Постфеминистский гиньоль, цементный гротеск и Ленин в шалаше

Фестиваль современного искусства «Впередсмотрящий» (The Lookout) обрушился на Петербург массированным пиаром и непривычной активностью Северо-Западного филиала ГЦСИ в составе РОСИЗО. Обещали разместить в форту «Константин» — месте вроде бы брутальном, но вполне туристическом — десятки актуальных арт-объектов. По факту осмотреть все предложенное оказалось непросто — из-за специфической схемы выставочных залов и промозглого холода в них. Рассказывает Анастасия Семенович.

Одно из первых помещений у входа — комната видеоинсталляций, где стоят на мольбертах мониторы с прилагающимися наушниками. Инсталляции у кого-то длинные, медитативные, у кого-то напряженные, а местами это, кажется, просто поток сознания. Ловлю себя на мысли, что зал будто намеренно неудобный для гостей — много требующий, мало дающий. К наушникам выстраиваются очереди, воспринимать многосложный видеоарт, когда рядом родители успокаивают нетерпеливого ребенка, а за ними еще пять человек ждут, когда вы передадите наушники, мягко говоря, непросто. Авторы весьма мнительно настаивают на погружение в свои работы — будь то вынутая из детства умильная история Татьяны Ахметгалиевой или «Blow Away» Андреа Станислав, туманно отсылающая к теме геноцида коренных американцев.

Самый ясный образ получился у Вики Илюшкиной. Ее «Лагерь» — более десяти минут съемки заброшенного пионерлагеря, видео сопровождает сказка про девочку, которая играла «черными-черными кубиками», из-за чего ее нашел «черный-черный тюльпан». Экспликация сообщает: «Призраки бродят по пионерлагерю», — и заброшенность детских кроваток и общих комнат удачно вписывается в антураж форта, где тоже наверняка есть призраки. Проблема неприспособленности к зрительскому просмотру остается, но, как говорят великие, наши ожидания — наши проблемы.

Татьяна Ахметгалиева. Исчезнувшие лестницы (2015). Видео. Общий вид зала видеоинсталляций. Валентина Луценко. Кто-то насыпал земли (2019). Двухканальная видеоинсталляция. Сергей Катран. Зал ожидания (2019). Интерактивная инсталляция
© Анастасия Семенович

Хотя на фестиваль зазывали людей семейных (для детей до 12 лет вход свободный), художники не готовы делать зрительское искусство — то, которое «просто красиво». А интерактивных игровых вещей, рассчитанных на азарт и любопытство, в форту не так много. Тут хочется вспомнить на удивление удачную выставку Русского музея «Союз молодежи» в Корпусе Бенуа (удачно все, кроме названия). Здесь про интерактив и игру речи, конечно, нет — музей показывает традиционные двухмерные вещи, — но в рамках живописи/графики экспозиция оказалась отчаянно эклектичной, организованной по броскому, почти «клиповому» принципу. Некую веху или мастера можно оценить секунд за тридцать, стоя в одной точке и обернувшись кругом. В центре зала — перегородка со знаковой вещью, за которой все начинается заново — другое настроение, явление, мастер. Четкая ритмическая организация рассчитана на комфорт зрителя даже в плотном потоке, и этой «удобной» режиссуры восприятия мне не хватает в форту, хотя, очевидно, дискомфорт и демонстративное невнимание к зрителю — часть замысла.

Тут предполагалась «актуализация огромной игровой индустрии для арт-сцены», а получился конъюнктурный подмалевок к триумфу сериала.

«Впередсмотрящих» сложно в этом упрекнуть: старый холодный форт — не выставочный зал и не модное «творческое/креативное пространство» с пуфами. Это место, куда родители не пускают маленьких детей, лабиринт, милитаристский Хогвартс пятилеток, наконец, для взрослых дядь и теть — памятник истории в сомнительном состоянии. Там холодно, не отремонтировано и не убрано, окна заколочены где чем, жуткие двери-решетки скрежещут по полу. Большинство залов — жутковатые мешки без окон, но с вентиляционными шахтами, из которых вас обдает шумами соседних объектов. На полу — рельсы, по которым некогда возили орудия, но в темноте вы скорее ощущаете их под подошвой, чем видите. В общем, локация мощнейшая, но и способная перекрыть недостаточно уверенные высказывания.

