16 марта 2016Литература
147

Похвала учебнику

Лев Оборин об учебнике «Поэзия»

текст: Лев Оборин
Detailed_picture© ОГИ

Выход учебника «Поэзия», написанного целым коллективом авторов, стал одним из самых ярких и поляризующих литературных событий последних лет. Сама амбициозная постановка задачи уже заставляет многих смотреть на проект с подозрением: большинство претензий, которые с оговорками предъявляются к книге, связаны с «групповщиной» («скорее манифест, нежели учебник») и включением в обширную хрестоматию одних имен и невключением других. Понятно, что эти претензии взаимосвязаны и неизбежны, коль скоро над книгой действительно работал коллектив, разделяющий представления о сущности поэзии и тех авторах, чьи стихи могут проиллюстрировать те или иные аспекты (Владимир Березин в опросе «Лиterraтуры» верно отмечает, что «это ведь примеры»: да, мы по факту получили интересную хрестоматию русской поэзии, но в первую очередь она утилитарна, призвана наглядно демонстрировать, о чем только что шла речь). Что касается «групповщины» («Авторам учебника ставят в упрек… то, что издание специально задумано для легитимизации их близких друзей и знакомых»), то, на мой взгляд, на эти обвинения вполне убедительно, с цифрами, отвечает Евгений Прощин, подсчитавший, сколько раз в учебнике упоминаются Пушкин, Тютчев, Цветаева, Есенин и другие герои безусловного русского поэтического пантеона: значительно чаще, чем хотелось бы думать тем, кто заранее настроен против «актуальщиков». Другие, гораздо более обоснованные, замечания критиков касаются нововведений, в первую очередь термина «формат», который, по мысли авторов, должен заместить утративший в XXI веке актуальность термин «жанр».

Несмотря на все это, почти у всех оппонентов, в других спорах порой непримиримых, находятся добрые слова об учебнике, все они выражают уважение хотя бы самому масштабу замысла и проделанной работы (за исключением разве что Игоря Шайтанова, который уже много лет не отступает от идейного противостояния с одним из авторов книги — Дмитрием Кузьминым). Эта эмоция — уважение, признательность, — мне кажется важной и естественной, тем более ценной, если она возникает «вопреки».

В самом деле, перед нами необычный учебник. Он действительно провокативен, начиная с монументального заглавия и «обязывающего» подзаголовка. Такое сочетание тут же порождает вопросы: «Это что, учат писать стихи?» — а если да, то зачем и как учат? Не дают ли здесь «новые правила», вроде тех, которые пытался выработать Маяковский в статье «Как делать стихи?»? Нет, это не учебник письма, и правил здесь не дают, а скорее подтверждают много раз уже проговаривавшееся правило литературного процесса: новое литературное поколение (и мы говорим не о возрастных категориях, а об общности воззрений, совпадающих с эстетическим Zeitgeist и влияющих на него) утверждает свое видение литературы, ремесла, фундаментальных вопросов и предлагает свой канон, отвечающий этому видению. В этом смысле «Поэзия» — действительно манифест, и он отличается от идеального объективного учебника, но стоит напомнить, что такого объективного учебника в области гуманитарных наук не существует. Занимательно, что сообщество, принимающее в штыки официозные планы по созданию «единых» учебников литературы и истории — благонадежных, соответствующих линии партии, — испытывает затруднения при виде по-хорошему спорного, обладающего собственной концепцией учебника (о) поэзии: объяснить это я могу только тем, что больше половины авторов — практикующие поэты. Если нормально, что учебник истории пишут историки, а учебник биологии — биологи, то претендующих на официальные грифы пособий, созданных поэтами, я не припомню. Ближайший пример — вышедшая несколько лет назад и вполне успешная «Литературная матрица»; издатели тоже назвали ее учебником, хотя она как раз куда меньше на него похожа: это собрание разных и по стилю, и по достоинству эссе современных писателей о классиках, по большей части прозаиков о прозаиках. Фигура поэта даже в профессиональном сообществе до сих пор мифологизирована. Это, конечно, не Цветик на облаке с лирой в руках, но и не кабинетный ученый, одновременно оригинально мыслящий и умеющий оформлять библиографические сноски по ГОСТу. Аура небожителя как будто противоречит приставкам «к.ф.н.» и «д.ф.н.», хотя ученому ли не знать восторга от открытия или от удачно и изящно сформулированной мысли?

Современный поэт — часто и критик, и филолог, и издатель, и редактор, и переводчик. Никакого разделения труда тут нет, и это совершенно естественно: поэт — man или woman of letters, «человек букв». Оглянувшись на историю литературы, мы увидим, что это норма, а не аномалия. То, что учебник «Поэзия» задуман именно такими людьми, и то, что они пригласили в авторский коллектив не только литературоведов, но и лингвистов (член-корреспондент РАН Владимир Плунгян), внушает доверие. То, что эти люди — единомышленники, не означает узости этой самой единой мысли, порукой чему — хотя бы очень различающиеся собственные поэтические практики авторов.

