Музей — это общее! Друг или истина? Команда или критика?

— Это мое!
— Нет, мое!
— Это общее!
— Это мое общее!

«Музей — институт гражданского общества», — заявляет директор Эрмитажа Михаил Пиотровский. «Мы все — институция», — говорит художница Андреа Фрейзер. Этической «дыркой от бублика» сегодня, когда на смену советской авторитарной этике еще не пришла капиталистическая корпоративная, оказывается вопрос (само)критики музеев в публичном поле, особенно в социальных сетях. Так, в конфликте разных «этик» — профессиональной и сетевой, — разговора, который, по Полю Рикеру, «пришел» на смену моральному диктату, не получается. Музейного сотрудника увольняют после одиночного пикета против политики министра культуры. У искусствоведа, выступившего на сетевом ресурсе с критикой институции, которую он считал «делом общим», эта же институция отменяет лекцию. Журналиста-музейщика, критиковавшего соседний отдел в прессе, игнорируют коллеги. Обозревателя издания по искусству перестают публиковать после неодобрительного отзыва (на другом информационном ресурсе) на выставку из фонда владельца этого издания. Так круг замыкается. Не согласен с действиями администрации — увольняйся. Не согласен с политикой Министерства или Департамента культуры — молчи. Хочешь критиковать проекты собственного музея — не смей, уважай коллег и не порочь репутацию команды.

При всем этом сеть, которая многим за откровенность ломает карьеры, для других оказывается эффективным ресурсом борьбы за свои права. Так, директора двух московских институций, уволенные в одночасье, во многом благодаря заявлениям в социальных сетях добиваются реакции сообщества, руководства и компенсаций.

Что делать? Как выяснилось в ходе нашего опроса, сами музейные работники придерживаются порой противоположных, полярных мнений по «главным» вопросам: наличие сетевого аккаунта, критика музея в сети (ответственность или «оригинальничание» и «вынос сора из избы»?), проявление гражданской позиции на митингах и акциях протеста. Мы призываем всех желающих музейщиков ответить на вопросы анкеты в комментариях к материалу.

Вопросы:

1. Есть ли у вас личный профиль в соцсетях? В каких — Facebook, Twitter, Instagram, «ВКонтакте» и т.д.? Закрытый или открытый? Общаетесь ли вы со своими подчиненными в соцсетях? Следите ли за публикациями на официальной странице музея? Помогает ли профиль (зам)директора привлечь внимание к проектам музея, повысить посещаемость?

2. Считаете ли вы допустимой критику сотрудниками проектов музея в личных аккаунтах в соцсетях, блогах? Почему? Считаете ли вы допустимой критику сотрудниками проектов музея в СМИ? Почему?

3. Как вы относитесь к участию сотрудников вашего музея в акциях, пикетах, митингах, направленных в том числе на критику инициатив и деятельности Министерства культуры, Департамента культуры города Москвы? К подписанию подобных петиций в интернете?

4. Что для вас значит термин «корпоративная этика»? Проводили ли вы в вашей организации собрания и инструктажи по «корпоративной этике»? Если да, то что запрещено делать сотрудникам вашего музея?

5. Были ли случаи нарушения корпоративной этики в вашей организации? Опишите их. Какие меры были применены к «нарушителям»?

Леонид Бажанов
Ольга Данилкина
Дмитрий Озерков
Елизавета Лихачева
Александра Селиванова
Анна Петрова
Василий Успенский

Леонид Бажанов

художественный руководитель ГЦСИ

К вопросам

1. Есть: в Facebook, открытый, насколько я понимаю. Не думаю, что личный профиль в моем случае тесно связан с ГЦСИ.

2. Считаю, что личная позиция всегда может быть опубликована. Но в личном профиле в соцсетях вряд ли кому-то придет в голову критиковать проекты своей институции — для этого есть иные профессиональные площадки, сцены, трибуны. В том числе и немногочисленные художественно-критические периодические издания.

3. Не наблюдаю особой активности в этой области, но думаю, что гражданская, профессиональная позиция может (в соответствии с нашей конституцией) выражаться любым путем.

4. Сейчас наш отдел развития готовит некоторые инициативы в этом плане. Собираюсь участвовать в их коллегиальном обсуждении.

5. Нет в памяти. Надо подумать над ответом.

