Леонелло д'Эсте: гуманист на троне

В середине осени издательство «СЛОВО/SLOVO» выпустило книгу Павла Алешина «Династия д'Эсте. Политика великолепия. Ренессанс в Ферраре». Автор — специалист по итальянскому Возрождению, кандидат искусствоведения, поэт и переводчик, сотрудник научно-редакционного отдела Музеев Московского Кремля — рассказывает историю знаменитой североитальянской династии, с которой связаны имена таких художников и поэтов, как Козимо Тура, Франческо дель Косса, Лудовико Ариосто или Торквато Тассо. Достижением династии было взаимодействие меценатства и политики, которое гуманисты XV века называли «политикой великолепия». COLTA.RU публикует фрагмент из книги.

Текст публикуется в редакции источника.

Не времена ли Сатурна златые настали здесь, войны
Где громыхают лишь те, о которых читаем мы в книгах?
Где постоянно веселые водит народ хороводы,
Музыка где без конца, где дворцы красотою сияют,
Где Изобилия Рог и не нужен, земля где богата?
Счастливы оба: владыкой народ, и народом — владыка.

Ян Панноний.
Панегирик Гуарино Веронскому

Приведенные в эпиграфе строки венгерского поэта XV века Яна Паннония из посвященного Гуарино да Верона стихотворения Панегирик Гуарино Веронскому повествуют о Ферраре времен правления маркиза Леонелло д'Эсте (1441–1450). Стихотворение является поэтическим свидетельством необычайного культурного подъема, которое переживало Феррарское государство в эти годы. Превращение Феррары в важный художественный центр — яркий пример развития и распространения ренессансной культуры в Северной Италии, тесно связанных с расцветом синьорий.

В Италии XV–XVI веков, разделенной на небольшие государства, именно синьоры имели возможность активно заниматься меценатством и даже испытывали необходимость в покровительстве культуре вне зависимости от личной заинтересованности, поскольку культура благодаря гуманизму приобретала все большее значение в политике. Надо отметить, что фигура мецената и коллекционера в современном понимании появилась именно в эпоху Возрождения, когда формировалось новое восприятие культуры как самостоятельного мира со своими законами. Этот процесс не был одномоментным, поэтому и институт меценатства развивался постепенно.

В случае Феррары, где установилось единоличное правление одной династии, в руках которой сосредоточилась вся полнота власти, меценатство правителей — представителей семьи д'Эсте — в эпоху Возрождения стало основополагающим фактором, определявшим вектор развития культуры.

Начало Ренессанса в Ферраре связано с правлением Леонелло д'Эсте: именно он первый из д'Эсте, кто стал оказывать самое широкое, осознанное, постоянное покровительство зарождавшейся ренессансной культуре.

На протяжении второй половины XIII — XIV века развитие культуры не входило в число основных задач синьоров д'Эсте, озабоченных в первую очередь закреплением своей политической победы и созданием государства. За этот период единственным, но сыгравшим огромную роль шагом в развитии культуры было получение маркизом Альберто V д'Эсте права на основание в Ферраре университета. Право было дано папой Бонифацием IX и подтверждалось папской буллой от 4 марта 1391 года, разрешавшей учреждение университета и преподавание в нем гражданского и церковного права, искусств, медицины и теологии. За это благодарные подданные установили статую маркиза на фасаде кафедрального собора Феррары.

Однако, хотя 1391 год и считается традиционной датой основания феррарского университета, функционировать на постоянной основе он стал только после повторного открытия в 1442 году во время правления Леонелло.

Первоначально университет был открыт 18 октября 1391 года, когда начались занятия по гражданскому праву, но уже в 1393 году занятия прекратились. В 1418 году наследник Альберто V, маркиз Никколо III д'Эсте, пытался вновь открыть его, но безуспешно из-за финансовых проблем. Создание университета не было личной прихотью маркизов д'Эсте, но было отражением важных социокультурых процессов, происходивших в Италии: помимо феррарского, во второй половине XIV — первой половине XV века в Италии появляется целый ряд новых университетов: в Пизе (1343), Флоренции (1348), Павии (1361), Турине (1411–1413), Катании (1445).

