29 января 2021Кино
203

Сентенция о «Сентенции»

Историк и редактор Shalamov.ru Сергей Соловьев — о том, как вольное обращение с фактами подрывает саму основу фильма как околошаламовского текста

текст: Сергей Соловьев
Detailed_pictureКадр из фильма «Сентенция»© TenLetters

В стримингах вышла «Сентенция» Дмитрия Рудакова. Сюжет фильма отталкивается от событий последних дней жизни Варлама Шаламова, не претендуя, впрочем, на документальность (подробное интервью с режиссером, в котором он объясняет свои интенции и свой метод, можно прочесть здесь). Специфика формы и сюжета фильма вызвала сдержанные дискуссии в критической среде — тем интереснее узнать мнение зрителя из среды окололитературной.

Варлам Тихонович Шаламов попал в дом престарелых в 1979 году. Он, судя по целому ряду воспоминаний, сам уже не мог себя обслуживать, был почти слеп, глух, его мучило неустановленное неврологическое заболевание. В дом престарелых Шаламова устроил и перевез литератор Иван Степанович Исаев, муж Галины Александровны Воронской, старинной знакомой Шаламова еще по Колыме. Шаламова навещали архивист И.П. Сиротинская, которой он завещал свой архив, скульптор и поэт Ф.Ф. Сучков, а затем это стали делать молодые диссиденты, среди них Елена Захарова (Хинкис), Владимир Рябоконь и еще несколько человек, в том числе Александр Морозов, который в 1981 году опубликовал в тамиздатском «Вестнике Русского христианского движения» подборку стихотворений Шаламова, написанных, как он считал, в доме престарелых. В январе 1982 года Шаламова, ранее признанного невменяемым, несмотря на наличие альтернативного заключения психиатра (Д.Ф. Лаврова), перевезли в психоневрологический интернат, где он, простуженный во время перевозки, и умер через два дня. Причины этого перевода до конца пока не ясны, хотя, очевидно, упоминания Шаламова в зарубежной прессе и публикации в тамиздате сыграли роль в том, что администрация дома престарелых решила избавиться от неудобного пациента.

Шаламов в доме престарелых говорил с трудом, поэтому многие стихи Морозов разобрал не до конца, и по публикации в «Вестнике РХД» может создаться впечатление неполной дееспособности их автора. Однако Ирина Сиротинская, которая также записывала стихи, разбирала речь Шаламова лучше, эти записи сохранились в ее архиве и опубликованы. И они совершенно четко демонстрируют вменяемость автора.

Собственно, именно Морозов стал прототипом главного героя фильма Дмитрия Рудакова — Анатолий слушает один из стихов Шаламова, записывает его, а также собирает втайне от КГБ вместе с молодым другом рукописи Шаламова для некой книги, которая рассеяна (?) по квартирам его знакомых, чтобы передать эту книгу за рубеж.

Но имя «Шаламов» в фильме — это просто приманка, тег. Кто в просвещенной интеллектуальной среде не отнесется со вниманием к фильму, в котором показано, как система убивает человека — да еще такого, как Шаламов!

Одни из самых запоминающихся рассказов Шаламова — те, где показано сопротивление человека лагерной системе, где речь идет о сохранении достоинства несмотря ни на что, подчас ценой самой жизни. Таковы рассказы «Последний бой майора Пугачева» и «Житие инженера Кипреева».

Каким в фильме показан «Шаламов»?

Бессильному старику суют склизкую жижу в рот, заставляют снимать пальто с импозантного молодого человека, видимо, олицетворяющего всесильную Систему, и бьют ремнем по обнаженной спине. Более того, в начале, после насильственного кормления, «Шаламову» импозантный молодой человек ставит условие: «Ни слова больше!» — и жалкий старик сбивчиво повторяет за ним это условие, видимо, за несоблюдение которого (стихи диктовал!) в конце фильма тот же парень изобьет старика и утащит в никуда. Шаламову — условие! Шаламов — жалко лепечущий! Шаламов даже в том состоянии, в котором он находился в 1979 году, послал бы куда подальше таких надсмотрщиков — о его резкости говорят все мемуаристы.

Реальный Шаламов режиссеру совершенно не интересен. Возьмем для примера эпизод: «Шаламов» в фильме спрашивает у пришедших показать готовые материалы для книги — «Где деньги?» В контексте фильма этот вопрос звучит как еще одна уничижительная деталь, которую зритель вряд ли сможет понять как-то еще.

А вот реальный контекст: по воспоминаниям Ирины Павловны Сиротинской, когда она принесла Шаламову весть о том, что он награжден французской премией Свободы, писатель прокричал: «Где деньги?» Ведь премия — это деньги… От своих заграничных публикаций, как известно, Шаламов ничего не получил, а они начались еще в 1966 году, в 1967 году вышла книга на немецком (с искаженным именем автора на обложке: «Рассказы заключенного ШалаНова»), первое издание «Колымских рассказов» на русском под редакцией М. Геллера 1978 года также не принесло Шаламову ничего. И дело не в корыстолюбии настоящего Шаламова. Деньги — это возможность сохранения достоинства.

