью-Йорка и пережив здесь расставание с женой, единственным близким человеком, Лимонов со всей силой своей интуиции описывает это не только как личную драму, но и как классовое и политическое столкновение. Любимую уводит у автобиографического героя весь мир богатых и благополучных американских буржуа, выманивший наивных русских из СССР обещаниями свободы и процветания. Наркотики и беспорядочный секс, в том числе однополый, новаторский для русско-советской литературы, в которые погружается отчаявшийся герой, воспринимаются у Лимонова не в битническом духе, не как освобождение или стиль жизни, а по-достоевски, как падение, как хождение по кругам ада. В итоге роман «Это я — Эдичка» стал новой русской классикой, душераздирающим, порнографическим и по-своему консервативным текстом о любви.

Вообще очищать консервативные, «вечные» смыслы от инерции, от житейских наслоений, придавать им новое, бунтарское, содержание — наиболее яркий и наиболее политически опасный талант Лимонова.

В книге «Дневник неудачника» от имени того же униженного и оскорбленного антибуржуазного нарцисса в Нью-Йорке он воспевает давно выхолощенную, залапанную жирными пальцами бюрократов революцию. («Я целую свою Русскую Революцию в ее потные мальчишечьи русые кудри... Белая моя белая, красная моя красная!»)

В романе «У нас была великая эпоха» он перетолковывает сталинский период СССР, изображая его не как апогей террора и отчаяния, а как время грубых, сильных чувств, цветения и экспансии.

Смешивая свой личный драматический опыт с выкладками близких ему «новых правых», Лимонов из книги в книгу со свойственной ему художественной убедительностью рисует пару гендерных «архетипов». Это мужчина, чье предназначение — война, чьи светлые идеалы — честь и верность, и женщина — земной хаос, соблазняющая и непостоянная, из-за которой начинаются войны, сдаются города и гибнут герои.

Вернувшись в Россию в начале 90-х, Лимонов оказывается среди растерянных, отбросивших прежние ценности советских людей, среди новой молодежи, которая уже воспринимает интеллигентных проповедников либерализма как унылых учителей в надоевшей школе. Их поучения не только скучны: они несут голод и разруху, взрывают жизни родителей и дедов-ветеранов, выносят на поверхность бывших комсомольских карьеристов, жуликов и бандитов.

Этой новой молодежи Лимонов предлагает новую политику. Политику как веселый и героический бунт всех проклятых и отверженных мировой буржуазией и российскими нуворишами — поэтов, панков, крайне правых и крайне левых. Программа — «испепеляющая ненависть к античеловеческой системе троицы: либерализма/демократии/капитализма».

Лимонов был и остается писателем, политика для него — блеф и эпатаж, говорили скептики в начале 90-х. Это заблуждение. Именно страстный, избыточный литературоцентризм Лимонова вывел его героя со страниц «Дневника неудачника» на угрюмые московские улицы 90-х, рядом с культовым панк-певцом Летовым, во главе сотен парней и девчонок из бедных интеллигентских и рабочих семей, видевших, как растекается по городам отвратительный капитализм, который обличали в советских книжках.

Если для старшего поколения роль антикапиталистической альтернативы в 90-е сыграла сталинистская и консервативная КПРФ, то место отсутствовавших новых левых заняла НБП Лимонова. «Лимонка» — «газета прямого действия», жестокий черный юмор в лозунгах, западный опыт Эдуарда, ставшего для продвинутой молодежи этаким послом всех самых радикальных течений XX века, от сюрреалистов до «Красных бригад»...

Во время операции «Путин» в 1999 году Лимонов со товарищи выдвигают лозунг «Нет самодержавию и престолонаследию!». И оказываются прозорливее, чем большая часть либеральной среды, которая закрывала глаза на кагэбэшный бэкграунд наследника, слишком сильно желая видеть в нем защитника нового российского капитализма от «коммунистического реванша».

В нулевые годы Лимонов и его партия — в центре молодежного сопротивления оформляющейся диктатуре. Захват приемной президента и другие отчаянные акции, тюремное заключение Лимонова. По образцу НБП создаются левые, либеральные и провластные молодежные структуры. Щедро спонсируется комсомол «Единой России», кремлевские публицисты обличают Лимонова как политического совратителя малолетних, а силовики тем временем преследуют, сажают, а порой и убивают активистов его партии. В 2007 году Лимонов вместе с Гарри Каспаровым собирает коалицию «Другая Россия» — это попытка объединить весь спектр оппозиции.

