«Облачная комиссия» — это ОК

Недавно без лишнего шума, хоть и не тайно, в галерее Iragui открылась выставка Аркадия Насонова и Софии Израель, посвященная более чем двадцатилетней деятельности «Облачной комиссии». О том, как проходило художественное делопроизводство, рассказывает Дарья Курдюкова.

Можно было бы подумать, что название образованной в 1992-м Аркадием Насоновым и Дмитрием Лигеросом группы «Облачная комиссия» (ОК) — парафраз, а то и пародия на «небесную канцелярию», на которую то и дело пеняет человечество, когда уже не знает, на кого еще попенять. Но «имя» ОК взяла от настоящей, исследующей облака организации. Сперва к Насонову и Лигеросу невесть каким ветром занесло книжку 1930 года, озаглавлена она была «Руководство для определения облачных форм» и издана Главной геофизической обсерваторией под руководством Облачной комиссии ГГО. Вот художники и решили для пережившей 1991 год страны возродить ОК, заодно — стараниями Татьяны Деткиной и Владимира Могилевского — переиздав советское пособие.

Впрочем, ассоциации с небесной канцелярией не стоит сбрасывать со счетов: комиссарам, вступавшим в ОК, давали бланки ОК. Группа получилась внушительная — всего за долгие годы там собралось под полторы сотни комиссаров, — но разрозненная: билеты ОК получили, между прочим, и Влад Мамышев-Монро, и Ольга Чернышева. Бумажная волокита всевозможных канцелярий и комиссий перетолковывалась в насоновских бланках саркастично — аккуратные рисунки дополнялись старательно выведенными комментариями, хранящими привкус кондовой казенной лексики, но доведенной до абсурда, до какого-то шизофренического потока слов. «Облачная комиссия сопереживает», — значится на бумажке, где ножницы распатронили напополам облако и из него полились «слезы» дождичка. ОК тут и «сводит счеты», и «сожалеет о случившемся», и «запугивает», и «постановляет», и «осуждает», и «не отвечает за последствия» — словом, ведомственный вокабулярий пущен в дело, но скомпенсирован картинками, где комиссары занимаются бессмысленными, зато веселыми делами — корректировкой погоды, скажем. ОК, как и подобает концептуалистам, новые смысловые акценты искала в зазорах, образующихся от соединения элементов из совсем разных опер. «Имя» группы впитало строгость научного подхода и парадоксальным образом смешало ее с канцелярским духом и с художественной развязностью. А само название тут — как отражение метода работы, соединение несоединимых вроде бы контекстов.

«Облачная комиссия», из серии «Вознесение наблюдателя», 1993-1996

Сверх того, для группы, где на первых ролях выступает Аркадий Насонов, ключевым моментом стала фиксация (ну или конструирование, что в данном случае одно и то же) реальности, но фиксируют ее, то и дело углубляясь в дебри сна. Потому частенько это кажется подернутым плотной галлюцинаторной дымкой. Один из комиссаров ОК Павел Пепперштейн описал Насонова, отталкиваясь как раз от имени: «Само его имя много сообщает о нем и его творчестве — сочетание райского дискурса (Аркадия) с полусказочным онейроидом, напоминающим байки, рассказываемые “на сон грядущий”, слова, сильно размываемые наступающим сном». Младоконцептуалист Насонов прошел выучку на постановочном факультете Школы-студии МХАТ, и хотя бы отчасти этим объясняется его тяга к синтетическому творчеству, где перформансы, инсталляции, графика и тексты сплетаются в единый способ исследовать окружающее. Одновременно эти исследования самоироничны, ведь если художественное творчество принято называть научным словцом, то тут ОК акцентирует диссонанс самим названием.

«Облачная комиссия», из серии «Антиподы», 1999

«Коллективные действия» (КД) придумали «Поездки за город», «Облачная комиссия» тоже жила по собственному сценарию. Смысл был в самом процессе проживания какой-то истории. Вот проникла, скажем, ОК в павильон «Птицеводство» на ВДНХ (акция «Отцы и дети») — мол, пришли снимать рекламу фосфатных удобрений (за таковые сошел принесенный с собой синий порошок), а на самом деле — яиц поесть. Это их выступление отчасти наследует акции 1975 года, проходившей тоже на ВДНХ, но в пространстве ДК, где во время выставки нонконформистов Геннадий Донской, Михаил Рошаль и Виктор Скерсис уселись в гигантское гнездо (отсюда и пойдет название группы «Гнездо») с табличкой «Тише! Идет эксперимент!». В другой раз облачные комиссары забрались в Музей Станиславского, пока некому было их оттуда выгнать, — и давай вещи Константина Сергеевича нитками обматывать, «Коконизацию» проводить. А одну из самых известных своих акций ОК устроила в Планетарии в 1993-м — презентация репринтного издания того самого облачного определителя превратилась в действо, синтезировавшее визуальное (выставка) с вербальным (поэзия) и добавившее еще к тому музыку: любой мог вступить в ряды комиссаров, выбрав облака для наблюдения и получив от ОК документы. «Облачная комиссия» командировала сама себя и за пределы отечества — в 2000 году, гонимая то ли гуманистическим пафосом, то ли постмодернистским ерничеством, в Амстердаме расклеивала листовки в районе красных фонарей, предлагая, среди прочего, устроить по соседству Зеленую улицу с офисными служащими («Район зеленых фонарей»).