За свое долгое правление (1393–1440) Никколо III, отец Леонелло, многое сделал для укрепления власти династии: при нем принимались новые законы, велось активное городское строительство, проводились столь необходимые в болотистой местности осушительные работы. Сам маркиз был воинственным, жестоким человеком, чуждым идеям гуманизма, но, дальновидный правитель, он осознавал возрастающее значение культуры в политике. Именно поэтому он попытался повторно открыть университет, а также пригласил в 1429 году для воспитания своего сына и наследника Леонелло известного гуманиста и педагога Гуарино да Верона, который открыл собственную школу. Посещать ее могли все феррарцы вне зависимости от социального положения, что способствовало широкому распространению новой гуманистической культуры. Подобные школы открывались и в других городах Италии: так ранее, в 1423 году, гуманист Витторино да Фельтре создал школу в Мантуе при покровительстве маркиза Джанфранческо Гонзага.

Благодаря Гуарино Леонелло д'Эсте получил прекрасное образование и стал страстным поклонником античной культуры, так что, оказавшись у власти, он явил собой живой пример настоящего «гуманиста на троне». Он хорошо знал историю и прекрасно разбирался в латинской литературе, играл на нескольких музыкальных инструментах, любил искусство, писал речи на латыни и стихи на итальянском языке. Сохранилось два его сонета в духе Петрарки:

* * *

Ударил Конь в вершину Геликона
Копытом — и источник вмиг пробился,
и тот, водою кто его омылся,
свободен от любовных чар полона.

И я, попавший в сети Купидона,
к воде той чудотворной устремился.
Ему ж — смешно: он тут как тут явился
и странником вдруг вышел из-за склона.

Пока тянулся я к воде устами,
Он незаметно вылил яд мученья
в волну, ее тем сделав ядовитой.

Искал в заветной влаге я спасенья,
но разжигалось только страсти пламя
с глотком все новым мной воды испитой.

* * *

Из-за любви когда ослеп я только,
Любовь меня отправила в дорогу
нарочно одного, сказав мне строго:
«Теперь ступай, ты, кто хвалился столько».

Я, силы чувствовал в себе поскольку,
пошел, еще надеясь на подмогу.
Но вскоре одолеть не мог тревогу,
ведь где я был, не понимал нисколько.

Тогда Любовь, все больше издеваясь,
неясные мне речи повторяя,
усиливала муку многократно.

И слушал шепот я, не разбирая
ни слова, но в ответ сказать пытаясь:
«Хотя бы путь мне укажи обратно».

Вокруг Леонелло образовался кружок ученых и поэтов, в состав которого входили Гуарино да Верона, братья Никколо и Тито Веспасиано Строцци, Фельтрино Боярдо, Франческо Ариосто и другие и в котором обсуждались проблемы философии, филологии, этики, истории и искусства. О беседах, которые в нем велись, известно из трактата Об изящной словесности (De politia litteraria) миланского гуманиста Анджело Дечембрио, также обучавшегося у Гуарино да Верона. Этот кружок — характерное явление эпохи, такие возникали в ренессансной Италии повсеместно; наиболее ярким примером подобных сообществ служит Платоновская академия во Флоренции.