Некоторые решили, так сказать, следовать подсказке сооружения. Эффектно смотрится инсталляция с провокационным названием «Можем повторить» (авторы — Марина Алексеева, Владимир Раннев, Сергей Карлов). В вызывающе красной комнате за шторкой соблазнительные женские губы жуют металл и изрыгают снаряды: ракеты, гранаты и прочие предметы национальной гордости. Возможно, слишком в лоб, но нынче так модно, да и площадка добавляет проекту очки.

Александр Шишкин-Хокусай, один из авторов павильона России на Венецианской биеннале этого года, был заявлен чуть ли не хедлайнером кронштадтского фестиваля. Художник высказался на беспроигрышные темы: феминизм и Чернобыль. «Спасите наши души» (2016) — деревянные скульптуры-марионетки, размахивающие флажками, пользуясь морской сигнальной системой, и одновременно имитирующие танец, напоминают рисованные фигуры в древнеегипетских гробницах — синхронностью, угловатостью, четкостью. Художник уведомляет, что «снимает тему эмансипации», заявляя, что человек — бесполое существо. Впрочем, флажками машут для пущего эффекта женщины, а сама скульптура похожа на декорацию триллера. «Утро в Чернобыле» (2016) — постапокалиптические пейзажи, населенные уже знакомыми фигурками. Тут предполагалась «актуализация огромной игровой индустрии для арт-сцены», а получился конъюнктурный подмалевок к триумфу сериала.

В конце очередного коридора, в полутемных комнатах — «Цементная оперетта» Павла Игнатьева. Будто стружка, счищенная с поверхностей вымышленной архитектуры, веселые гротески из бетона. Это чуть ли не единственный кусочек эстетики на выставке, нечто тонкое, ставящее во главу угла форму, а не актуальный этический посыл (будь то напоминание о геноциде индейцев или феминизм). Скульптора удивил факт, что некогда чуть ли не весь цемент Российской империи уходил на оборонительные сооружения Кронштадта, из-за чего Петербург мог недосчитаться дворцов и мостов. И цементные гротески — срез той самой красоты, которой нет. Пожалуй, самый петербургский экспонат, несмотря на ряд вещей с более явным местным позиционированием.

Многие работы говорят скорее о взгляде авторов внутрь себя, нежели вперед: это «Беспокойство» Анны Франц, «Чего я еще жду?» Стаса Багса и «Иллюзии» Ольги Божко. «Беспокойство» — кусок ткани, похожей на тяжелую блестящую штору, теребит поток воздуха от вентиляторов. Будто великанша в нарядных брюках быстро шевелит ступнями — впрочем, это очень вольная ассоциация, надо признать, что чувство тревоги от созерцания ткани все же появляется. В лощеном или хотя бы отремонтированном, сухом и светлом помещении великаншины брюки могли не сработать так. При мне молодая пара нашла, кажется, самый верный вариант восприятия шевелящейся «шторы» — парень раскачивал девушку за плечи, а потом вдруг отправил в сторону объекта.

Будто великанша в нарядных брюках быстро шевелит ступнями — впрочем, это очень вольная ассоциация, надо признать, что чувство тревоги от созерцания ткани все же появляется.

«Чего я еще жду?» — клетка, в которой механизм заставляет работать небольшую гильотину (еще один предмет, усиленный местом). Клетка — метафора власти, тема свободы и освобождения хоть и не раскрыта (лезвие не опускается до конца, гильотина работает вхолостую), но нерв работы удачно резонирует с локацией (рядом — жутковатая дверь-решетка между залами). Ну а «Иллюзии» — менее зрелищная работа, посвященная границам в самом разном их понимании: кубики цвета хромакея и серо-белого пустого места в графическом редакторе. Опять же в контексте форта с отсыревшими толстыми стенами и лужами в темных «мешках» — традиционными атрибутами границы — кубики и граница цифровая выглядят изящной шуткой.