Я читал текст учебника еще в рукописи, и, пожалуй, важнейшей моей претензией к нему была не окончательная ясность структуры. По поводу доступности текста у меня сомнений не возникало — довольно сложные вещи здесь изложены так, что желающий разобраться непременно разберется, — а вот то, что авторы решили начать говорить о категориях времени и пространства в обход формального устройства стиха, вызывало некоторое недоумение. Позже я понял, что причиной тому была именно память о школьных уроках литературы, где учили отличать ямб от хорея, тогда как пространство и время — вещи и впрямь более важные, категориальные. Другая претензия, до сих пор не снятая, — отнесение детской поэзии в один раздел с поэзией «прикладной», то есть, к примеру, рекламной: ясно, что это явления разного порядка, что лучшие образцы детской поэзии по мастерству могут не уступать поэзии «взрослой», что, наконец, в разряд «детских» помимо авторской воли переходят многие хрестоматийные «взрослые» стихи вроде «Ласточки» Плещеева — в учебнике об этом коротко сказано, но теряют ли подобные стихи свой «общий» статус, не уточняется. О понятии формата я еще напишу ниже, теперь же время взять более панегирический тон.

Учебник «Поэзия» ценен, как ни странно, тем, что, начиная с самых общих вопросов («Что такое поэзия», «Какой бывает поэзия?», «О чем бывает поэзия?»), он не дает прямых ответов. Глава «Что такое поэзия» — чистая апофатика: поэзия — это не текст в столбик, не «особо красивая и выразительная речь», не то, не другое, не третье; она ускользает от дефиниций. Глава «Какой бывает поэзия?» предлагает дихотомии разного порядка, перекрывающиеся, дополняющие одна другую примерно как «красный» и «круглый»: поэзия бывает нарративная и лирическая, профессиональная, любительская, народная и наивная, традиционная и новаторская (отметим, что переплетения последних двух категорий здесь вполне корректно показаны — никакого сбрасывания с корабля современности). Учебник предлагает несколько сеток координат, набрасывает их на понимание с тем, чтобы в конце концов у читателя в голове сложилась общая картина, которую тем не менее трудно или нельзя пересказать или свести к нескольким тезисам. «Что такое поэзия», читатель должен решить или почувствовать сам, приняв во внимание все изложенное в книге.

Как многие учебники, этот содержит два типа примеров. Первые инкорпорированы непосредственно в текст (так, в качестве примера поэтической миниатюры приводится стихотворение Всеволода Некрасова, а в качестве примера архаизации с помощью звукописи — отрывок из Вячеслава Иванова). Вторые составляют обширные блоки «Читаем и размышляем», завершающие каждый раздел, и здесь учащийся остается с поэзией наедине, без провожатых: в идеале, помня все только что сказанное, он должен сам определить, какие новые знания иллюстрирует пример. Понятно, впрочем, что это лишь проекция методических пожеланий — более естественной и, может быть, более желательной будет другая реакция: увлеченное чтение этой хрестоматии подряд, самостоятельный и, вероятно, не сразу сознательный выбор точек для сравнения. Этот учебник не ригористичен.

Собственно, хрестоматия — представительный срез с XVII по XXI век — снимает вопрос, который часто задают современным критикам и теоретикам: как можно перечислять «через запятую» Пушкина с Лермонтовым и современных авторов, более того, авторов молодых? Помимо того что многие поэты, которых сейчас называют молодыми, уже превзошли годами Лермонтова, ответ тут вот какой: именно потому такое перечисление и легитимно, что позволяет проследить, как живут и видоизменяются аспекты русской поэзии — графика, строфика, стилистика; наиболее наглядно это заметно в жанровой системе: хрестоматия позволяет судить, чем элегия у Баратынского отличается от элегии у Парщикова и как, напротив, схожие приемы встречаются в визуальной поэзии трехсотлетней давности и новейшей. Наконец, такой широкий выбор позволяет отойти от до сих пор превалирующей в образовании концепции литературы как истории гениев, от ряда (по выражению Вирджинии Вулф) «симметрично расставленных светильников», и показать поэзию как взаимодействие множества авторов, некий ореол, в котором можно увидеть отдельные явления. Разумеется, и этот выбор субъективен, насколько может быть субъективен плод коллективного труда, но стоит перестать воспринимать его как турнирную таблицу: лучше оценить широту того поля языковых возможностей, которое представляет русская поэзия.