Серьезное внимание Гуарино уделял этическому воспитанию своего подопечного и, вдохновляя его примерами из античной истории, стремился взрастить идеального правителя, наделенного всеми добродетелями, трактованными в духе Никомаховой этики Аристотеля. В частности, в письмах к Леонелло ученый призывает его заботиться о культурном достоинстве, которое проявляется благодаря такой добродетели, как великолепие, предполагающей активное покровительство культуре. Великолепие, согласно Аристотелю, подразумевает траты, «которые мы считаем почетными, например затраты на [почитание] богов, посвятительные дары, постройки и жертвоприношения, так же, как и все вообще, связанное с божеством, а также все то, что охотно делают из честолюбия на общее благо, например, когда думают, что нужно блистательно снарядить хор или триеру или устроить пир для всего города». Хотя проявляться эта добродетель может не только в общих делах, но и в частных: «Итак, великолепен преимущественно такой человек и великолепие [проявляется] в таких тратах, о которых было сказано: ведь они самые величественные и почетные. В частных же делах великолепно то, что бывает единожды, например свадьба или еще что-нибудь такое, а также то, о чем хлопочет весь город или высокопоставленные [граждане]; кроме того, великолепны бывают встречи и проводы чужеземных гостей, подарки и одаривания. Великолепный тратит, конечно, не на себя самого, но на общие дела, а подарки чем-то похожи на посвящения богам. Убранство дома, подобающее богатству, — также признак великолепного (ведь и дом этот служит своего рода украшением города)». Меценатская деятельность Леонелло в полной мере соответствовала этому определению: он щедро тратил деньги на культуру.

Ввиду того, что важной составляющей политики итальянских государей эпохи Возрождения стало соперничество в области культуры, когда каждый из них стремился окружить себя выдающимися учеными, писателями, художниками и музыкантами, дискуссии о великолепии приобрели важное значение в гуманистической среде в середине XV века. Постепенно они перешли из сферы этической мысли в сферу мысли политической, и феррарские гуманисты во второй половине XV века закрепили это понятие — magnificientia — как определение культурной политики семьи д'Эсте.

Этот факт примечателен в истории Ренессанса. Определение «великолепный» было распространенным обращением, применявшимся по отношению к высоким особам, выдающимся, влиятельным персонам, обязательно подразумевавшим активное покровительство культуре: гуманист Тимофео Маффеи написал трактат О великолепии Козимо Медичи (ок. 1454), а внук Козимо, Лоренцо Медичи, навсегда вошел в историю как Лоренцо Великолепный. Однако только за культурной политикой семьи д'Эсте в историографии закрепилось название «политика великолепия». Это свидетельствует, с одной стороны, о том значении, какое придавали этому понятию сами д'Эсте, а с другой — о том, что их культурная политика характеризовалась постоянной преемственностью, несмотря на индивидуальные особенности каждого из представителей династии, так или иначе сказывавшиеся на его меценатской деятельности. Основные принципы этой политики оставались неизменными, а суть ее заключалась в широком использовании культуры как средства государственной пропаганды с целью возвеличивания власти династии, укрепления ее авторитета и подтверждения ее легитимности, что выражалось в целенаправленном создании с помощью культуры государственного «мифа д'Эсте».

Как уже отмечалось, особенностью этого мифа было акцентирование рыцарских традиций рода д'Эсте. Игра в рыцарство в Италии в XV и в меньше степени в XVI веке — характерное явление не только для аристократии, но и для буржуазии, яркий пример того — знаменитый рыцарский турнир, устроенный Медичи во Флоренции в 1475 году и воспетый в поэме Анджело Полициано Стансы на турнир. Но в случае с д'Эсте рыцарский идеал служил не просто неким красивым антуражем, но был фактором, оказывавшим реальное влияние на политику.

Леонелло сохранял черты, свойственные средневековым синьорам, и понятия рыцарской чести не были для него чем-то условным: перед тем, как он был отдан на воспитание к Гуарино, Леонелло обучался военному искусству и несколько лет провел в походах под руководством кондотьера Браччо да Монтоне. Подобная практика обязательного обучения наследников военному искусству будет сохраняться в семье д'Эсте на протяжении всей эпохи Возрождения. Черты средневекового аристократизма наложили определенный отпечаток и на деятельность маркиза как мецената: это скажется на его вкусе как коллекционера, а также на том, что заказанные им произведения будут апеллировать в равной степени и к античному, и к средневековому наследию, способствуя тесному взаимодействию и синтезу гуманизма и идеалов позднесредневековой придворной культуры внутри феррарского Возрождения.

