Хорошо запрятанное новое

Премия «Новая словесность» подвела итог книжного 2019 года. Духу сегодняшнего дня, утверждает жюри, больше других отвечает травелог «Нью-Йоркский обход» Александра Стесина.

В лауреаты книгу Александра Стесина вывело жюри, которое само по себе можно считать победой двух последних сезонов. После долгого бесславного перерыва у НОСа наконец появилась команда, не просто собранная из неслучайных людей, но еще и сыгравшаяся настолько, что этим нечужим литературе людям стало в кои-то веки интересно и друг с другом; по ходу дебатов на сцене Центра Мейерхольда в пикировке Анны Наринской с Юрием Сапрыкиным наметилось даже какое-то подобие изящной внутренней интриги — искусство, которое так ценится на НОСе с первых сезонов, но в последние годы, увы, почти полностью утрачено. По части сыгранности команда Анны Наринской сейчас, в 2020-м, выглядела, надо сказать, намного увереннее, чем год назад, и это точно хорошая новость — потенциал судейской коллегии в этом составе явно не исчерпан, а значит, и через год стоит рассчитывать на зрелище весьма незаурядное. Неплохой сам по себе результат по нынешним временам, когда в такую даль, на год вперед, мало кто всерьез решается заглянуть.

Главным достижением жюри этого года стоит считать, конечно, шорт-лист — идеальное, абсолютно внятное высказывание о том, что есть современность и как в эту самую современность встраивается чтение как ключевая социальная практика. Сформированный в ходе дебатов на Красноярской книжной ярмарке шорт-лист по итогам предыдущего года представляет собой работу настолько безупречную, что никакое финальное решение не было бы провальным: любой из восьми финалистов заслуживает быть прочитанным, обсужденным, оцененным в перекрестном свете новой эстетики и новой социальности и возвращенным читателю с пометой «качество подтверждено НОСом». О чем же это высказывание года московских протестов, «иноагентов», миллионных штрафов для «Мемориала» за право помнить не то и не так, как велено, несгибаемого Дмитриева, карикатурных судов над «Новым величием», я/мы Иван Голунов и много чего еще, что стало лицом 2019-го? Как писать в соседстве с донбасской войной и как читать классиков и современников, когда на повестке дня в придачу к крымшашу уже маячит минскнаш?

Месседж жюри, предъявленный в виде короткого списка, говорит прежде всего о новой солидарности — не интеллигентской шестидесятнической, не той, что обносит частоколом своих, чтобы чужие не зарились; нет, речь о таком врастании в опыт и плоть чужого, социально неблизкого, какое новейшей русской прозе, в отличие от поэзии, пока мало ведомо. Этот антиэлитаристский посыл, как определила его во вступительном слове председатель жюри Анна Наринская, внятно прочитывается у Александра Стесина и в «Собирателе рая» Евгения Чижова, в еще более радикальной форме он содержится в «Восстании» Николая Кононова. Само собой, короткий список получился и о пересмотре этической нормы, о переопределении «наших/ненаших» и «злодеев/героев» — здесь и «Восстание» Кононова, и репортажная книга «Вторжение. Краткая история русских хакеров» Даниила Туровского, ставшая лауреатом «Волги/НОС», дочерней премии «большого НОСа».

Смещение взгляда в прошлое обогатило шорт-лист не только «Восстанием» и комментарием к набоковскому «Дару» Александра Долинина, но и любопытнейшей прозой Софьи Синицкой — в такой дурашливой, утрированной вагиновской манере, как в ее «Мироныче, дырнике и жеможаху», русская литература отношения со своими 1930-ми, кажется, еще не выясняла. Впрочем, намного больше, чем прошлым, НОС этого года оказался озабочен будущим — или тем, что зияет на месте этого не умеющего пока проклюнуться будущего. Вполне предсказуемо разговор о завтрашнем дне, задев «Поднебесный экспресс» Кирилла Кобрина с его новыми старыми попутчиками Востоком и Западом, завертелся вокруг «Всех, способных дышать дыхание» Линор Горалик — книги, отменяющей границы жанрового гетто для фантастики и заражающей своей «энергосудорожной терапией» (цитирую члена жюри Юрия Сапрыкина).

За Линор Горалик, одного из очевидных фаворитов этого короткого списка, проголосовали критическая академия и зал, но нет, энергия и терапия на финальный расклад голосов в жюри никак не повлияли. Подозреваю, дело именно в образе будущего: в точке, в которой мы вместе с жюри стоим, комфортнее считать, что это будущее навалится на нас само, и уж точно никакой энергии в его приход вкладывать не нужно. «Здравствуй, мальчик Бананан», — гремел, разогревая публику перед началом дебатов, лихой ансамбль, и эта музыкальная заставка из 1980-х неожиданно оказалась самым точным смысловым камертоном вечера. Переводя так и не проговоренное до конца жюри на язык соловьевской «Ассы», получим формулу книги Стесина и, пожалуй что, и всей русской словесности-социальности, какой она застыла к концу 2019 года: впереди у нас липкое будущее, под ногами омерзительное, изолгавшееся, циничное настоящее, а больше с места, где мы увязли, не видно ничего. У премии за новую словесность за одиннадцатилетнюю истории бывали разные беды, но такого, чтобы отменять новизну — не как эстетическую ценность, а как онтологическую основу — не было еще никогда. Теперь, значит, будет.

