12 мая 2014Кино
79

Между Первой и Второй

Русское кино и мировая война — от горькой иронии к угрюмой мобилизации

текст: Максим Семенов

Какой мы видели войну? Другую, империалистическую. Ту, которая кажется сегодня куда ближе, чем Отечественная. Максим Семенов — о репрезентации Первой мировой в нашем кино.

Несколько дней назад режиссер Никита Михалков, отвечающий за державность в российском кино, заявил, что Первую мировую оболгали еще в школе. В спешном порядке памятник героям этой войны сооружают на Поклонной горе (кажется, монумент, спроектированный в лучших традициях позднесоветского зодчества, только с иконами и царями, должны открыть уже в августе). Книжные магазины пестрят биографиями Кузьмы Крючкова и Нестерова, вездесущие активисты наперегонки убирают мемориальное Братское кладбище, а государственные телеканалы показывают циклы документальных передач, внушающих нам мысль о величии и скорби тех давних лет.

Война, разрушившая «вчерашний мир» и превратившая частное время миллионов людей во время историческое, вновь становится актуальной. О ней пишут, о ней снимают, о ней говорят. И едва ли не в каждом рассказе о Первой мировой нам внушается одна мысль: эту войну замолчали, всеобщее предательство не дало нам захватить Царьград и проливы, а пришедшие к власти большевики, апогей всеобщего предательства, попытались стереть память о героической войне, при этом максимально ее оболгав. Идея логичная, но, как и большинство логичных идей, она весьма далека от правды.

Действительно, Первая мировая не породила вокруг себя государственного культа. Однако назвать ее забытой было бы неправильно. Ее события активно отражались и осмыслялись в искусстве. Например, в литературе в 20-е и 30-е годы выходило множество произведений, непосредственно связанных с войной. Первая мировая играет значительную роль в «Преображенной России» Сергея Сергеева-Ценского, «Руси» Пантелеймона Романова, «Тяжелом дивизионе» Александра Лебеденко и многих других. Наконец, события войны отразились на страницах двух важнейших русских романов XX века — «Тихого Дона» и «Доктора Живаго».

Но это заметка не про войну вообще и не про литературу, она про кино.

Высокий дореволюционный кинематограф редко и неохотно обращался к событиям на злобу дня. Если людей попроще манила сенсационность, то публика насмотренная шла в синематограф за ощущениями иного рода. О войне предпочитали читать в газетах, от кино же ждали заламывания рук и бесплотной красоты.

Ситуация начала меняться после Февральской революции. И менял ее не кто-нибудь, а сам Евгений Бауэр — крупнейший мастер раннего русского кино. Уже весной 1917 года он снял художественную драму «Революционер», косвенно затрагивавшую тему «Второй отечественной».

Главный герой — борец за народное дело, отправленный царскими властями в Сибирь, возвращается в Москву в начале 1917 года и с ужасом узнает, что его сын стал большевиком. Помимо прочего сын заявляет герою, что у пролетариев нет родины, а потому поддерживать войну он решительно не намерен.

В нескольких патетических сценах убеленный сединами старец указывает отпрыску на марширующих солдат — настоящих героев, сражающихся за свободную Россию, после чего отец и сын решают вместе отправиться на фронт. Все это сопровождается бесконечными лобзаниями, заламыванием рук и объятиями, которые почти сто лет спустя смотрятся наивно, если не диковато.

Впрочем, «Революционер» только намечает тему. Фильм заканчивается в тот самый момент, как герои садятся в поезд, который должен везти их на фронт, и самих боевых действий мы не видим, да и не можем увидеть. Время осмыслять происходящее еще не пришло, и Бауэр честно снимает красивое воззвание, которое должно умилить и растрогать его зрителя. Не больше.

Вскоре произошла Октябрьская революция, началась Гражданская — изображение и осмысление Первой мировой войны потеряло актуальность. Все смешалось в стране, и вот уже вчерашние враги, немцы, снимают «Ужасы киевской чрезвычайки» (с расстрелами и пытками офицеров), а поставщики салонных драм — «Зверства деникинских банд» (убийства и изнасилования мирных жителей в произвольном порядке).