Однако Леонелло, в отличие от своего отца, являл пример уже ренессансного правителя и во многом соответствовал образу идеального государя, созданному гуманистами XV века. Он усвоил уроки Гуарино, призывавшего ученика посвятить себя заботам о процветании народа, поэтому время его правления отмечено относительным социальным благополучием (при нем Феррара не участвовала в войнах) и небывалым расцветом культурной жизни. Широкое и постоянное покровительство, оказываемое Леонелло различным сферам культуры, заложило основы «политики великолепия» семьи д'Эсте, и его меценатская деятельность стала примером для следующих правителей Феррары.

Показательно, что одно из первых решений, принятых маркизом после прихода к власти, — решение об открытии университета. Леонелло стал правителем в декабре 1441 года, и уже в январе 1442 года он обсуждал этот вопрос с городской коммуной, согласившейся взять на себя бóльшую часть расходов, хотя и сам маркиз помогал университету финансово. Если в 1391–1393 годах занятия велись только по гражданскому праву, то начиная с 1442 года в феррарском университете стали преподавать самые различные дисциплины, для чего были приглашены ученые и гуманисты со всей Италии, среди которых были Теодоро Газа и Джованни Ауриспа (греческий язык), Анджело дельи Убальди (гражданское право), Лодизио Кривелли и Франческо Аккольти д'Ареццо (каноническое право), Джованни Манарди (философия), Джованни Бьянкини и Доменико Мария Новара (астрономия). Гуарино да Верона, который прочитал речь на открытии университета 18 октября, стал преподавателем риторики. Феррарский университет, не имевший схоластических традиций, сразу стал одним из передовых центров гуманистического образования, куда приезжали учиться студенты со всей Европы.

Ярким событием культурной жизни Феррары, произошедшим в 1441 году, еще при жизни Никколо III, стало состязание художников — Пизанелло и Якопо Беллини. В Ферраре не существовало традиции устраивать подобные состязания, и его проведение связано с влиянием на художественную жизнь феррарского двора Леона Баттисты Альберти. Оба живописца должны были написать портрет Леонелло. Портрет, исполненный Пизанелло, сохранился.

Вдохновляясь античными медалями, он изобразил Леонелло в профиль. Фигура, изображенная по плечи, занимает почти все пространство картины, четко выделяясь чеканным силуэтом на темном нейтральном фоне, украшенном побегами диких роз. Верный натуре Пизанелло правдиво передает облик маркиза с его высоким лбом, тонким длинным носом, чуть выдающейся нижней губой, острым подбородком. С необычайным мастерством и тщательностью выписана одежда Леонелло: благодаря разным способам наложения мазков художник умело передал различные фактуры тканей. Работа Беллини не сохранилась, однако в Лувре хранится его более поздняя картина Мадонна с Младенцем и преклоняющимся Леонелло д'Эсте, которая может дать некоторое представление о том, как маркиз был изображен на портрете.

Никколо III выбрал победителем венецианского художника, о чем сохранилось поэтическое свидетельство поэта Улисса Алеотти:

Когда соревноваться Пизанелло
с природою решил и образ в цвете
явить, как настоящий, на портрете
маркиза молодого Леонелло,

когда шесть месяцев уж пролетело
труда и думал он о паритете,
тогда Фортуна гневная, что сети
плетет, коль кто противится ей смело,

так сделала, что из другого края
к отцу маркиза мастер превосходный,
Беллини, вдруг приехал, новый Фидий,

и что, меж двух портретов выбирая,
отец второй портрет, столь благородный,
счел лучшим и Беллини — даровитей.