С 2012 года, с отказа Лимонова приходить на Болотную площадь как на разрешенное и, по его мнению, безопасное для властей место оппозиционных митингов, начинается его вражда с либеральной средой. Пиком становится поддержка лимоновцами в 2014 году российской агрессии в Украине. Разумеется, для тех, кто следил за литературой и публицистикой Лимонова или хотя бы помнил акции НБП рубежа 1990-х — 2000-х, в этом повороте не было ничего шокирующего. Символический захват башен в Севастополе и Риге, защита русских на территориях бывших республик СССР, а в идеале и присоединение этих территорий к России — все это не только укладывается в общую повестку НБП, но и играет ключевую роль в правой, консервативной философии Лимонова.

Основная ее идея не нова и состоит в том, что многие прекраснодушные миры разбивает прибой истории. Спадают розовые очки, и остается незыблемое. Среди незыблемого — народ, нация. Борьба за свою или чужую землю — как борьба за женщину: веселое, почетное и трагическое занятие. Японский народ придет за своими Курилами. Польша вернется за Западной Украиной. Русский народ забудет Путину многие его грехи, забудет бесправие, повышение пенсионного возраста, жадных друзей-олигархов, но всегда будет благодарным за Крым. Так считал Лимонов.

В отчаянном русском мире, отказавшемся от потертого советского прогрессизма, вернувшемся в дореволюционную архаику, но и там не нашедшем себе покоя, способном лишь огрызаться на основные вызовы XXI века — от гендерного равенства до глобального потепления, такая философия незыблемых «архетипов» воспринимается всерьез. Что ж, некоторым (далеко не всем), кто переживает большие консервативные нарративы всерьез, они порой придают великодушия. В памяти тех, кто его знал лично, и тех, кто прочитал много его книг, Лимонов наверняка останется человеком великодушным.

Он умер «на постели, при нотариусе и враче», как писал, несомненно, близкий ему поэт, расстрелянный большевиками эстет-имперец Николай Гумилев. Заурядная, такая человечная смерть писателя могла бы успокоить тех, кого всегда бесили его претензии на образ воина с яркой жизнью и героической смертью. Его похороны в русско-советском православном стиле также разительно отличаются от завещанного им пышного языческого ритуала с кремацией и церемониальным плотом, плывущим по Волге.

Отбиваясь от обвинений в работе на Кремль после 2014 года, Лимонов говорил, что Путин лишь выполнил один из пунктов старой нацбольской программы. Если Путин, не дай бог, соберется выполнить другие пункты нацбольской программы, отдаст ли он должное ее покойным, в том числе убитым, авторам?

Сегодня нацболов, воевавших за «русский мир» в ЛДНР, на пушечный выстрел не подпускают к ресурсам и центрам власти. Да и сами жители Донбасса, кажется, хотят лишь мира и спокойствия, устав от череды «героев» России и Украины, которые, борясь за национальные проекты своего воображения, только пополняют карманы олигархов по обе стороны фронта.

Когда-то, всерьез занявшись политической карьерой, Лимонов запретил переиздавать в России роман «Это я — Эдичка», чтобы не смущать свою новую, консервативную, аудиторию. Пытаясь за волосы вытянуть свою Другую Россию из России существующей, неизбежно идя на компромисс с последней, он в итоге отчасти завяз в ней — в той «вечной» России мелких бюрократов, пошлых богачей, ханжей, мещан и жандармов, в чиновно-имперской могиле, способной засосать и переварить любые светлые помыслы.

Однако большей частью своего корпуса Эдуард Лимонов твердо, тверже многих, стоит на поверхности, и его Другая Россия, несомненно, будет дразнить, ужасать, провоцировать нас дальше.

В ней есть место для нежной дружбы, для испепеляющей любви, для героической борьбы под руководством храбрых лидеров, для самопожертвования ради великой идеи. В ней нет места для солидарности между мужчинами и женщинами, нет веры в возможность человека объединяться с себе подобными, создавать пространство для достойной, осознанной, равноправной жизни.

А без всего этого ни другая Россия, ни другой мир невозможны.

Понравился материал? Помоги сайту!