Знаки Ницше

«Путеводитель по N» Александра Скидана выпущен отдельным изданием спустя более чем два десятка лет после первой публикации. Впервые он вышел в 1996 году в журнале «Комментарии», известном публикациями современной авангардной литературы и первопроходческих переводов французской постструктуралистской философии. Можно предположить, что обстоятельства появления этой книги — воля случая, которого, как известно, не отменит бросок костей; в то же время эта задержка видится закономерной. Роман-коллаж о безумии Фридриха Ницше, составленный из цитат и не содержащий, по заявлениям автора, ни единого его (автора) собственного слова, в середине 1990-х годов — а на дворе полдень триумфальной канонизации московского романтического концептуализма ^[1] — слишком уж резонировал с окружающим постмодернистским ландшафтом и в то же время терялся в нем, казался, вероятно, излишне сдержанным в выразительных средствах и изысканным по содержанию на фоне разухабисто пущенного под откос Великого Русского Романа.

Сошлюсь на предыдущего рецензента: в книге Скидана «никакого постмодернизма, никаких игр в узнавание и игрищ с культурой». Вместо каскадов дискурсивной геологии, плюрализма стилей и жонглирования масочными имиджами — абсолютное погружение в ситуацию, в распадающийся метафизический космос. «В отличие от иронического дистанцирования и десубъективации как устоявшихся эффектов этих стратегий (коллажа и апроприации. — С.С.), мне, напротив, было интересно разыграть с их помощью тотальное “влипание”, дойти до психосоматического, физиологического уровня прогрессивного паралича, если угодно, привить себе безумие Ницше», — комментирует Скидан, демонстративно используя концептуалистскую терминологию. Тогда как «незалипание», говорит уже Словарь терминов московской концептуальной школы (1999), есть «двойственное отношение к своему “Я”, своему месту в мире, своему занятию, которое лучше всего определить как своеобразное “мерцание”: то ты попеременно находишься внутри всего этого, то снаружи»; влипание, напротив, представляет собой «погружение в определенный стиль или дискурс до полной идентификации с ними (как раньше говорили: автор умирает в тексте)».

Вместо метапозиционирования в форме двойственного отношения к своему «Я» и месту в мире — путешествие в хаос мелко калиброванной телесности, в эфирную духоту модернизма и все далее вглубь, где не бывает избавления или очищения через катарсис, а возможно лишь подобное открытое движение без завершения и удовлетворения. Террористический акт — символичная интродукция романа, напоминающая о хрестоматийной «сардиннице ужасного содержания»: бомбой Сазонова убит министр внутренних дел, обратной дороги нет — открытое взрывом дискурсивное пространство не прервать, не выскочить из него уже никаким новым, сколь угодно более мощным взрывом (ср. ремарку о «бесшовной ткани» текста в авторском послесловии). Нечто близкое Скидан формулирует, рассуждая о повести Бланшо «При смерти»: «Сам в то же время не переставая двигаться в странном пространстве, вскрытом тем самым движением, которое навсегда останется одновременно позади и впереди, останется исторгнутым из настоящего, поскольку твоя личная смерть (точка самопознания) никогда не “теперь”, никогда не “здесь”, именно это и убивает, убивает невозможность собственной смерти; остается лишь язык, репрезентирующий смерть символически — выменивая (выманивая) ее на власть и господство».

Итак, из Петербурга (Измайловский проспект, солнце блестит на дореформенных пуговицах) фиктивное повествование взрывной волной переносится куда-то за кулисы изматывающих медицинских бдений и психоаналитических сеансов, то и дело прерываемых приступами рвоты. Больного лихорадит, из Венеции бросает в Рим, из Рима в Цюрих. Ожидание катастрофы приходится коротать за арифметикой рулеточной игры, гимнастическими кульбитами на горных тропах и репетициями апоплексического удара. Два темных, слишком темных пятна проступают под кофточкой, голова отделяется от тела (в смысле — тонет в подушках), а перо куропатки напоминает лезвие ножа. Все это как будто не совпадает со «здесь и сейчас» самого текста, событийная прослойка эфемерна и постоянно выскальзывает из рук (одним из импульсов к созданию книги послужил роман Ирвина Ялома «Когда Ницше плакал», разочаровавший Скидана своей беллетристической амуницией). По мере приближения к концу первой части пульс цитатных сращений постепенно замедляется, затухает, чтобы в «окончательном помрачении» второй части пойти рысью и в эффектном заключительном пассаже оборваться намеком на головокружительную невесомость:

«Нет никакой воли, есть только пунктуации воли, которые постоянно увеличивают или теряют свою власть. Стоит осень, которую он так любил. Лестничная площадка пустеет, я не знаю, куда они исчезают, это похоже на стертую клавиатуру, где все латинские литеры заменили кириллицей. С полки берется любая книга, метод, который не следует путать с методом домино (я применяю его в другом месте). Последний этаж позволяет мне экспериментировать. Я достал ключ от чердака и разобрал выход на крышу — остается ждать, когда позвонят и закажут статью о братьях Монгольфьери, об их воздушных шарах. Son dio, ho fatto questa caricatura».