Первая мировая возвращается на экраны только с окончанием Гражданской. Жизнь на территории Советской России медленно восстанавливалась, люди начинали оглядываться назад, пытаясь понять причины изменений, произошедших с миром вокруг них. И обойти молчанием войну, с которой все началось, было попросту невозможно.

Кадр из фильма «Конец Санкт-Петербурга»Кадр из фильма «Конец Санкт-Петербурга»

В 1927 году вышел «Конец Санкт-Петербурга» Всеволода Пудовкина. Войне в этой картине посвящены едва ли не самые яркие эпизоды. Неожиданно на экране появляются безголовые люди — промышленники и царские министры, которые делят военные заказы. Одновременно с этим на улицы Петербурга высыпают толпы патриотов с триколорами и плакатами. Поданные в ироничной манере, они плачут от счастья, поют гимны, отказываются от товаров немецкого производства и произносят бесчисленные речи, требуя защитить мирное население Сербии. Ощущая сильнейшее единение общества, прохожие восторженно целуются с полицейскими. Всеобщая ажитация доходит до такой высокой точки, что рыдать от умиления начинает сам памятник Александру III, царю, который дружил только с армией и флотом.

Почти сразу же Пудовкин показывает линию фронта. Солдаты готовятся к наступлению, которое он монтирует с торгами на бирже, чтобы продемонстрировать связь между войной и ростом курса акций военных предприятий. Солнечный зал биржи противопоставляется мокрым от дождя траншеям, в которых сидят солдаты. Несколькими кадрами Пудовкин создает ощущение медленного течения времени на фронте, после чего переходит к рассказу о Февральской революции. В «Конце Санкт-Петербурга» можно найти несколько важных мотивов, которые будут повторяться из фильма в фильм: неожиданное начало войны, ура-патриотический угар 1914 года, когда все уверены в скорой и решительной победе над врагом, тягостная жизнь фронта, когда солдаты вынуждены вести продолжительную и бессмысленную, на их взгляд, войну, а также невидимая граница, которая отделяет солдат от посылающего их на смерть начальства.

Кадр из фильма «Обломок империи»Кадр из фильма «Обломок империи»

Ужасы войны, а также глубокую пропасть между начальством и рядовыми мы можем найти в «Обломке империи» Эрмлера и «Арсенале» Довженко (оба фильма вышли на экраны в 1929 году). В обоих фильмах ужасы конкретизируются: в военных сценах «Обломка империи» мы видим, как герой ночью натыкается на пугающее распятие — на голову Христа кто-то натянул противогаз.

Образ пропасти, разделяющей солдат и начальство, не только продолжен, но и углублен: и русского, и немецкого солдат в военной сцене играет Федор Никитин, в то время как роли офицеров доверены другим актерам. Встреча русского и немца, таким образом, становится узнаванием себя в другом, оба солдата боятся умереть и не хотят убивать друг друга, солдаты находят общий язык. Однако приказ офицеров стрелять кладет конец внезапному единению.

В «Арсенале» Довженко макабр доведен почти до крайности. В одной из самых запоминающихся сцен фильма мы видим человека, умирающего от газового отравления. Лицо солдата перекошено в сардонической улыбке, он хохочет и не может остановиться. Одновременно с этим Довженко показывает тела уже погибших солдат. Также Довженко монтирует картины людского остервенения в тылу и на фронте со сценами, в которых Николай II ведет дневник, сообщая, что в течение дня почти ничего не произошло. Сцены с дневником превращаются в сильнейший символ бессилия власти, неспособной помочь людям, пострадавшим в ею же развязанной войне.

Кадр из фильма «Арсенал»Кадр из фильма «Арсенал»

Безразличие власти можно обнаружить и в первой экранизации «Тихого Дона», которую Преображенская и Правов осуществили еще в 1930 году. Там условный великий князь, окруженный многочисленной свитой, механически раздает иконки раненым в госпитале. Лицо князя бесстрастно и больше всего похоже на маску, а раздача иконок кажется бессмысленным ритуалом.