Самому Леонелло, вероятно, больше понравился портрет кисти Пизанелло, которого он и его ближайшее окружение считали одним из лучших художников своего времени. Известно, что мастер подарил Гуарино да Верона картину с изображением святого Иеронима, и тот в ответ посвятил художнику восторженную поэму. Элегию, в которой дан некий собирательный образ искусства Пизанелло, написал и феррарский поэт Тито Веспасиано Строцци, друг Леонелло, еще один ученик Гуарино да Верона. В ней нашли отражение характерные для подобных произведений эпохи Возрождения мотивы — мотив равенства искусства с природой и мотив превосходства современного художника над древними.

Пизанелло, выдающемуся художнику

Кто, Пизанелло, сумеет прославить достойно и с честью
Твой выдающийся гений, в работе умелую руку?
Ни Апеллес, ни Зевксис не сравнятся в искусстве с тобою,
Нарисовать если ты пожелаешь людей иль животных.
Как рассказать мне о птицах живых и о реках текущих
С их берегами, о глади безбрежной могучего моря?
Кажется мне, что я слышу тот звучный поток, когда рыбы
Стаей чешуйчатой воды лазурные вдруг прорывают.
Слышу, лягушка как квакает в илистой темной пучине.
Ты укрываешь медведей в горах, кабанов на равнинах,
Ты окружаешь источники чистые нежно садами,
Их украшая цветами. И травы вокруг зеленеют.
Видим мы, нимфы в лесах как тенистых, охотясь, блуждают,
Сети несет на плечах одна, острые стрелы — другая.
Видим мы в месте другом: выбегают из зарослей серны,
С лаем собаки зверей загоняют в расщелину диких.
Так вот умбрийская гончая зайцу погибель готовит.
Ржет и кусает узду свою конь, бьет копытом о землю.
Не восхитится кто позам мужей и телам безупречным
Тех, никогда про которых не скажешь: они не живые?
Изображенному лику Юпитера не поклонится
Кто, полагая, что лик настоящего бога представлен?
Что бы ты ни рисовал, доказательство то, что с природой
Может всевластной сравниться божественный ум человека.
И не одна тебя живопись дивная так прославляет,
И не один этот дар твой дает тебе славное имя,
Но также то, что в искусстве другом Поликлета ты выше,
Фидия что и Лисиппа работы твоим уступают.
Славу великую ты заслужил, по заслугам молвою
Славится имя твое безупречной на всем белом свете.
Счастлив же будь! Тебе Лахесис мудрая в том пусть послужит.
С нами же вместе хвалою ты музу почти Каллиопу!

Художник еще не раз впоследствии портретировал Леонелло: сохранилось несколько великолепных медалей, сделанных им в 1441–1444 годах. Эти произведения, ориентированные на классическую традицию, безусловно, нравились маркизу, поклоннику античной культуры и страстному коллекционеру античных медалей и монет.

Деятельность Пизанелло оказала большое влияние на искусство портрета в Ферраре и на портретную иконографию семьи д'Эсте: на созданные им портреты Леонелло ориентировались впоследствии мастера, которым другие представители семьи д'Эсте заказывали свои портреты, причем эта ориентация была продуманным волеизъявлением заказчиков и сохранялась не только в медалях.

Утверждение собственного могущества через обращение к античности стало важной составляющей культурной политики д'Эсте. Хотя во второй половине XV века живописный портрет претерпевает значительные изменения (постепенно все более распространным становится изображение модели в трехчетвертном повороте), традиция профильного портрета сохраняет значение при дворе д'Эсте. В частности ее продолжал придворный художник герцогов Борсо и Эрколе I — Бальдассаре д'Эсте, с именем которого связано создание Генеалогии д'Эсте (1474–1479) — иллюстрированного кодекса с портретами, в основном профильными, многочисленных представителей династии. И даже Леонардо да Винчи нарисовал графический портрет Изабеллы д'Эсте профильным, и, скорее всего, это было именно ее пожелание — быть изображенной all'antica и одновременно согласно уже устоявшейся портретной иконографии д'Эсте.

Совсем недавно был найден и живописный портрет, созданный мастером или его учениками после 1504 года на основе этого рисунка.

Понравился материал? Помоги сайту!