Ольга Данилкина

бывший сотрудник ММСИ, критик, главный редактор сайта Aroundart

К вопросам

1—5. Думаю, что публичная критика — это совершенно нормально. Другой вопрос, как это влияет на репутацию музея. Но это проблема не конкретного сотрудника и публичной критики, а отношений внутри институции, ее работы с внутренними коммуникациями. На мой взгляд, если предъявление и обсуждение волнующих вопросов конструктивно с начальством и коллегами внутри институции — это регулярная практика, то и не будет потребности делать это публично. Это идеал, к которому хочется стремиться, но, в конце концов, может быть и четко прописанная и обоснованная корпоративная этика, которая обозначает границы, а не просто висящее в воздухе ожидание, что сотрудники будут априори содержать какие-то нормы в своей голове.

Со мной был один случай. В прошлом я имела опыт работы в ММСИ в Научном отделе, параллельно публикуясь на Aroundart. В первые месяцы работы в музее я, не помышляя никакого вреда, написала текст об имиджевых позициях существующих школ современного искусства. Работая над текстом, я даже не вспомнила, что школа «Свободные мастерские» относится к моему месту работы, — настолько я не была связана в своих обязанностях с ней — и соответственно опиралась в высказываниях исключительно на открытые источники. На публикацию я получила неодобрительные кивки от начальства и PR-службы и довольно резкий ответ на мое предложение Дарье Камышниковой (руководителю «Свободных мастерских». — А.Б.) дать большое интервью для сайта в случае, если ей показалось, что моя заметка могла как-то навредить репутации школы. Такая реакция меня крайне удивила: с одной стороны, статья была не в милость, с другой — обсуждать ее суть и компенсировать ее потенциальный репутационный вред никто не захотел. Конструктивного ответа я так и не получила и в чем моя ошибка — так и не поняла. Для меня эта история осталась курьезом.

Мне кажется, что любые попытки заставить своих сотрудников молчать под фонограмму — от нежелания общаться на равных, от непонимания совместной работы как взаимовыгодного обмена, а не барского содержания.

Если есть что сказать — надо критиковать в лицо. Так можно добиться цели.

Дмитрий Озерков

заведующий Отделом современного искусства Государственного Эрмитажа, руководитель проекта «Эрмитаж 20/21», хранитель французской гравюры XV—XVIII вв. Государственного Эрмитажа

К вопросам

1. Есть в Инстаграме и Фейсбуке. Все открыто. Не общаюсь. Слежу. Помогает. Повышает.

2. Допускаю и не вижу проблем, но считаю такую критику глупой. Это вынос сора из избы. Если есть что сказать — надо критиковать в лицо. Так можно добиться цели. А то киберкритики ее адресат может и не заметить. Для этого есть комиссии, обсуждения в музее. Есть разговор с дирекцией, письмо в дирекцию. Иначе такая критика выглядит как форма пиара собственной оригинальности, что глупо. Возникает вопрос: зачем ты там работаешь, если все так плохо?

3. Отношусь с пониманием, но считаю, что нужно разделять гражданскую позицию и профессиональную деятельность. Это очень разные вещи в любой сфере, не только культурной.

4. Корпоративная этика — это уважение к своим коллегам. Не проводились.

5. Нет.

Иногда только публично высказанное мнение сотрудников помогало решить ту или иную проблему. Или исправить несправедливость.

Елизавета Лихачева

старший научный сотрудник Государственного музея архитектуры им. А.В. Щусева

К вопросам

1. Есть все, кроме Твиттера. Все профили открытые. Общение с коллегами — одна из причин появления аккаунтов.

2. Нет, не считаю. Публичная критика проектов музея, где работаешь, особенно тех, в которых не участвуешь, — это нарушение этики. Мне кажется, что критика, исходящая от сотрудника музея, то есть человека, по определению воспринимающего любой проект изнутри, — это не критика. Довольно часто все сводится к банальному сведению счетов. В частной беседе — сколько угодно, в публичном пространстве лучше воздержаться. Это мое мнение. Но правил нет. Иногда только публично высказанное мнение сотрудников помогало решить ту или иную проблему. Или исправить несправедливость. Так что готового ответа у меня нет. В конечном итоге что и как писать в своем аккаунте — личное дело каждого.

3. Человек в свободное от работы время может делать все, что ему заблагорассудится. Музей — не цензурный комитет.