Кадр из фильма «Тихий Дон»Кадр из фильма «Тихий Дон»

Со временем в советской трактовке Первой мировой все четче формулируется мысль о единстве простых людей, вынужденных воевать друг с другом во имя чужих интересов. Солдаты, сражающиеся по разные стороны линии фронта, случайные жертвы ксенофобии — все они, прежде всего, являются людьми, и этого вполне достаточно, чтобы они не убивали друг друга. В то же время лица офицеров, князей и обывателей в беснующейся толпе часто оказываются масками, это не личности, но яркие типажи, лишенные субъективности. Их действия лишены эмоций или, наоборот, сильно преувеличены (восторг, гнев, умиление — все доведено до крайности).

Наконец, самое значительное высказывание на тему Первой мировой — это знаменитый фильм Барнета «Окраина», взявший в 1934 году один из призов на Венецианском кинофестивале. Говоря о приходе войны в маленький провинциальный город, Барнет не только доводит до логического конца все связанные с Первой мировой темы, но и придает им личное, человеческое звучание.

Кадр из фильма «Окраина»Кадр из фильма «Окраина»

Так, начало войны у него решено через ссору двух закадычных друзей: русского и немца. Каждый из них уверен, что армия его страны закидает неприятеля шапками, и каждый готов отказаться от многолетней дружбы из «высоких патриотических соображений». Барнет уделяет много внимания тяготам фронтовой жизни со скучным сидением в окопе и внезапной вражеской пулей. Что характерно, его герои, попав на фронт, не убивают немцев (единственное столкновение с немцем заканчивается его пленением), смерть всегда на совести офицеров. Пленный немец, как и почти все остальные герои фильма, оказывается сапожником и не представляет опасности, в то время как разжигателями вражды становятся студент-демагог, к финалу все больше напоминающий Керенского, и хозяин обувной фабрики.

По ходу фильма Барнет заставляет своих героев справиться с ксенофобией и увидеть в чужом своего. У обычных людей нет причин для вражды, а патриотическая риторика оказывается прикрытием для подлости и преступлений. Все это приводит не просто к единству — в финале, с приходом Октябрьской революции и концом всего старого, начинается действительно новый, принципиально отличный от прежнего мир. Герои, живые и погибшие, отменяют время и историю и встают, чтобы идти дальше, забыв о последней войне человечества.

Все это можно было бы счесть особенностями коммунистической идеологии, если бы не «Великая иллюзия» Жана Ренуара, снятая в 1937 году и каждым своим кадром протестующая против войны. Его герои преодолевают предрассудки и учатся видеть во враге свое собственное отражение.

Увы, в конце 30-х уже сложно было говорить о конце истории и приходе общечеловеческого единства. Люди испытывали тревогу в ожидании новых потрясений. Одновременно с фильмом Ренуара на советский экран вышел фильм Козинцева и Трауберга «Возвращение Максима». Тема Первой мировой войны появляется в этом фильме только в самом конце, в одной короткой и страшной сцене. После интертитра, повествующего о вступлении России в войну, в кадре появляется «патриотически» настроенная толпа. Но в ее трактовке нет больше иронии. Мы видим молчаливых и серьезных людей с факелами и портретами царя. Они молча идут по улице. Иногда их молчание прерывается одновременным криком «Ура!». Но в этом крике нет радости, только мрачная угроза. Это не патриотический митинг 1914 года, это — настоящее фашистское шествие, хорошо знакомое зрителям 30-х годов.

Первая война, война, о которой можно было говорить честно, без ненужной патетики, война, не возведенная в культ, но признанная безумием, бедствием, все больше становилась достоянием истории. На смену пацифистским поискам себя в другом и мечтам о строительстве нового мира приходило нечто совсем иное. И в 1941 году, перед самым началом второй войны, Михаил Ромм будет спешно заканчивать «Мечту» — фильм, в котором счастье героям смогут принести только входящие во Львов советские войска.


Понравился материал? Помоги сайту!

Сегодня на сайте
От улыбки хмурый день светлей?Общество
От улыбки хмурый день светлей? 

Полина Аронсон об «эмоциональном труде» и о том, как рынок присваивает сегодня не навыки и продукт — а всего сотрудника с потрохами, включая его чувства

1 марта 2021154
В кровати с Билли АйлишСовременная музыка
В кровати с Билли Айлиш 

На примере фильма «Билли Айлиш: слегка размытый мир», в котором отслеживается путь к славе певицы из Калифорнии, Илья Миллер задается вопросом о том, зачем нужны документалки о звездах в эпоху прозрачности

1 марта 2021147