Именно русская (или русскоязычная): авторы приняли принципиальное решение ограничиться текстами на русском языке (за исключением раздела 22 «Русская и мировая поэзия — взаимодействие»). Дело тут совсем не в том, что поэзия «теряется в переводе» (несколько страниц здесь специально посвящено переводу и его стратегиям), и не только в том, что в области русской поэзии авторы, будучи носителями языка и практикующими литераторами, более компетентны: учебник демонстрирует именно многообразие национальной и языковой традиции, подчеркивая, что почти все, о чем можно говорить применительно к поэзии в целом, в русской поэзии присутствует. Это важное знание, не позволяющее, конечно, утверждать, что русская поэзия «лучше остальных» — такими категориями авторы вообще не мыслят. Зато она точно остальным не уступает. Она богата, это то богатство, которое у нас есть, вне всевозможных идеологических клише и перечислений: возможно, для читателя учебника это станет сюрпризом.

Другой сюрприз — терминологические нововведения, из которых наиболее заметно понятие «формат». По мнению авторов (конкретно — Дмитрия Кузьмина, написавшего раздел 18.1), жанровая система в русской поэзии перестала существовать уже «на рубеже XVIII—XIX веков». Имеется в виду, что, хотя жанровые обозначения сохранялись, авторы все больше наполняли их индивидуальными смыслами и формальными находками: новые оды и элегии скорее были родственны классическим жанровым образцам, чем напрямую их продолжали. Пытаясь найти обозначение для таких «расшатанных» жанров — или категорию для текстов, которые тяготеют к тем или иным жанрам, но не вписываются в их канон, — Кузьмин вводит понятие формата. Несмотря на то что проблема поставлена верно, слово мне представляется все же не вполне удачным: оно слишком ассоциируется именно с жесткими жанровыми и формальными установками, причем не в области поэзии. Навязли в зубах, например, телевизионные форматы; форматировать текст значит привести его в строгое соответствие с образцом, и так далее. Популярные сейчас в интернете четверостишия-«пирожки», которые приводятся в качестве современного формата, действительно можно так назвать, потому что у них есть строго заданные формальные ограничения. Оду современного автора, особенно если она эксплицитно названа одой, нельзя оторвать от старого жанрового обозначения, но нельзя и не отметить ее несхожесть с одой старого типа; с изначально более вольной элегией граница совершенно размыта. Возможно, стоило бы воспользоваться суффиксами, обозначающими подобие: одоиды? элегоиды? фаблоиды (для басни)? — сознаю неуклюжесть этих наименований, но хочу, по крайней мере, обозначить вектор размышлений.

Впрочем, этот пункт, как часто бывает с яркими спорными пунктами, привлекает к себе излишнее внимание на фоне всей прочей огромной работы авторов. Уместить в один учебник вопросы поэтической идентичности, взаимодействие поэзии с другими видами искусств, сведения о поэтических группах и направлениях и те самые ямбы и хореи, рассказать обо всем этом достаточно подробно — на первый взгляд, непосильная задача. Однако удалось не только это: в последних главах присутствует метапозиция, авторы рассказывают о том, какими бывают взгляды на поэзию извне. В частности, раздел 25 озаглавлен «Как писать о поэзии?» — и, как и первые разделы, не отвечает напрямую на этот провокационный вопрос, не учит, «как надо», но представляет набор возможностей чтения и филологической рефлексии: герменевтический метод, культурно-исторический, биографический; кратко — может быть, чересчур кратко — рассказывает о формализме, структурализме и точных методах стиховедения.

О том, что учебник не останется просто памятником дерзанию, доказательством собственной возможности, а пойдет в работу, говорят не только свидетельства самих его авторов, уже опробовавших тексты в школе, но и радостная реакция учителей-словесников: так, на презентации новосибирский учитель (и поэт!) Иван Полторацкий поделился своим опытом преподавания по «Поэзии» и отметил, что теперь есть книга, к которой в случае чего всегда можно отослать ученика. Полуторатысячный тираж первого издания, кажется, уже раскуплен, нет сомнения в том, что книга будет допечатываться — но массовыми эти допечатки наверняка не будут. И здесь на помощь учащимся придет адекватная времени форма сайта — текста учебника, снабженного гиперссылками и еще большим количеством примеров, а возможно, и заданиями: о разработке такого ресурса говорил на презентации Борис Орехов. За покупку домена poesia.ru, что называется, отдельный респект.

Говорить о современниках, друзьях, знакомых громкие слова неловко, но уникальность события действительно очевидна. Только один факт и не позволяет взглянуть на это событие как на смену вех, фиксацию новой парадигмы осмысления поэзии: тот, что подобной книги доселе не было. Перед нами первый камень, от которого теперь будут отталкиваться.

Поэзия. Учебник. Составители Наталия Азарова, Кирилл Корчагин, Дмитрий Кузьмин. — М., ОГИ, 2016. 886 с.


Понравился материал? Помоги сайту!

Ссылки по теме
Сегодня на сайте
Марш микробовИскусство
Марш микробов 

Графика Екатерины Рейтлингер между кругом Цветаевой и чешским сюрреализмом: неизвестные страницы эмиграции 1930-х

3 февраля 20223271