4. С этикой все просто: не переходить на оскорбления, не сводить счеты с сослуживцами. Все остальное — на волю высказывающегося. Инструктажи не проводились. И если бы таковые были, я бы их проигнорировала и сотрудникам своим посоветовала бы сделать то же самое. Мои профили — мое личное дело.

5. Были примеры, когда те или иные публикации пытались представить как нарушение этики. Людей лишали части зарплаты, выносили выговоры. На мой взгляд, такие действия администрации неправомочны и должны оспариваться либо в судебном, либо в установленном законом порядке. В России существует конституционный запрет на цензуру. И руководителям организаций было бы неплохо помнить об этом.

В наших сегодняшних реалиях односторонней связи отвечать остается только в виде петиций, акций, митингов.

Александра Селиванова

куратор лектория в Музее Москвы, глава Центра авангарда библиотеки «Просвещение трудящихся»

К вопросам

1. Да, есть (Facebook, «ВКонтакте», Instagram). Открытые. С коллегами и начальством общаюсь и, конечно, слежу за публикациями всех отделов музея (у каждого отдельная страница, что разумно). Я использую соцсети как рабочий инструмент, в том числе и для представления проектов музея, в частности, образовательных программ. На данный момент для нашего музея публикации в соцсетях — один из самых действенных механизмов по привлечению публики, формированию постоянной, лояльной аудитории, такого «клуба друзей» музея.

2. Считаю такую критику и в соцсетях, и в СМИ (что по сути одно и то же) неэтичной и допустимой только внутри институции. Потому что на деятельность музея повлиять изнутри можно, во всяком случае, в Музее Москвы точно — это пространство, открытое для дискуссий. А значит, я в том числе несу ответственность и за решения, которые не разделяю; приходится признать, что в данном случае мою позицию коллеги не поддержали, и это нормально.

3. А к этому как раз отношусь совершенно спокойно, более того, часто участвую в подобных акциях. Потому что возможности обсуждения тех или иных решений вышестоящих органов, учредителей музея не существует; общение происходит в форме приказов и распоряжений. Поэтому в наших сегодняшних реалиях односторонней связи отвечать остается только в виде петиций, акций, митингов.

4. На мой взгляд, некий свод норм поведения, «кодекс чести» необходим в любой институции. Как раз недавно обсуждали необходимость такого кодекса для Союза архитекторов в связи с историей со сносом Таганской АТС. В нашем музее, насколько мне известно, собрания на эту тему не проводились, но всем сотрудникам был разослан документ со сводом правил, включающим стандарты работы с коллекцией, предметами фондов, поведения с посетителем и внутри коллектива и т.п. Если честно, не могу вспомнить там запретов, хотя, вероятно, что-то и было.

5. Случаи, конечно же, были, но, мне кажется, как раз не вполне этично рассказывать о них в СМИ. Эти эпизоды касались в основном конфликтных ситуаций внутри коллектива, взаимодействия с прессой. К несистемным нарушителям никакие меры, насколько я помню, не применялись. Возможно, разговор — не более.

Не осталось профильных серьезных изданий, даже рецензию на музейный проект прочитать негде: пресса ушла в режим всем удобных и лояльных анонсов.

Анна Петрова

сотрудник Отдела развития Государственного музея архитектуры имени А.В. Щусева

К вопросам

1. Есть, все открыто, стараюсь приглашать на мероприятия музея тех друзей, кому это может быть интересно.

2. Критику считаю не только допустимой, но и полезной, ведь во многих музеях нет практики совместного обсуждения проектов ни до, ни после их реализации. Иногда читать мнения музейщиков по поводу тех или иных выставок намного интереснее, чем рецензии критиков и журналистов. Я вижу музей как собрание самых разных личностей самых разных убеждений и мнений, высказывание которых только помогает наладить общение и оптимизировать результат совместной работы.

3. С большим пониманием. Сама, к сожалению, редко в таком участвую — просто нет времени. Петиции подписываю, особенно расстраивает снос исторических зданий и возведение фигуративных монументов сомнительным личностям.

4. Нет.

