«От прошлого остались кости — это факт, но чьи это кости — неясно»

Спустя два года после скандала с проектом «Родина» художник Данила Ткаченко показывает новую серию «Герои» в галерее «Треугольник» на «Винзаводе». Анна Комиссарова вновь встретилась с ним, чтобы поговорить о давнем инциденте, влиянии медиа и реальности факта.

— Как ты провел последние два года?

— Вообще супернасыщенно. Не знаю, можно ли назвать это рывком, но то, что какая-то трансформация произошла, — это точно.

— Повлиял ли на это скандал с серией «Родина»?

— Это был удивительный опыт. Конечно, в большой степени некомфортный, но наблюдать за работой медийной машины и за тем, как она делает тебя своим инструментом, было очень увлекательно. Я допускал, что серия вызовет резонанс, но совершенно не представлял себе, как именно все будет происходить. После этих событий я много размышлял о работе медиа в современном мире и сделал несколько проектов на эту тему.

— Твой отказ публично комментировать шквал обвинений в вандализме, уничтожении частной собственности и даже лесных пожарах выглядел как принципиальная позиция. Не хотелось ли тебе высказаться в ответ?

— Как художник, я чувствовал себя абсолютно высказавшимся, мне нечего было добавить, и была уверенность, что реагировать на это не имеет смысла. Было интересно просто наблюдать за медийным экшеном, за тем, как манипулятивная информация влияет на людей и пытается вызвать у них определенные эмоции и как эти эмоции влияют на отношение к проекту. Некоторые из тех, кто раньше ему симпатизировал, меняли свое отношение на негативное. Кому-то он, наоборот, стал нравиться, хотя до этого был неинтересен.

— Безусловно, «Родина» стала очередным проективным тестом, который выявляет полярность общественного восприятия. Что именно, на твой взгляд, вызвало негодование публики?

— Мне кажется, что проект попал в больную точку общества, связанную с тем, что люди часто ищут опору в прошлом, которое давно мертво, но расстаться с которым сложно. Это такой постимперский синдром: люди представляют былое величие и тоскуют по нему. По-хорошему, надо это пережить и двигаться дальше, а не держаться за старые, навсегда умершие вещи. Конечно, во всех нас сидит такая ностальгия, тоска по прекрасному прошлому — совершенно иллюзорному конструкту. Когда этот образ рушится, люди теряют опору под ногами. Возможно, они чувствуют одиночество и злятся на того, кто пытается у них это отобрать.

— Насколько ты ощущал свою уязвимость как художник и гражданин в ситуации травли?

— Я всегда тщательно готовлю свои проекты, исследую материал, консультируюсь с юристами, поэтому я был абсолютно уверен в том, что никому не навредил и все делал в рамках закона.

— Вернемся к тому, что ты назвал трансформацией. К чему привели тебя размышления об истории?

— В последнее время я скорее пытаюсь почувствовать настоящий момент, чем думать о прошлом. Прошлое меня стало интересовать в меньшей степени, потому что это абсолютно субъективный конструкт, который можно создавать и воспринимать совершенно по-разному, как и будущее. Поэтому сейчас я больше сфокусирован на настоящем. Мой проект «Герои» — о том, как сегодня конструируется прошлое. От прошлого остались кости — это факт, но чьи это кости — неясно. Примерно известно, при каких обстоятельствах погибли их обладатели, — и ничего больше. Я создаю с их помощью конструкт, который полностью манипулятивен, то есть не связан ни с каким другим фактом. Точно так же работают медиа, обслуживающие власть, — создают искусственные конструкты.

— И конструкты эти яркие и красочные, как кости на твоих снимках?