Есть и недосказанные вещи: «Зеленый кабинет» Ирины Кориной, компактная надувная копия памятника-шалаша у музея Ленина в Разливе. Надо пояснить, что оригинальный «Шалаш» открыли в 1928 году в районе нынешнего Сестрорецка, где вождь мирового пролетариата скрывался летом 1917 года под видом косца. Сейчас там атмосферный семейный музей, не лишенный самоиронии (в год столетия Октябрьской революции там закатили чуть ли не лучшую программу Ночи музеев из всех, что я видела). Проблема «Шалаша» в том, что туда всегда хочется залезть, как в домик. А в надувной шалаш, понятно, не заберешься. Корина отмечает театральность оригинальной площадки и мотивирует надувную копию тем, что «памятник» теперь можно собрать за минуты в любом месте, а «надувная скульптура несет в себе наслоения вранья». Так или иначе, в форту шалаш лишен флера походно-революционной романтики и выглядит немного нелепо, как фрагмент декорации в кладовке, где он лишен магии сцены. «Мама, что это?» — спрашивает мальчик лет пяти. «Это современное искусство», — с тяжелым негативом сообщает мать.

Корина отмечает театральность оригинальной площадки и мотивирует надувную копию тем, что «памятник» теперь можно собрать за минуты в любом месте, а «надувная скульптура несет в себе наслоения вранья».

На примере «Кабинета» заметно, как упоенно художники эксплуатируют внутреннюю повестку и мемы. Вспомните хотя бы ноги эрмитажных атлантов в Венеции — безусловный, всегда актуальный петербургский символ, обескураживший более широкую публику. «Впередсмотрящий» грешит подобным: один из фотогеничных объектов форта — маяк со смотровой площадкой — предлагает скачать приложение и увидеть арт-объект в виртуальной реальности. Маяк в красно-белую полоску, на красном прорисован Владимир Маяковский — точно как на станции метро «Маяковская». В виртуальной реальности вокруг маяка появляется слово «ЛЮБЛЮ», оно крутится над Маяковским.

Маяк на смотровой площадке форта и виды Кронштадта
© Анастасия Семенович

— Ребят, а покажите, что там, а то у меня в телефоне нет места, чтобы скачать приложение.

— Сейчас, вот: «бл…»

— «Б∗∗»?

— Нет, «люблю»: это, видимо, про Лилю Брик, здесь же Маяковский. В общем, не стоило того, чтобы скачивать приложение.

— «Б∗∗» было бы концептуальнее.

— Можно взломать и дописать, будет «люблю, б∗∗».

— Просекко не открывали еще?

Люди пришли провести время, посидеть у маяка с вином и видом на воду. Рядом причал, тут водят обычные, не фестивальные, экскурсии, зычные голоса рассказывают об истории форта. «Впередсмотрящий» будто в другой реальности — современное искусство, помянутые художнические мнительность и требовательность к зрителю. И это не плохие качества: авторам важно и нужно работать на (простите за пафос) искусство, а не на потребителя. Но «Впередсмотрящий» будто не определился с форматом: легкого, фестивального, игрового в форту немного, но нет и продуманных авторских концептов, которые выстроились бы в нечто целое. Здесь есть «позорные трубы» из втулок, через которые можно смотреть на море, и надувной «Шалаш», но развлекательный аспект перекрывает многоголосие недосказанности и непроработанности. Если совсем отмести фестивальную сущность и оценить «Впередсмотрящего» как явление современного искусства, пазл все равно не сложится. Обещанное переосмысление темы границы, взгляд «за горизонт», обострение понятий «свой/чужой» не состоялись, мы по большей части наблюдаем сугубо авторское самокопание. Это скорее взгляд внутрь себя, нежели вперед; опять же — криминала тут нет, но уж слишком расходится с заявкой.

ПОДПИСЫВАЙТЕСЬ НА КАНАЛ COLTA.RU В ЯНДЕКС.ДЗЕН, ЧТОБЫ НИЧЕГО НЕ ПРОПУСТИТЬ

Понравился материал? Помоги сайту!