Чем Лубянка лучше Ногина

Географические названия, будучи в первую очередь инструментом навигации, надолго укореняются в памяти. До сих пор можно услышать из уст представителей старших поколений: улица Горького, площадь Ногина, город Жданов и многое другое. Доктор филологических наук, председатель правления Гильдии лингвистов-экспертов по документационным и информационным спорам Михаил Горбаневский рассказал проекту «Музей 90-х» о том, как именно происходило массовое возвращение географических названий в конце 80-х — начале 90-х годов.

— Кем и когда впервые была поднята тема возвращения исторических названий?

— Обсуждение восстановления исторических названий началось фактически с перестройкой. В средствах массовой информации начали робко появляться первые публикации на тему того, что нас окружают такие географические названия, которые, прежде всего, неудобны в произношении и использовании — что такое «улица 26 Бакинских Комиссаров»?! Понятно, что в устной речи их стянули до «Бакинских Комиссаров» или вопроса в автобусе: «Вы на Комиссарах выходите?». Но многокомпонентные сочетания не могут успешно выполнять функцию географических названий. Потому что основная функция названия, конечно же, адресная — своеобразная визитная карточка, а вторая функция тезаурусная, или кумулятивная. Она накапливает опыт поколений, сведения историко-культурного характера, хранит ассоциативный фон, связанный как с историей, так и со старинными словами, вышедшими из употребления. С этой точки зрения названия являются не менее ценными памятниками истории, культуры, языка, географии, чем памятники археологические, литературные, архитектурные или изобразительные.

Как и археологические памятники, названия очень часто имеют несколько слоев, иногда они видоизмененные. Например, Лубянка — это не московское название, оно было перенесено из Великого Новгорода, где существовала улица Лубяница. Это произошло после присоединения Новгорода и Пскова к Москве, когда московские цари повелели переселить сюда около двухсот семей крупных новгородских бояр, чтобы лишить новгородскую землю оппозиции Кремлю и изъять очаг «диссидентства». Их поселили в Москве в районе Пушечного двора, там, где сейчас здание «Детского мира». А любые переселенцы очень часто в память о родных местах приносили с собой географические названия: например, на карте Америки несколько Санкт-Петербургов и топонимов Одесса и Москва. Поэтому, когда новгородцы переехали сюда, они сами назвали улицу Лубяница, но москвичи в устной речи переделали новгородское название в более привычный для них вид — Лубянка (как Стромынка, Ильинка, Варварка).

Бывали случаи, когда в советское время возвращалось историческое название: мало кто это знает — Гатчина какое-то время, с 1923 до 1929 года, называлась Троцком. Но историческое название, известное с XV века, вернулось не потому, что посчитали, что это такой ценный топоним, а потому, что Лев Троцкий стал врагом Сталина и советского народа. И то наименование Гатчина вернулось в 1944 году, а после Троцка это был город Красногвардейск.

И вот пришел Горбачев, началась перестройка, и появилась возможность сначала об этих топонимических темах публично говорить.

— Какие выдвигались аргументы в пользу переименований, кроме трудности в произношении?

— Вот вам пример. Метростроевская-Остоженка. Оба названия состоят из одного компонента и поэтому произносятся одинаково удобно. Но только одно из них закрывает другое, как слой на древней иконе. Названием «Метростроевская» было «записано» старинное, существовавшее с XVII века название «Остоженка» (здесь недалеко был государев конюший двор, и Остожье — это место со стогами сена, впоследствии народная память привела к тому, что улица, возникшая здесь, получила название Остоженка). И вот это уникальное для Москвы, для русской речи наименование «записано» безликим названием Метростроевская. Никто не отвергает роль Метростроя в жизни столицы. Но строительство этого участка метро так называемым открытым способом — не повод для того, чтобы старинное название, редкое, являющееся памятником русского языка и исторической географии Москвы, заменить и «записать».