— Да. Взять, к примеру, образ войны. В медиа этот образ постоянно смешивается с развлекательным контентом, и зритель тем самым дистанцируется от чужих страданий. Происходящее превращается в очередное шоу и включается в систему потребления. Выражение «театр военных действий» описывает эту конструкцию сценического представления, которое разыгрывается в медиа перед зрителем. Чтобы налогоплательщики оплачивали войну, необходимо создавать образы врага и героя. И, конечно, эти образы в большинстве своем абсолютно манипулятивные. За эти два года я побывал на одной из ближневосточных войн, в местах, где шли боевые действия. Я сделал проект под названием «Декорации», он был представлен в Афинском музее современного искусства. С помощью мощных прожекторов и вспышек с цветными фильтрами наподобие тех, что используются в рекламе или при создании музыкальных клипов, я задокументировал последствия военных действий. Я хотел показать войну как декорацию, такое адское представление, во время которого люди страдают и умирают. Но если в театре декорации можно убрать, то после войн они всегда остаются на очень долгое время — остаются в руинах, в памяти и в реальных травмах людей. Реальны смерть и страдания, а не то, что из них делают медиа.

— Связан ли твой новый проект с акциями протеста и «московским делом»? Обычные люди становятся героями — такими же жертвами системы, какими были безымянные жертвы репрессий, останки которых ты показываешь в новой серии?

— Для меня конструкция героя и антигероя скорее субъективна, чем объективна. Героем может стать любой — начиная с маленького мальчика, который помог маме донести сумки, заканчивая солдатом, бросившимся под танк. Тут очень большая градация, но меня больше интересует, как российские медиа используют этот образ, эксплуатируют его, воскрешают нужных им героев и предают забвению ненужных, утверждая власть над жизнью и смертью. Мне кажется, что в российских СМИ — да и в мировых тоже — разворачивается красочная истерия по поводу прошлого и его героев. Например, предвыборный лозунг в США «Сделаем Америку снова великой», безусловно, связан с воскрешением. У России есть панфиловцы и новый антигерой — Украина. То есть сами события исчезают за мифологией героизма и шумом, который ее окружает, приобретая новые смыслы.

— Где ты откапывал эти кости?

— Ну, я их не откапывал. Есть много разных людей из археологических научных организаций, которые занимаются поиском останков в местах больших сражений или массовых расстрелов. Иногда им удается установить личности погибших и разыскать их родственников. Но в основном это неопознанные останки, которые потом просто цивилизованно хоронят. Я связался с такими организациями и попросил на время такие безымянные кости. Те, что мне дали, были найдены на территории ГУЛАГа на Крайнем Севере и в Воронежской области. Я их отмыл, затем нанес люминесцентный состав, который легко смывается, и провел съемку с использованием вспышки с цветными фильтрами, создавая из этих костей разнообразные конструкции. Потом смыл краску и вернул обратно для захоронения.

— Как ты себя чувствовал при этом?

— Если честно, маньяком каким-то. Самому себе я напоминал героя сериала «Во все тяжкие». Вроде обычный человек, и вдруг он надевает костюм, маску и занимается совершенно дикими вещами. У меня тоже были защитный костюм, перчатки, маска и довольно безумный процесс. Я просто старался абстрагироваться и следовать художественной задаче. Иногда, создавая произведение, обнаруживаешь себя за неожиданными занятиями и ловишь себя на мысли «что я вообще тут делаю, чем занимаюсь?» Но это интересно, когда твоя работа заводит тебя в странные ситуации.

— Пока работал, представлял себе заголовки вроде «Скандально известный художник глумится над костями»?

— Их множество можно придумать, это обычное производство медийных конструктов. Но у меня не было цели кого-то оскорбить или издеваться над чем-то, потому что это не может быть целью искусства. Возможно, некоторые думают иначе: это их право. Меня это не беспокоит, я все делал в рамках закона. Для меня проект «Герои» — это результат размышлений о том, что сейчас происходит. Мы все живем в агрессивной информационной среде, в которой медиа создают адских существ, нападающих на своих зрителей, чтобы манипулировать нашей реальностью.

ИСКУССТВО: ВЫБИРАЙТЕ ГЕРОЕВ ДЕСЯТИЛЕТИЯ

Понравился материал? Помоги сайту!