Заявленный практически с первых минут как абсолютный фаворит жюри (за книгу Стесина отдали голоса Татьяна Венедиктова, Юрий Сапрыкин, Агнешка Любомира Пиотровска и Константин Богданов) «Нью-Йоркский обход» представляет собой, по аттестации самого автора, смесь травелога с мемуаром на фоне медицинской темы. Основная часть книги держится центральной метафорой, данной уже в названии, — врачебный обход превращается в смотр кварталов, в которых профессиональному онкологу Александру Стесину довелось работать: латиноамериканский Бронкс, еврейский Бруклин, негритянский Гарлем, корейский Квинс, филиппинский Вудсайд. Разумеется, это обманный ход: расширение пространства требуется только для того, чтобы в следующую минуту оно схлопнулось до размеров человеческого тела, усыхающего на койке, воюющего, а чаще уже сдавшегося метастазам, уходящего, так навсегда и не познанного, оставшегося чужим. Этническая пестрота и открытость иным культурам, заявленные как тема, перед лицом этого тотального бессилия спасти другого и даже примерить его опыт в болезни и смерти тоже обессмысливаются: в этом стесинском мире человек человеку — экзотическое блюдо локальной кухни, не больше; можно удивиться, пожать плечами, захотеть рассказать, но своим оно уже точно не станет никогда. В финальной части герой-рассказчик покидает Нью-Йорк и отправляется в Индию — требуется какая-то внешняя точка, с которой можно осмыслить, за что двухлетним детям посылается лейкемия, и именно здесь, в Индии, с него окончательно смывается все рациональное, профессионально-условное и лживое, а его речь захлестывает настоящая заумь. И то сказать, все эти гхати, пуджи, брахмачарьи, шастры, саньясы и пранаямы русского человека еще никогда не обманывали, и нет ничего естественнее и проще, чем в нашем новом тупике требовать от слов хотя бы этого.

Выбирая в качестве главного высказывания о сегодняшнем книгу об эскапизме, эмигрантстве и сиротстве, члены жюри удивительным образом отказали в шансе претендовать на награду блистательному комментарию к роману «Дар» Александра Долинина (к чести экспертов Олега Лекманова и Александра Архангельского, оба отдали свои голоса за долининскую книгу; за нее же до последнего, и весьма отчаянно, сражалась Анна Наринская). К «Нью-Йоркскому обходу» Александра Стесина работа Долинина служит идеальным спарринг-партнером — она тоже о бегстве от сегодняшнего как основной уже отнюдь не только интеллигентской стратегии, разве что вместо стесинского выпадения в никуда здесь любовное погружение в прошлое, не только в набоковские 1920–1930-е, но и в чернышевские 1860-е, тщательное, по крупицам, по строчкам в письме, по газетным заметкам восстановление истории и реальности, из которых — и здесь Долинин со Стесиным решительно расходятся — искейпнуть нельзя.

Еще дальше могла бы завести жюри попытка увидеть книгу Стесина в паре с кононовским «Восстанием» и прочесть эту декларативную неготовность погружаться в другого на фоне кононовской тончайшей работы по воссозданию чужой биографии, чужого сознания и чужого языка, а то обстоятельство, что глубочайшее новаторство Кононова никак не маркировано и не обставлено авангардными жестами оценить как черту стиля, а не как недостаток. За «Восстание», очевидного лидера этого списка, высказались и старейшины НОСа, и это тоже хорошая новость: люди, придумавшие эту уникальную российскую премию такой, какой она при всех своих хворях остается, десять с лишним лет назад сделали свое дело до того на совесть, что заряда, как видим, и по сегодня хватает.

Будем же благодарны за то, что есть. За две сильные, абсолютно «носовские» книги, Кононова и Долинина, за их внятное заочное соперничество, замаскированное под триумф Стесина. За набирающую обороты премию «Волга/НОС» (а когда над Волгой перестанет раздаваться «озвучить» — да, мистер Набоков, мы все еще барахтаемся в этой словесной пошлости — будет и совсем хорошо). За Софью Синицкую, чье имя впервые прозвучало в премиальном списке высшей лиги — совершенно очевидно, что это писатель из тех, за кем стоит следить. За жюри, которому точно есть куда расти.

Ну здравствуй теперь, мальчик Бананан. Давно не виделись.

Текст публикуется в авторской редакции.

Понравился материал? Помоги сайту!