Классическим примером топонимического чертополоха является 4-я улица 8 Марта. Вслушайтесь. Я уже не говорю о противоречивой истории самого праздника 8 Марта…

Была еще одна важная тема для обсуждений — то, что я впоследствии называл топонимическим чертополохом, сорняком. В советское время (до 1917 года этого почти не было) на карте Москвы появилось довольно много номерных названий, как, например, 1-я и 2-я улица Бебеля (я уж молчу о том, что Август Бебель, деятель немецкой социал-демократии, в Москве ни разу не бывал). Одним из ярких примеров топонимического чертополоха является улица 8 Марта. В Москве в районе Динамо существовало четыре улицы 8 Марта. Когда-то они назывались Истоминские улицы — по домовладельцу, потом, в 1928 году, были переименованы в честь одного из руководителей советского государства, председателя Совнаркома А.И. Рыкова, потом, когда его репрессировали и расстреляли в 1938 году, улицы опять переименовали. Классическим примером топонимического чертополоха является 4-я улица 8 Марта. Вслушайтесь. Я уже не говорю о противоречивой истории самого праздника 8 Марта…

Еще одной ошибкой в топонимике городов являлось некорректное увековечивание памяти известных людей. Например, в случае с поэтом М.Ю. Лермонтовым — он родился в 1814 году недалеко от Красных Ворот, и это сыграло определенную роль при переименовании площади Красных Ворот в 1941 году и станции метро в 1962 году в «Лермонтовскую»; а вот Лев Толстой жил в Хамовниках в Долгом Хамовническом переулке, а не на улице Льва Толстого. Вот такие замещения исторических названий улиц и площадей совершенно некорректны.

Все эти вопросы в перестроечной прессе тоже активно обсуждались вместе с политическими темами типа недостойности многочисленных названий в честь жуткого сталинского идеолога Андрея Жданова.

— А как и когда создавалась комиссия, отвечающая за географические названия?

— Такая комиссия давно существовала в структуре исполнительной власти в Москве, но ее деятельность за редким исключением была весьма формальной. Причем надо сказать, что исторический опыт у этой комиссии был неплохой. Она была учреждена после октябрьского переворота 1917 года. В начале XX века возникла такая ситуация: чтобы Москва развивалась как большой город и сложная структура, в том числе экономическая, нужно было провести некоторое упорядочивание системы географических названий, которая до 1917 года достаточно стихийно складывалась. Названия улиц в Москве, например, нередко дублировали друг друга, поскольку были связаны с наименованиями православных храмов. И в силу популярности того или иного святого, св. Николая, к примеру, или в силу особого почитания икон Божьей Матери на карте города они повторялись и отчасти затрудняли ориентирование. Для того чтобы город функционировал, нужно было устранить эту одноименность. В июне 1921 года президиум Моссовета издал специальное постановление «О порядке переименования улиц, проездов и площадей Москвы», в частности, была создана специальная экспертная комиссия, которая и готовила решения Моссовета по топонимии. Комиссия при исполкоме провела достаточно большую и корректную работу по устранению названий-дублетов; но проводились и другие изменения, уже идеологического характера. Но ведь появился в 1922 году Старосадский переулок вместо еще одного Космодамианского, в этом топониме ученые восстановили старинное название московского великокняжеского урочища Старые Сады. В комиссию входили не только чиновники, но и многие ученые, а в этом залог эффективности работы: историки Москвы П.Н. Миллер и М.А. Александровский, директор Коммунального музея знаменитый П.В. Сытин и другие. Но потом долгие годы комиссия ничем подобным не занималась, потому что в стране сформировался авторитарный режим, понеслись все эти названия в честь кого-то. А ведь мемориальные названия не являются традицией дореволюционной топонимии, а являются частью большевизма, который мудрый философ Бердяев называл «эрзац-религией». Дело дошло до того, что, как только умирал какой-то академик, его жена бежала в исполком Моссовета и говорила: «Как же так, вот они есть на карте, а мой?» — и комиссия на полном серьезе это все рассматривала. Мемориализация московской топонимии дошла до абсурда и стала нормой и сегодняшней жизни, к сожалению. Карта Москвы превратилась в топонимический пантеон, а это ненормально.