5. Меня вызывали к директору и отчитывали за пост в Фейсбуке с шутливой (как мне казалось) критикой проекта, в котором я сама же принимала участие. То есть это был режим самокритики, желание привлечь к проекту внимание — ведь сейчас, когда практически не осталось профильных серьезных изданий, даже рецензию на музейный проект прочитать негде: пресса ушла в режим всем удобных и лояльных анонсов. Но некоторые сотрудники музея сочли, что это подрывает и компрометирует командную работу. Я была в шоке и от того, что они обратились к директору, не попытавшись разобраться во всем со мной, и от самого тона разговора: вынесем выговор, лишим денег… Меня неделю трясло, я написала заявление с просьбой представить документы с обоснованием таких административных взысканий — но ответа не последовало, как и мер: денег не лишили, выговора не вынесли. Своей вины я не чувствую — многим моим коллегам шутка была понятна и воспринята ими совершенно адекватно.

Нормальная корпоративная этика — вещь неписаная. Она рождается из любви к своей работе и уважения к коллегам и их труду.

Василий Успенский

хранитель отделения гравюр Государственного Эрмитажа

К вопросам

1. Есть и в Фейсбуке, и в Инстаграме, и «ВКонтакте» — для разных целей и аудиторий. С коллегами общаюсь, и довольно активно. Для оперативных вопросов соцсети удобнее. За официальными музейными новостями слежу, но куда больше внимания обращаю на посты сотрудников — они интереснее, информативнее, живее написаны. В конечном итоге они намного более эффективны, несмотря на то что подписчиков у отдельных сотрудников, как правило, значительно меньше, чем у музейной страницы. Для привлечения внимания к собственным проектам также активно использую Фейсбук — чтобы донести информацию до профессионального сообщества, это одно из лучших средств. Когда писал каталог своей последней выставки «Анатомия смеха», понял, что каталожная карточка — идеальный фейсбучный пост: не слишком длинный текст, сопровождаемый картинкой, компактная завершенная история. Поэтому перед открытием выставки и сейчас выкладываю время от времени наиболее яркие сюжеты — публике, кажется, нравится.

2. Критику считаю вполне допустимой, особенно в соцсетях — это же личное пространство. Другое дело, что часто на обсуждении проекта внутри музея все молчат и одобряют, а в Фейсбуке — как раньше в курилке — разражаются критикой. Но бывают случаи, особенно в таком большом музее, как Эрмитаж, когда обсуждения того или иного проекта вовсе нет или оно закрыто для всех, кроме администрации. Если нет возможности высказать свое мнение официально, почему не сделать это в блоге? Музей работает для общества, и потому общественное обсуждение ему повредить не может. Конечно, не стоит распространять слухи, переходить на личные оскорбления. Я лично не пишу ничего, что не мог бы повторить в лицо критикуемому. Но все это относится к обычной этике, а не к корпоративной.

Серьезная критика в СМИ тоже возможна, хотя это и более ответственный формат, к нему, пожалуй, надо прибегать только в самых вопиющих случаях, когда внутри музея проблему не решить. В том же, чтобы музейные сотрудники писали рецензии на выставки в своем или другом музее, не вижу ничего плохого.

Кстати, у нас есть еще один традиционный способ донести свою точку зрения — выступление на музейной конференции: такой ограниченно-публичный формат. Но и он может быть действенным. Насколько я знаю, наш Отдел современного искусства был образован после критики Дмитрием Озерковым музейной политики в этой сфере, высказанной на одной из конференций. А буквально недавно на музейной конференции критиковали новую экспозицию Главного штаба — глядишь, и она улучшится.

3. Акции, пикеты, митинги, петиции и все другие способы донести свое несогласие с проводимой политикой вплоть до забастовки — абсолютно законные и цивилизованные способы воздействия на власть. Министерство, как и власть вообще, должно быть подконтрольно народу и в особенности экспертному сообществу. Мне жаль, что у нас этими возможностями мало пользуются. Обычные бюрократические процедуры зачастую значительно менее эффективны.

4. Последние инструктажи по корпоративной этике в Эрмитаже, к счастью, проводились еще при советской власти и назывались партсобраниями. Надеюсь, они больше не повторятся. Как сотрудник Эрмитажа, я никак не ограничен в высказываниях. Нормальная корпоративная этика — вещь неписаная. Она рождается из любви к своей работе и уважения к коллегам и их труду.

5. Насколько я знаю, администрация нашего музея — на самых разных уровнях — обращает внимание на выступления сотрудников в масс-медиа, в том числе и в социальных сетях. Откровенных репрессий не припомню, но пожурить могли.

Понравился материал? Помоги сайту!