Монтажная традиция, развивавшаяся и видоизменявшаяся в неподцензурной литературе в спектре от «Моей маленькой ленинианы» Вен. Ерофеева до масштабных исторических полотен Солженицына, целиком оставлена в стороне. В пику ей автор «Путеводителя по N» делает ставку на технику коллажа, более «миноритарную» и аристократичную, ассоциирующуюся в отечественной прозе скорее с «мягким» модернизмом Вагинова и Николева, чем с героикой высокого авангарда или пафосом идеологических противостояний. В этом Скидан продолжает «теневую» линию ленинградско-петербургской прозы в лице Владимира Эрля, чью цитатную повесть «В поисках за утраченным Хейфом» ^[2] (1960-е) в формальном отношении можно считать прототипической для текста Скидана — с той разницей, что на место стихии комического абсурда, владеющей сочинением Эрля, в «Путеводителе…» заступает нечто вроде одержимости экзегезой.

Перед нами роман поэта, для которого обращение к прозе, вообще говоря, необычно: среди публикаций Скидана прозаические тексты остаются единичными. Во всех них, однако, бросается в глаза элемент «очуждения»: в своей прозе Скидан то обращается к интерпретации пластических искусств, то экспериментирует с техникой цифрового реди-мейда. Стоит упомянуть и эссеистику Скидана — особенно раннего периода, собранную в книге «Критическая масса» (1995), — которая по изощренности тропов и степени компрессии даст фору иному образцу «поэтической прозы». Обращение поэта к прозе можно интерпретировать как стремление приблизиться к Другому и взглянуть с другой точки зрения, заговорить не-своим языком: в отношении «Путеводителя по N» это вовсе не досужий трюизм. Маркер романа волей-неволей подталкивает к тому, чтобы, продвигаясь по тексту, восстанавливать его подспудный сюжет, непрерывно «тестируя» текучего субъекта книги на совместимость с (нашими представлениями о) Ницше и как бы атрибутируя каждый последующий фрагмент тому или иному гипотетическому автору. Но выделить из цитатной магмы телодвижения самого Ницше, отслоив его от «примесей» литературных первоисточников, оказывается чем далее, тем менее возможно (свидетельство технической виртуозности автора, учитывая всю сложность, по большому счету невыполнимость поставленной сверхзадачи). В тексте постоянно осуществляется «сбивка контура», цитаты подобраны и скомпонованы так, что следы сращений остаются незаметными, все швы (вопреки сюжетной канве книги!) сживляются, образуя в конце концов некое фантазматическое сверхтело.

Источники цитат: «Игрок» и «Идиот» Достоевского, «Смерть в Венеции», «Смерть в кредит», «Петербург», «Камера обскура», «Записки Мальте Лауридса Бригге», «Пленница», савинковские «Воспоминания террориста», Бунин, Беккет, Бланшо, Бруно Шульц и, разумеется, сам Ницше; источники поэтики (помимо уже названного Эрля) — философия Жан-Люка Нанси, метод «нарезок» Берроуза и Гайсина, феминистский панк-гиньоль Кэти Акер и опять-таки сам Ницше. Казалось бы, текст, сработанный в подобной эстетике, не может восприниматься иначе как результат холодноватых интеллектуальных построений, своего рода артефакт концептуального искусства, требующий, прежде всего, адекватного контекста, внятности при выборе средств и, само собой, убедительной теоретической аранжировки. Прецедентность эксперимента Скидана заключается в том, что механистические, комбинаторные по своей изначальной прописке приемы используются для создания индивидуального — с точки зрения имманентных признаков, а не функций во внешнем контексте — высказывания. Чужое слово берется как материал для радикальной индивидуации, как способ установления интимной близости с «предметом» письма — так, пожалуй, можно сформулировать основной парадокс этой литературной техники. (Ср. в первой части: «Лицо, которое он надел, странно пахло пустотой; оно пришлось плотно, но смотреть в прорези было удобно, и, уже в маске, он стал подбирать шарфы и повязывать на голове тюрбаном таким образом, чтобы края маски, снизу исчезавшие в огромной мантии, оказались скрыты и с боков, и сверху».)

Скользя по сегментам текста, мы оказываемся там, где задать сакраментальный вопрос «кто сейчас говорит?» попросту невозможно. Своей запутанной сумеречностью, вескими и настораживающими до двусмысленности деталями, атмосферой непрозрачного ожидания (как будто известно, что все уже свершилось, и ждать остается недолго, да и нечего — но мелководное время течет, приравнивая дочитывание к умиранию) этот текст при всей его компактности воспроизводит ощущение телесного присутствия в некой предельной области, на краю модернистского лабиринта. Источником и топливом этой ауры служат не декадентские экстазы или трансгрессивный «внутренний опыт», не наслаждение монтажом, высвобождаемое при столкновении разнородных частей, а ощутимое на любой странице «Путеводителя…» сдавленное обаяние заемного, препарированного слова, щеголеватого и укромно-неловкого. Сам акт апроприации, присвоения трактуется как в основе своей телесный и тем самым вплотную приближающий к тактильно-чувственному истоку письма.

Александр Скидан. Путеводитель по N. — М.: Носорог, 2018. 80 с.

---

^[1] Так, в том же 1996 году в Вене начинает выходить первое многотомное Собрание стихов Пригова, а тексты Сорокина в конце девяностых из-под опеки малотиражного книгоиздательства Николая Шептулина Obscuri Viri переходят в ведение большого рынка.

^[2] См. эссе Скидана о повести Эрля.

ПОДПИСЫВАЙТЕСЬ НА КАНАЛ COLTA.RU В ЯНДЕКС.ДЗЕН, ЧТОБЫ НИЧЕГО НЕ ПРОПУСТИТЬ

Понравился материал? Помоги сайту!