Комиссия еще раз, как птица Феникс, восстала из пепла в 1960 году, когда Никита Сергеевич Хрущев решил расширить границы Москвы и ими стала Московская кольцевая автодорога. И что получилось? Когда юридически частью Москвы стали города Перово, Кунцево, Люблино, Бабушкин, населенные пункты Бирюлево, Чертаново и т.д., в которых в соответствии с большевицкой идеологемой были свои улицы Советская, Школьная, Рабочая, Профсоюзная, Пионерская, то и вышло так, что одномоментно на карте столицы оказалось много одинаковых топонимов. Комиссии тогда надо было срочно что-то делать, и власть вспомнила, что ведь у нас же есть ученые, и они неплохо поработали: настоящие «патриархи» комиссии по названиям улиц — Г.К. Ефремов, Л.А. Ястржембский, Л.Я. Талалай и др. Они были поставлены перед необходимостью очень быстро устранить эту одноименность. И тогда были придуманы «кусты» наименований — с мотивацией названий по компасу. На севере Москвы — Беломорская, Онежская улицы, улицы Дежнева и Беринга, на юге — Симферопольский бульвар, Ялтинская, Одесская, Азовская улицы и т.п. Плюс тематические, исторические названия, такие, как Кутузовский проспект, а рядом с ним «куст названий», напоминавших об Отечественной войне 1812 года. Эта была очень хорошая модель.

Важно понимать, что комиссия ни в 20-е, ни в 60-е, ни в 80-е годы, ни сейчас не имеет права переименовывать, давать название — это делают власти. Комиссия только осуществляет экспертизу и дает рекомендации.

На момент начала перестройки комиссия не проводила практически никакой работы, связанной с восстановлением исторических названий. И вот «Литературная газета» и «Советская культура» постарались привлечь внимание общественности к этой проблеме. Люди начали присылать письма мешками — такая была реакция на эти публикации. Еще одним важнейшим фактором активного внимания к теме была деятельность Советского фонда культуры, который тогда возглавлял академик Дмитрий Сергеевич Лихачев, ставший идейным вдохновителем общественного движения за возвращение исторических названий.

И таким образом соединились три начала: научное, политическое и общественное.

— Какое событие стало отправным? Когда стало понятно, что процесс возвращения названий неизбежен?

— В 1989 году в Советском фонде культуры была организована конференция «Исторические названия — памятники культуры». Я был ее ученым секретарем. На нее приехали ученые-топонимисты — представители всех пятнадцати республик Советского Союза. Я считаю, что это был переломный момент, потому что, в частности, была разработана идея «Красной книги». То есть Д.С. Лихачев вместе со своими единомышленниками-учеными ввел в оборот понятие исторического названия как памятника. Мы должны были составить список названий, которые будут занесены в Красную книгу и ни при каких условиях не должны заменяться в Москве (Арбат, Лубянка, Тверская ул., Столешников пер., Таганская пл. и т.д.). Идея Лихачева состояла и в том, что Красная книга Москвы станет модельной — и в других городах будут созданы свои Красные книги. Плюс нужно было дополнить законодательство.

И тут раздался стук. Это Раиса Максимовна постучала ногтем по полированному столу и сказала: «Горький? Вы на кого замахиваетесь? На буревестника революции?!» Мне потом профессор Нерознак рассказывал, что у него в этот момент вся жизнь перед глазами мелькнула, и он ощутил, что возможен закат научной карьеры…

Конференция приняла однозначное решение, что надо восстанавливать исторические названия. В этом соединились научный подход и то, что народ не слишком хотел жить в советском музее, окруженный советскими названиями. Хотя многое осталось. Вот мы с вами разговариваем в моем кабинете на улице Кибальчича: Николай Кибальчич — это талантливый русский ученый, который создал эскиз реактивного летательного аппарата, но помимо этого входил в экстремистскую партию «Народная воля» и бомбы террористам своими руками создавал. За убийство императора Александра II Освободителя Кибальчича казнили вместе с Перовской, с Желябовым, с другими террористами.