А.К. Симонов рассказывал, как в день похорон И.Г. Эренбурга они стояли в очереди на вход в Центральный дом литераторов. К Шаламову прикоснулся останавливающим жестом милиционер — охранник у специального входа для литераторов. «Варлам Тихонович словно изломился, избегая этого прикосновения», и ушел. В этом эпизоде очень хорошо видна именно забота Шаламова о своем достоинстве, к которому после лагеря он относился очень трепетно. И именно это было полностью проигнорировано режиссером фильма. Конечно, у режиссера есть право на художественный вымысел и преувеличения. Но тут все факты приносятся в жертву одному мотиву — настойчивой демонстрации физиологической немощи, слабости и умирания старика, которого в фильме зовут Шаламов.

Другая деталь: в фильме Шаламов диктует Анатолию (прототипом которого является, по словам самого автора, Александр Морозов) стихотворение:

В гулкую тишину
Входишь ты, как дыханье,
И моему полусну
Даришь воспоминанье.

Прикосновенье твое
К моей бесчувственной коже
Гонит мое забытье,
Память мою тревожит.

Горсть драгоценных рифм
К твоему приходу готова,
Ртом пересохшим моим
Перешептано каждое слово.

Тонкой струей текут
Они в твои ладони:
Жизнь, упорство и труд,
То, что вовек не утонет.

Но это стихотворение было продиктовано не Морозову, а И.П. Сиротинской. Однако Сиротинской в фильме нет вовсе. Между тем именно она сохранила архив Шаламова, именно благодаря ее деятельности советский и российский читатель прочел «Колымские рассказы» в авторской редакции и задуманном автором порядке рассказов (что для Шаламова было принципиально важно), а не в отредактированном и перемешанном виде, в котором рассказы появлялись в «Новом журнале» и в издании 1978 года.

Сюжет фильма посвящен тому, как Анатолий собирает книгу Шаламова по его знакомым, хотя на самом деле шаламовские рассказы в это самое время лежали на хранении в ЦГАЛИ. «Шаламова» в дом престарелых привозит импозантный парень — «агент системы». На самом деле его туда привез, как было сказано выше, его знакомый по Колыме И.С. Исаев, придя по помощь в тяжелой ситуации. И это очень симптоматичная подмена, которая определяет тон всего фильма. «Шаламов» в «Сентенции» показан уничтоженным, раздавленным стариком, который должен вызывать жалость у зрителя, лишиться субъектности, стать абстрактной жертвой в примитивной оппозиции «жертва — палач».

Варлам Шаламов в одном из своих литературных манифестов написал: «Фраза должна быть короткой, как пощечина». Краткость, емкость, максимальная концентрация смысла в тексте — один из главных принципов «Колымских рассказов», которые автор называл в том числе «пощечиной сталинизму». «Сентенция» же оказывается тягучим, расползающимся зрелищем, действительно маньеристским, уже на эстетическом уровне прямо противоположным поэтике прозы «Колымских рассказов» и стихов Шаламова.


Понравился материал? Помоги сайту!

Сегодня на сайте
Илья Будрайтскис: «Важным в опыте диссидентов было серьезное отношение к чужим идеям»Вокруг горизонтали
Илья Будрайтскис: «Важным в опыте диссидентов было серьезное отношение к чужим идеям» 

Разговор о полезных уроках советского диссидентства, о конфликте между этикой убеждения и этикой ответственности и о том, почему нельзя относиться к людям, поддерживающим СВО, как к роботам или зомби

14 декабря 202255946
Светлана Барсукова: «Глупость закона часто гасится мудростью практических действий»Вокруг горизонтали
Светлана Барсукова: «Глупость закона часто гасится мудростью практических действий» 

Известный социолог об огромном репертуаре неформальных практик в России (от системы взяток до соседской взаимопомощи), о коллективной реакции на кризисные времена и о том, почему даже в самых этически опасных зонах можно обнаружить здравый смысл и пользу

5 декабря 202236032
Григорий Юдин о прошлом и будущем протеста. Большой разговорВокруг горизонтали
Григорий Юдин о прошлом и будущем протеста. Большой разговор 

Что становится базой для массового протеста? В чем его стартовые условия? Какие предрассудки и ошибки ему угрожают? Нужна ли протесту децентрализация? И как оценивать его успешность?

1 декабря 202283774
Герт Ловинк: «Web 3 — действительно новый зверь»Вокруг горизонтали
Герт Ловинк: «Web 3 — действительно новый зверь» 

Сможет ли Web 3.0 справиться с освобождением мировой сети из-под власти больших платформ? Что при этом приобретается, что теряется и вообще — так ли уж революционна эта реформа? С известным теоретиком медиа поговорил Митя Лебедев

29 ноября 202249844
«Как сохранять сложность связей и поддерживать друг друга, когда вы не можете друг друга обнять?»Вокруг горизонтали
«Как сохранять сложность связей и поддерживать друг друга, когда вы не можете друг друга обнять?» 

Горизонтальные сообщества в военное время — между разрывами, изоляцией, потерей почвы и обретением почвы. Разговор двух представительниц культурных инициатив — покинувшей Россию Елены Ищенко и оставшейся в России активистки, которая говорит на условиях анонимности

4 ноября 202236808