Набор бланков «Облачной комиссии» и скульптуры наблюдателей 1992, 2013© ГалереЯ Iragui

Но — возвращаясь к разговору о старшем поколении, о КД — члены ОК отправлялись и в Подмосковье. «Зона отдыха строгого режима» — как раз такой вояж 1998 года. Обсуждение снов привело художников к глубокомысленному выводу, что в царстве Морфея, когда дело касается отдыха, им грезятся то советские курорты и пионерлагеря, то тюрьмы с казармами. Соответственно, проверить впечатления они поехали на станцию Отдых, где в одноименном поселке нашли участок Зеленая Зона и немедленно узрели закономерность в названиях улиц: «мы обнаружили, что все параллельные улицы зоны названы именами русских писателей-классиков, а перпендикулярные им носят милитаристско-героический характер, стоя на страже параллельных литературно-текстовых рубежей и не давая им возможности пересечься». Поскольку главными достопримечательностями там оказались дачи Вертинского и Шаинского, облачные комиссары решили, что Пьеро тут сосуществует с Чебурашкой, а Зеленая Зона — это «зеленый сигнал», выброс Коллективного Бессознательного в мозги отдыхающих (а разом и заключенных, поскольку дачные участки от посторонних глаз отделяли колючая проволока да собаки). В общем, все эти архивные записи можно счесть потоком сознания, можно и вовсе графоманией, но читать любопытно — примерно как наблюдать за облаками.

«Облачная комиссия», из проекта «Инфантильные космогонии», 1993

Хотя одним из самых активных участников ОК был Аркадий Насонов, смысл всего предприятия он описывал именно как коллективное созидание, где важным моментом была имперсональность. Взять хотя бы введение «фирменной» печати ОК или документации перформансов с обозначением участников по номерам комиссарских билетов. Та же имперсональность, поиск коллективного творческого начала, была в проекте «Великий Ничей» 1998 года. Насонов набрал фотографий из архива своего деда Владимира Мотыля — карточки со съемок. Кино — история, рассказанная кем-то о ком-то. ОК решила сместить акценты, и к разным фотографиям, составившим нечто вроде коллажа-раскадровки, Насонов придумал новую историю с Сергеем Ануфриевым, а с Иваном Дмитриевым написал плюс ко всему этому картину с героем, актером Василием Ливановым, и режиссером Мотылем. К символической деперсонификации героя-актера, поставленного в новые обстоятельства, добавлялась деперсонификация творчества, почти мануфактурный способ разделения труда. И даже когда Насонов предложил устроить в сортире в коммуналке, которую снимал на Новослободской с друзьями, Галерею одного зрителя (просуществовавшую там с 2004 по 2006 год и перебравшуюся на улицу Довженко в 2011-м), сама подача выставок — вместе с реакцией приходившей туда тусовки — была сродни хэппенингу, коллективному созданию не столько произведения, сколько реакции на него.

Печать «Облачной комиссии»

Деятельность «Облачной комиссии» замешена на игровом начале — как на рубеже 1970—1980-х было с группой «Мухоморы», а затем — с «Чемпионами мира». Но в отличие от них здесь все делалось не только и не столько ради шутки, а скорее сродни «Инспекции “Медицинская герменевтика”» Павла Пепперштейна, Сергея Ануфриева и Юрия Лейдермана (в начале нулевых к ним присоединился и сам Насонов) — ради абсурдистских, галлюциногенных поисков новых смыслов. И при установке на алогичность действий. И «Облачная комиссия», и другое насоновское начинание — поэтическое общество «ТАРТУ» — предлагали модель мирка, в основе которого было сотворчество разных направлений. И мирок этот, вылупившийся в начале 1990-х в рухнувшей империи, но в присутствии витавшего в воздухе ее духа (недаром в Амстердаме уже в 2000 году ОК предлагала скрестить российский и советский гербы), когда жила культура сквотов (Насонов был связан с открытым Александром Петлюрой «Заповедником искусств на Петровском бульваре», да и Галерея одного зрителя стала сквотом) и горячились московские акционисты (для тех, впрочем, было очень важно именно персональное высказывание), — так вот, тот мирок был альтернативой и казенным учреждениям, и способу делопроизводства. Безбашенные ребята, которым, с одной стороны, время позволило работать не в андеграунде, а с другой стороны, которые еще не были ориентированы на формат и запросы арт-институций, ловко доводили до полной бессмыслицы любое свое начинание. И этот метод тоже был и альтернативой, и вместе с тем параллелью всему официальному.

Понравился материал? Помоги сайту!