— Когда поднялась тема возвращения исторического названия Ленинграду?

— К 1990 году политические процессы пошли семимильными шагами. И одним из самых мощных инструментов, указывающих на смену курса, думаю, было возвращение исторического названия Ленинграду — чтобы тем самым «нагнуть» консерваторов. Горбачев это очень хорошо понимал.

После конференции в 1989 году было принято решение вернуть исторические названия городам — например, Калинину (Тверь), Куйбышеву (Самара), Загорску (Сергиев Посад) и др. Но и до сих пор совсем не все названия восстановлены — как, скажем, Киров (Вятка), Ульяновск (Симбирск), Советск (Тильзит), Калининград (Кенигсберг) и т.д. Возглавлял этот список в Красной книге городов, конечно же, Санкт-Петербург, затем шел Нижний Новгород.

В связи с последним была интересная, знаковая история, которой я был свидетелем на заседании правления Фонда культуры (одним из членов правления была Раиса Максимовна Горбачева). Вел заседание академик Д.С. Лихачев. Заслушивались предложения ученых по списку названий городов, которые предлагались для Красной книги и для восстановления властями СССР. Профессор В.П. Нерознак (председатель Общественно-научного совета по историческим названиям) стоял с указкой у карты и перечислял: Тверь, Самара — и не дошел еще до Санкт-Петербурга (потому что о нем хотел сказать лично Лихачев), как произнес: «Также мы предлагаем восстановить название Нижний Новгород». И тут раздался стук. Это Раиса Максимовна постучала ногтем по полированному столу и сказала: «Горький? Вы на кого замахиваетесь? На буревестника революции?!» Мне потом профессор Нерознак рассказывал, что у него в этот момент вся жизнь перед глазами мелькнула, и он ощутил, что возможен закат научной карьеры…

А по поводу Санкт-Петербурга Горбачеву было выгодно использовать те настроения, которые существовали в обществе, нарушить баланс сил и дать понять всем в 1990—1991 году, что мы можем даже это. Первичные социологические опросы показывали, что население Ленинграда разделено ровно пополам. Мы в СФК предложили провести просветительскую работу с жителями. Лихачев все время подчеркивал очень важную мысль: Санкт-Петербург назван не в честь Петра I, а в честь его небесного покровителя. Таким образом подчеркивалось, что Санкт-Петербург — это не мемориальное название. И вот был объявлен референдум о возвращении городу исконного имени — Санкт-Петербург. Он проходил в Ленинграде одновременно с референдумом 1991 года, 12 июня, в один день с выборами президента России и мэра города. Жителям города на Неве был задан вопрос: желаете ли вы возвращения нашему городу его первоначального названия — Санкт-Петербург? В голосовании приняло участие около 65 процентов ленинградцев. Результат таков: более половины из них — около 55 процентов голосовавших — высказалось за возвращение городу его исконного имени. 6 сентября 1991 года Верховный совет Российской Федерации утвердил указ о возвращении городу Ленинграду исторического названия Санкт-Петербург. После этого в Петербурге, как писали СМИ, начались массовый демонтаж памятников Ленину и советским вождям, переименование улиц и площадей.

Я до сих пор считаю, что в тот момент это было на самом деле неосторожное решение. Исторические названия надо восстанавливать, это факт! Но не надо, чтобы топонимика разобщала людей и даже создавала новые зерна социальной вражды. Это очень важный тезис. Путин сейчас хочет опять разобщить людей с помощью Сталинграда. И тогда с Ленинградом Михаил Сергеевич отчасти поторопился.

— Расскажите, кто придумал идею табличек с упоминанием всех названий.

— В конце 80-х—начале 90-х годов, когда нам не давали возможности возвращать исторические названия, мы приняли решение не терять времени и заниматься просветительской работой — развешивать таблички с историческими названиями. В этом участвовали также Г. Попов и С. Станкевич — они утвердили образец таблички. Во многих городах такая паллиативная форма восстановления исторических названий практикуется, и людям это нравится. Потому что это показывает всю дурь власти, которая по четыре раза порой меняла название. В Москве одним из авторов этого проекта был В.С. Дормидонтов, возглавлявший вначале комиссию по названиям улиц в «демократическом» Моссовете.

— А как вы сейчас оцениваете роль общества в процессе возвращения имен?

— Важно, чтобы люди поддерживали эту идею, но общественное мнение не должно быть главным и решающим. Я в этом уверен, и чем дальше мы идем, тем больше я убеждаюсь в справедливости этого тезиса.

Не стоит решать такие вопросы на площади бюллетенем, не стоит лишний раз опрокидывать политику в географию, и как мы делегируем врачам право лечить людей, а реставраторам — иконы, так же и здесь надо дать специалистам-ученым право заниматься географическими названиями, проводить важную экспертную работу.

— Назовите наиболее яркие примеры первых возвращений исторических названий.

— В 1986 году улице Остоженке вернули историческое название. Это было одно из первых возвращений. Пречистенка, кстати, была возвращена намного позже — до 1992 года она была Кропоткинской. Казалось бы, рядом с Остоженкой, но раньше 1992 года власти не пошли на это. Нам объясняли: Остоженка — да, это историческое название, но не Кропоткинская, понимаете, ведь Кропоткин не большевик, не надо менять название улицы.

«Вы не поняли нашей гениальной задумки!» — и показывает мне на карте: «Вот видите, здесь Лев Толстой, здесь, наверху, — Маяковский, и мы решили соединить площадь Маяковского и улицу Льва Толстого — Шолоховым! Здорово?!»

В 80-е годы было три-четыре возвращения. Рождественка вместо улицы Жданова. В этом приняли активное участие историк Юрий Афанасьев и писатель Юрий Карякин. Ни Карякин, ни Афанасьев не были топонимистами — они выступали за свержение с исторического постамента мрачной личности Жданова, но к этой же идее пришли и ученые, которые считали, что Рождественка — это хороший исторический памятник географии Москвы.

Еще пример. Возвращение названия Зубовской площади. Она потеряла свое историческое название и была названа площадью Шолохова в 1985 году. Покаржевский, будучи секретарем комиссии, в ответ на мой недоуменный вопрос говорил: «Вы не поняли нашей гениальной задумки!» — и показывает мне на карте: «Вот видите, здесь Лев Толстой, здесь, наверху, — Маяковский, и мы решили соединить площадь Маяковского и улицу Льва Толстого — Шолоховым! Здорово?!» Вот таков был уровень научной компетенции фактически руководителя комиссии при Промыслове.

— На какое время пришелся пик переименований — возвращений исторических названий?

— Были точечные переименования, а были пакетные. Пик пришелся на 1990—1993 годы. В 1994 году вышло постановление Лужкова, все эти переименования узаконившее. Но важно отметить, что в какой-то момент тем же Лужковым был наложен негласный мораторий на все процессы, связанные с изменениями названий. Я сам столкнулся с этим, уже работая как эксперт-топонимист в составе комиссии.

— На основании какого законодательного акта проводилась работа по переименованиям?

— В 1991 году при мэре Москвы Г. Попове комиссия при Моссовете была обновлена, и руководил ей В.С. Дормидонтов. Переименования фактически проводились волевым способом — решили власти и ученые, что нужно восстановить, и все. Была разработана внутренняя инструкция, подзаконный акт, а самого закона не было. А мы же учились создавать правовое государство. И вот мы в 1996 году вместе с профессорами В.П. Нерознаком и Е.М. Поспеловым начали работать над этим законом, я стал его третьим соавтором. И в 1997 году закон был принят. Его точное название таково: Закон города Москвы от 8 октября 1997 года № 40-70 «О наименовании территориальных единиц, улиц и станций метрополитена». Это было очень важно еще и потому, что Москва послужила всем примером. Мы закон разработали, Московская городская дума его приняла, и дальше этот закон стал моделью для других городов России. Даже в небольшом городе Выкса Нижегородской области есть теперь свой топонимический закон по аналогии с московским.

— Какие позиции этого закона вы считаете наиболее важными?

— Кто, как и на основании чего должен производить наименование географического объекта, станции метро и территориальной единицы. Какие требования предъявляются к названию (в том числе краткость, удобство, связь с историей); в каких случаях можно производить замену названия. Кстати, по этому закону невозможно переименовать станцию метро «Войковская» — это первое название; нет иного исторического названия, нет измененного статуса объекта и нет одноименности, прописанных законом как условия для замены. Соответственно вы не можете переименовать станцию, хотя она названа в честь цареубийцы (он выписывал ту самую соляную кислоту, в которой пытались растворить тела убиенных детей царской семьи). НЕОБХОДИМО оптимизировать закон. Я эту оптимизацию предлагал, подробно разработал варианты доработки текста закона, но они были положены под сукно. Я думаю, это связано с тем, что в коридорах бывшего Моссовета опять запахло застоем. И я ушел из комиссии.

— А были случаи, когда историческое название так и не было возвращено?

— Немалое количество. Например, Прогонная улица в ВАО, в Преображенском. Этот топоним — памятник истории Москвы. Но в 1925 году улицу переименовали в честь террориста Халтурина из «Народной воли». Да и пресловутыми улицами Восьмого Марта пора бы заняться, как 3-й улицей Августа Бебеля, бывшим Церковным переулком. Кстати, немецкий социал-демократ Август Бебель в Москве даже не бывал, а «память» о нем впечатана аж в три улицы Бебеля в Савеловском районе Москвы. Ну, между прочим, М.И. Калинин, «всесоюзный староста», ни разу не был в Кенигсберге, что не помешало Сталину переименовать его в Калининград — в награду усопшему члену его ближайшего окружения. До сих пор не переименована станция метро «Библиотека имени Ленина», тогда как главная библиотека страны уже с января 1992 года (22 года!) называется Российская государственная библиотека. И никакого Ленина! А название станции метро должно соответствовать названию наземного объекта — так гласит упомянутый мной закон № 40-70! Таких противоречий с законом очень много.

Или, например, город, который я очень люблю, — Старая Русса (Новгородская область); в романе Достоевского «Братья Карамазовы» она стала прототипом Скотопригоньевска. В городе чуть больше 200 названий улиц. Но до сих пор там восстановлено название только одной улицы — Георгиевская, по древнему храму. Город древнее Москвы — а в нем в центре до сих пор и улица Ленина, и Маркса, и Энгельса, и Клары Цеткин, и Свердлова, и пр. А в следующем году ему предстоит официально отмечать тысячелетие… И это патриотизм??

Знаете, что писал Константин Паустовский? Эти слова писателя, помню, очень нравились академику Д.С. Лихачеву: «Названия — это народное поэтическое оформление страны. Они говорят о характере народа, его истории, его склонностях и особенностях быта. Названия нужно уважать. Меняя их в случае крайней необходимости, следует делать это грамотно, со знанием страны и с любовью к ней. В противном случае названия превращаются в словесный мусор, рассадник дурного вкуса и обличают невежество тех, кто их придумывает».

Понравился материал? Помоги сайту!